Гомо пришел в себя и перестал плакать. Верный инстинкт подсказывал ему, что в этих иностранцах он нашел друзей и защитников.
Вальдес спросил его:
— Кто убил твоего отца?
— Какой-то человек… Он пришел ночью… Вошел в хижину…
— В эту хижину? — спросил Вальдес, показывая рукой.
— Да… другой в этих местах нет.
— Откуда пришел этот человек?..
— Я не знаю.
— Это был индеец?
— Нет… испанец.
— Испанец! — воскликнул Жак Хелло.
— Да… И мы поняли его, когда он обратился к нам, — ответил Гомо.
— Чего он хотел?
— Он хотел знать, были ли квивасы в лесах Паримы…
— Какие квивасы? — спросил Вальдес с не меньшей живостью, чем мог бы это сделать его спутник.
— Квивасы Альфаниза, — отвечал Гомо.
Тотчас же Жак Хелло спросил:
— Их видали в этих краях?
— Я не знаю, — ответил мальчик.
— Ты не слыхал, чтобы они показывались на территории?
— Нет.
— Но… ты их встречал когда-нибудь?..
— Да… да!..
Из глаз молодого индейца, черты лица которого выразили ужас, снова потекли слезы.
После целого ряда вопросов, заданных ему Вальдесом, он рассказал, что квивасы со своим атаманом напали на деревню Сан-Сальвадор, расположенную в северной части Сьерра-Паримы, где жила его семья, что они перебили всех жителей, что его мать была убита, а он с отцом, едва успев спастись, нашли себе убежище в этом лесу, где построили хижину и жили вот уже около десяти месяцев.
Что касается присутствия квивасов в стране, то Гомо не мог дать по этому поводу никаких указаний. Ни отец, ни он не знали, появились ли они в окрестностях Ориноко.
— Испанец, который пришел ночью в твою хижину, спрашивал вас об этом? — спросил Вальдес.
— Да… и он пришел в страшный гнев, что мы не могли ничего ему ответить.
— И он остался?
— До утра.
— А потом?
— Он захотел, чтобы мой отец взялся проводить его до Сьерры.
— Твой отец согласился?
— Нет, отказался, так как этот человек не внушал ему доверия.
— И этот человек…
— …ушел один утром, когда убедился, что мы не хотим вести его.
— Значит, он вернулся?
— Да… часа четыре спустя.
— Четыре часа спустя? Почему?
— Он заблудился в лесу и не мог определить местонахождения Сьерры. На этот раз он стал грозить нам револьвером… Он клялся, что убьет нас, если мы откажемся…
— И твой отец должен был…
— Ах… мой отец!.. Мой бедный отец! — ответил молодой индеец. — Испанец схватил его за руку… вытащил из хижины… заставил его идти перед собой… Я шел за ними… Мы шли так около часа. Мой отец, который не хотел быть проводником этого человека, кружил, не желая слишком удаляться… Я хорошо понимал его, так как знаю лес… но в конце концов испанец тоже понял его… Он пришел в бешенство… — стал оскорблять отца ругательствами… снова грозил ему… Мой отец, которого охватил гнев, бросился на испанца… Завязалась борьба, продолжавшаяся недолго… Мой отец был безоружен… Я не мог помочь ему… Раздался выстрел… и он упал, а испанец обратился в бегство… Я поднял отца… Из его груди текла кровь… Он не имел больше сил говорить… Он хотел вернуться в хижину… но смог доползти лишь сюда… и умер!
Охваченный сыновней любовью, которая характеризует туземные племена верхнего Ориноко, мальчик бросился с плачем к телу отца.
Пришлось успокаивать, утешать его и обещать, что его отец будет отомщен, что убийца будет найден, что он заплатит за свое преступление.
При этих словах глаза Гомо сквозь слезы зажглись мстительным огнем Жак Хелло задал ему последний вопрос.
— Ты видел этого человека? — спросил он.
— Да видел… и никогда не забуду его…
— Можешь ли ты нам сказать, как он был одет… его рост… волосы… черты лица…
— Он был одет в куртку и панталоны лодочника.
— Хорошо.
— Волосы у него были очень черные… большая борода… тоже черная…
— Это Жиро! — сказал Жак Хелло.
— Это он! — подтвердил Вальдес.
Тогда они оба предложили Гомо идти с ними.
