Но под этой радужной оболочкой в ямайской идиллии можно было отыскать серьезные недостатки. Изрезанные горы были слишком крутыми и лесистыми для земледелия, и потому возделанные земли сосредоточивались в низинах у побережий. В этих низинах порой было адски жарко. Горы не допускали к ним дождь, так что в неудачные годы случались ужасные засухи. Девственная почва с трудом поддавалась плугу; между разными низинными участками было очень трудно поддерживать связь; непривычные к жаре жители Северной Европы быстро узнавали, сколь тяжела душная летняя жара на равнинах. Кроме того, их донимали местные болезни, в особенности малярия и желтая лихорадка, — в те дни их обычно называли водянкой и горячкой. Эти заболевания отягощались склонностью поселенцев к пьянству и невоздержанности. В равной мере важно было знать и использовать местные особенности острова: на каком-нибудь участке в горах могло выпадать до девяноста дюймов осадков в год, в то время как на долину всего в десяти милях от него выпадало меньше пяти дюймов. Были местности, ловившие так много солнца, что посевы там созревали рано, и фрукты были готовы к сбору, когда в других местах до сбора урожая оставалось еще несколько месяцев. Были места, отлично подходившие для ананасов, зато кассава там не приживалась. В иных областях насекомые-вредители уничтожали все цитрусовые сады, зато там отменно рос сахарный тростник. Все это было очень сложно, и если Ямайка в самом деле была земным раем, то, чтобы воспользоваться его дарами, требовались особые знания и большой опыт.
Однако в качестве цели для следующей атаки комиссары не могли сделать лучшего выбора. После полученного на Эспаньоле отпора Ямайка становилась утешительным призом, при этом достаточно ценным. «Земля воды и лесов», как якобы называли Ямайку караибы, лежала в подбрюшье жирной дуги испанских Антил и стала бы превосходной базой для морских сил, которые могли бы грабить испанские колонии и Серебряный флот. Остров этот не давал Кромвелю рудников и богатых плантаций, на которые тот рассчитывал, но, захватив Ямайку, англичане одним прыжком передвигались на тысячу миль к западу: от шаткой позиции на окраине Антильских островов к суше в самом средоточии Карибского моря. Итак, с точки зрения стратегии Ямайка была, возможно, самым важным из Карибских островов…
А Испания ею пренебрегала. Будучи меньше близлежащих Кубы и Эспаньолы, она оказалась Золушкой, обделенной деньгами и вниманием, уходившими из метрополии в крупнейшие испанские колонии. С давних времен, когда испанские поселенцы с энтузиазмом колонизировали Ямайку, многие из семейств первых колонистов переселились на американский материк, предоставлявший больше возможностей. К 1655 году остров снова превратился в глухомань. Его обнищавшее население насчитывало не более 2500 душ, и все они сосредоточились или в Вилья-де-ла-Веге (иначе Сант-Яго-де-ла-Вега, позднее переименован англичанами в Спэниш-таун — испанский город), единственном городке на острове, или вокруг него. Людей не хватало даже для того, чтобы полностью использовать агрикультурный потенциал острова. Теоретически низины были поделены между испанскими землевладельцами, но те столь мало заботились о своих полуфеодальных владениях, что предоставили их дикому скоту и быкобоям. Шкипер Уистлер, как обычно, ухватил самую суть, записав, что Ямайка «может стать одним из богатейших мест в мире; испанцы называют ее садом Индии. Но скажу вот что — садовники очень плохи, потому что пожинают немногим больше того, что растет само».
В действительности испанские колонисты на Ямайке столкнулись с любопытной проблемой. Потомки Колумба доказывали в суде, что его католическое величество даровал Ямайку Колумбу в личное владение, и, как таковое, она должна перейти к его потомкам. Это небывалое требование, основанное на сомнительных основаниях, вызвало такое смятение, что поселенцы никогда толком не знали, проживают ли они на землях испанской короны или в имении Колумбовых потомков. В проникнутой сутяжничеством атмосфере испанской колониальной политики такая двойственность отпугивала всех фермеров, кроме самых больших оптимистов. Спустя 161 год после того, как Колумб объявил остров владениями Фердинанда и Изабеллы, колония столь обеднела, что английские захватчики с трудом отличали ее богатейших плантаторов от беднейших работников. Ни те ни другие не знали роскоши. Все одевались в рабочую одежду, питались одной и той же однообразной пищей и жили в убогих одноэтажных домиках, выстроенных из забитых в землю столбов, обмазанных засохшей известкой. Многие семьи колонистов практиковали внутрисемейные браки, и очень немногие из них были достаточно богаты, чтобы содержать много рабов. После века с лишним тяжких трудов испанские колонисты все еще жили в постоянной борьбе за существование, с трудом перебиваясь на ежегодном доходе от шкур, лярда, сала и пряностей и с надеждой дожидаясь тех времен, когда Совет Индий решит всерьез заняться их островом. Главным событием года становился приход корабля из Испании, доставлявшего новости с родины, мануфактуру, да иной раз — новых правительственных чиновников. В остальном Ямайка существовала словно на другой стороне земли, настолько она была оторвана от мира и забыта. Вилья-де-ла-Вега, располагавшийся всего в шести милях от огромной естественной гавани, где позже был построен Кингстон, уныло примостился на самом краешке Ямайки, и большинство испанцев больше жались к берегу, в котором видели единственную связь с внешним миром, чем устремлялись к нетронутым внутренним частям острова.
Пенн и Венейблс были в некоторой степени осведомлены о состоянии Ямайки. Английские корабли часто кренговались в ее укромных бухтах, а испанские поселенцы только радовались появлению английских контрабандистов, снабжавших островитян товарами, которые Испания либо забывала присылать, либо продавала по непомерным ценам. Кроме того, двенадцать лет назад большой отряд английских каперов дерзко высадился на остров, захватил Вилья-де-ла-Вегу и удерживал до получения выкупа. Несколько участников того рейда были в числе моряков Пенна и могли посоветовать комиссарам, как лучше захватить испанские позиции. Честно говоря, испанцы на Ямайке свели столь печальное знакомство с пиратами и прочими хищниками, что у них выработалось здоровое уважение к налетчикам всякого сорта. Они знали, что их укрепления долго не продержатся, и при первом появлении вражеских парусов на горизонте обычно смирялись с неизбежностью. Они грузили свое добро на телеги, забирали семьи и бежали в горы, чтобы переждать, пока грабители уйдут восвояси. Такова же была их первая реакция, когда 9 мая 1655 года испанские часовые на дозорной башне сообщили о мощном английском флоте, направлявшемся прямо к якорной стоянке.
