– А железный корпус пусть останется мне… – сказал капитан, значительно более мягким тоном.
– Да, и корпус и машина. Согласны?
– Согласен.
И Эндрю Спиди вырвал пачку банкнот из рук Филеаса Фогга, пересчитал их и засунул в карман.
Во время этой сцены Паспарту весь побелел. С Фиксом едва не сделался удар. Около двадцати тысяч фунтов уже истрачено, а этот Фогг ещё отдаёт владельцу судна и корпус и машину, то есть почти всё, что есть ценного в судне! Правда, украденная в банке сумма составляла пятьдесят пять тысяч фунтов!…
– Не удивляйтесь, – сказал мистер Фогг Эндрю Спиди, когда тот спрятал деньги. – Я потеряю двадцать тысяч фунтов стерлингов, если не прибуду в Лондон двадцать первого декабря в восемь часов сорок пять минут вечера. А так как в Нью-Йорке я опоздал на пакетбот, а вы отказались меня везти в Ливерпуль…
– И очень хорошо сделал, пятьдесят тысяч чертей! – воскликнул Эндрю Спиди. – Потому что я заработал по крайней мере сорок тысяч долларов! – Потом он прибавил более спокойным тоном: – Знаете что, капитан…
– Фогг.
– Так вот, капитан Фогг, в вас есть что-то от янки!
После этих слов, которые он считал комплиментом, Эндрю Спиди хотел было удалиться, но Филеас Фогг остановил его:
– Значит, теперь корабль принадлежит мне?
– Конечно, – от киля до клотиков, но, разумеется, только «дерево»!
– Хорошо. Прикажите разобрать все внутренние переборки и топите ими.
Можно себе представить, сколько понадобилось сухого дерева, чтобы поддерживать достаточное давление пара. В этот день ют, рубка, каюты, нижняя палуба – всё ушло в топки.
На другой день, 19 декабря, сожгли рангоут и его запасные части. Снесли мачты и разрубили их топорами. Экипаж-работал с неимоверным рвением. Паспарту рубил, резал, пилил – словом, трудился за десятерых. Словно дух разрушения пронёсся над кораблём.
На следующее утро, 20 декабря, фальшборт и все надводные части судна, а также большая часть палубы были сожжены. «Генриетту» так обкорнали, что та походила на плавучий понтон.
В этот день показался ирландский берег и стал виден маяк Фастенет.
Однако в десять часов вечера судно было ещё лишь на траверсе Квинстауна. Чтобы достичь Лондона, у Филеаса Фогга оставалось в распоряжении только двадцать четыре часа. Между тем за это время «Генриетта» могла дойти лишь до Ливерпуля, даже идя на всех парах. А у отважного джентльмена уже нечем было поддерживать пары!
– Мне вас вправду жаль, сударь, – сказал капитан Спиди, заинтересовавшийся, наконец, планами мистера Фогга. – Всё против вас! Мы ещё только у Квинстауна.
– А! – заметил мистер Фогг. – Так это видны его огни?
– Да.
– Можем мы войти в гавань?
– Не раньше, чем через три часа: только во время прилива.
– Что ж, подождём, – спокойно ответил мистер Фогг. По его лицу нельзя было заметить, что он намерен предпринять ещё последнее усилие в борьбе с враждебной судьбой!
Квинстаун – небольшой порт на ирландском побережье, в котором трансатлантические пароходы сгружают почту из Соединённых Штатов, откуда она курьерскими поездами доставляется в Дублин, а затем на быстроходных судах перевозится в Ливерпуль, опережая таким образом на двенадцать часов самые быстроходные пакетботы океанских компаний.
Эти-то двенадцать часов, которые выгадывает таким способом американская почта, хотел выгадать и Филеас Фогг. Вместо того чтобы прибыть на «Генриетте» в Ливерпуль на следующий день вечером, он намеревался попасть туда в полдень и, следовательно, приехать в Лондон до восьми часов сорока пяти минут вечера.
Около часу ночи, во время прилива, «Генриетта» вошла в порт Квинстаун, и Филеас Фогг обменялся крепким рукопожатием с капитаном Спиди, который остался на своём ободранном судне, всё же стоившем по крайней мере половину той суммы, которую он за него уже получил.
Пассажиры высадились на берег. В эту минуту Фикс испытывал сильнейшее желание арестовать мистера Фогга. Однако он этого не сделал! Почему? Какая борьба происходила в нём? Переменилось ли его мнение о мистере Фогге? Понял ли он, наконец, что ошибся? Так или иначе, но Фикс не расстался с нашим джентльменом. Вместе с ним, миссис Аудой и Паспарту, который ещё не успел отдышаться, он в половине второго ночи сел в Квинстауне в поезд, прибыл на рассвете в Дублин и тотчас пересел вместе со всеми на один из почтовых пароходов, настоящий стальной таран, который был снабжён настолько сильной машиной, что мог пренебрегать волнами и прорезывал их насквозь.
Без двадцати минут двенадцать 21 декабря Филеас Фогг был на Ливерпульской набережной. Он находился всего в шести часах от Лондона.
В эту минуту к нему подошёл Фикс, положил ему руку на плечо и предъявил свои полномочия.
– Вы – господин Филеас Фогг?
– Да, сударь.
– Именем королевы вы арестованы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ,
Филеас Фогг находился в тюрьме. Его заперли в полицейский пост при ливерпульской таможне, где он должен был провести ночь в ожидании перевода в Лондон.
В момент ареста Паспарту хотел броситься на сыщика, но его удержали полисмены. Миссис Ауда, подавленная грубостью всего случившегося и ни о чём не знавшая, ничего не могла понять. Паспарту объяснил ей, в чём дело. Мистер Фогг, этот честный и храбрый джентльмен, которому она была обязана жизнью, арестован как вор! Молодая женщина протестовала против подобного предположения, она возмущалась, плакала, видя, что ничего не может сделать, ничего предпринять для спасения своего спасителя.
Что касается Фикса, то он арестовал нашего джентльмена, ибо этого требовал его долг – всё равно, виновен ли тот, или нет. Правосудие разберётся.
Ужасная мысль пришла тогда в голову Паспарту: мысль, что он один виновен в случившемся! В самом деле, зачем он скрыл от мистера Фогга всю эту историю? Почему, узнав, кто такой Фикс и какую цель он преследует, не предупредил о том своего господина? Зная об этом заранее, Филеас Фогг сумел бы представить Фиксу доказательства своей невиновности; он уж, конечно, разъяснил бы ему заблуждение и во всяком случае не возил бы с собою и за свой счёт этого проклятого сыщика, первой заботой которого было арестовать мистера Фогга, едва они оба ступили на землю Соединённого королевства. Размышляя о своей беспечности и неосмотрительности, бедный малый испытывал невыносимые угрызения совести. Он плакал, на него было жалко смотреть. Он готов был разбить себе голову!
Несмотря на холод, миссис Ауда и Паспарту остались у подъезда таможни. Ни он, ни она не хотели покидать этого места. Они хотели ещё раз увидеть мистера Фогга.