— Куда? — спросил он.
— К реке, к устью Рио-Торриды, где остановились наши пироги.
— Пироги?.. — переспросил он.
— Разве твой отец и ты не знали, что пришли вчера две фальки?
— Нет… но если бы нас не увел в лес испанец, мы заметили бы вас сегодня утром, на рыбной ловле…
— Так вот, мое дитя, — сказал Жак Хелло, — повторяю тебе вопрос: хочешь идти с нами?
— А вы обещаете мне, что мы будем искать человека, который убил моего отца?..
— Обещаю тебе, что твой отец будет отомщен!
— Я иду за вами.
— Пойдем!..
Все вместе пошли к Ориноко.
Что касается убитого индейца, то решено было не оставлять его на растерзание хищникам. Он принадлежал к племени банивасов из деревни Сан-Сальвадор, население которой было перебито квивасами. Поэтому Жак Хелло предполагал вернуться в хижину после обеда с несколькими гребцами, чтобы похоронить убитого.
Гомо провел их к реке кратчайшим путем, не возвращаясь к хижине, так что через полчаса они были уже в лагере.
Жак Хелло и Вальдес условились ничего не говорить относительно Жиро.
Лучше было умолчать о связи последнего с Альфанизом, что теперь было уже несомненным. Бесполезно было увеличивать беспокойство товарищей, и без того имевших много поводов для тревоги.
Тем не менее тот факт, что испанец знал о родственной связи Жана с полковником Кермором, чрезвычайно осложнял положение. Альфаниз мог узнать об этом и, чтобы отомстить полковнику, захватить его сына.
Правда, — это до известной степени успокаивало — квивасы не появлялись в окрестностях реки. Если бы было иначе, если бы они находились в пределах Сьерра-Паримы, индеец и его сын знали бы об этом. Жак Хелло решил сказать, что испанец после своего бегства поссорился с этим индейцем, который отказался быть его проводником до Санта-Жуаны, и результатом ссоры было убийство.
Все это было внушено Гомо, и он, по-видимому, понял, чего от него хотели, так как глаза его блестели смышленостью.
Как удивились сержант Мартьяль, Жан и Герман Патерн, когда Жак Хелло представил им, вернувшись в лагерь, Гомо и рассказал его историю, как это было условлено!
Все встретили молодого индейца самым радушным образом. Когда Жан узнал, что мальчик теперь сирота, он привлек его к себе и осыпал ласками…
Прибытие Гомо могло быть даже принято за хорошее предзнаменование, так как на вопрос Жана, не знает ли он миссии Санта-Жуана, он ответил:.
— Я знаю ее и несколько раз бывал там с моим отцом.
— Ты проводишь нас туда?
— Да… да! Вы не такие, как этот злой человек, который хотел, чтобы мы были его проводниками…
По знаку Вальдеса Гомо остерегся сказать лишнее. Что касается виновника убийства индейца, то ни Жак Хелло, ни Вальдес после сделанного мальчиком описания не могли сомневаться в том, кто он. А если бы такие сомнения и возникли, то они должны были исчезнуть после того, как обнаружилось, что из каюты «Галлинетты» пропал один револьвер.
Это был револьвер сержанта Мартьяля.
— Украден мой револьвер! — воскликнул он. — Украден этим разбойником, который убил из него несчастного индейца!.. Револьвер, который мне дал полковник!..
Гомо был глубоко тронут оказанным ему вниманием и заботами.
После завтрака были окончены организация лагеря, в котором должны были остаться гребцы пирог, и приготовления к дальнейшему путешествию пассажиров. Разлука предстояла, может быть, долгая…
Между тем Гомо узнал от Жана, какую цель преследовала экспедиция, направляясь в миссию Санта-Жуана.
Его лицо тотчас же омрачилось.
— Вы увидите вашего отца? — спросил он.
— Да, мое дитя!
— Вы увидите его, а я… я никогда уже не увижу моего… никогда!
После полудня Жак Хелло, Герман Патерн и гребцы «Моригпи» покинули лагерь и направились к поляне.
Гомо шел с ними. Жан тоже получил разрешение присоединиться к ним.
Через полчаса достигли того места, где под пальмой лежало тело индейца. Гребцы, захватившие с собой лопаты, вырыли могилу, достаточно глубокую, чтобы ее не могли разрыть хищники.
