Не мне судить, насколько Артур Познански прав в своих расчетах, но, согласитесь, впечатляет!
Наконец, он же сделал вывод о том, что на самом деле существуют два Тиауанако — один наземный, видимый глазу и второй — подземный.
Значит, недаром мы с Бобом обратили внимание на странные ходы, ведущие вглубь земли. Что там, в подземных камерах, не знает пока никто.
46
Набегавшись за два дня по развалинам всласть и наслушавшись от археологов самых фантастических версий, мы с Бобом наконец решили, что пора и закругляться. А потому обратились к Эриху, чтобы он посоветовал, как нам легче добраться от Тиауанаку до Пуно. Нам повезло. Немец как раз собирался отправить собственный джип домой к фрау за какими-то важными расчетами, которые, как выяснилось на месте, он забыл в своем письменном столе. Оставалось только подождать, пока Эрих закончит послание к Грете.
Ждать пришлось часа полтора, потому что свои письма домой, которые Эрих писал жене регулярно, он в будущем планировал опубликовать в виде книги. Поэтому каждое новое письмо должно было стать следующей главой, где подробно излагается весь ход работ на раскопках.
Выходит, нам еще повезло. Обычно, как мы поняли, письма бывают гораздо длиннее, поскольку жизнь Эриха подчинена очень жесткому графику: месяц работы в поле на раскопках, а потом неделя домашнего отдыха. И так уже несколько лет подряд. Вот и приходится писать жене не письма, а целые брошюры. Если учесть, что Эрих и фрау Грета планируют остаться на берегах Титикаки до конца своих дней, на основе этих писем наверняка будет выпущено многотомное издание.
Водитель джипа, боливиец, точно так же, как и мы, совершенно равнодушно отнесся к очередному нарушению границы, и довольно скоро мы уже стучали в дверь домика с розами.
Навстречу нам вышла фрау, держа на руках, как нам показалось вначале, упитанного рыжего кота с розовым бантом на шее. Лишь всмотревшись внимательно, мы с трудом узнали в мещанском коте нашего мужественного крысолова. Он уже был совершенно здоров, но нельзя сказать, чтобы очень нам обрадовался. Всего лишь пара дней на руках у заботливой фрау Греты, и оказалось, что наш английский джентльмен — задира и драчун, профессиональный борец со всяческой нечистью — неравнодушен к домашнему теплу и буржуазному комфорту.
Как только мы остались в комнате одни, я брезгливо снял с терьера розовый бант и попытался внушить ему мысль, что это не тот наряд, в котором ходят джентльмены. Мачо Боб выразился еще откровеннее, но наши слова не произвели на пса ни малейшего впечатления. Едва мы вышли из комнаты в гостиную, крысолов тут же бросился в объятия немки. Мы с Бобом переглянулись и поняли, что пора срочно съезжать, а то и мы, глядишь, скоро окажемся в розовой пижаме.
Боб, чертыхаясь от всего увиденного, отправился на вокзал за билетами, а я начал собирать вещи.
Когда мы уходили, фрау вежливо пожала руку Бобу, улыбнулась на прощание мне и долго тискала Джерри. По дороге на вокзал терьер, которого снова взяли на поводок, был сумрачен. Дорожные хлопоты и сухой паек его явно не привлекали.
«Будем перевоспитывать», — таково было наше общее с Бобом заключение. Если индеец с трудом переносил возле себя задиристого крысолова, то уж рыжую кошку с розовым бантом он бы тут же, не задумываясь, выбросил с террасы «Исследователя Анд», на который мы снова погрузились.
Обратный путь до Куско мало чем отличался от нашей дороги в Пуно. Разве что вместо японских туристов нам теперь в попутчики досталась полупьяная компания американцев, с одним из которых Боб чуть не подрался. Что и понятно. Во-первых, Боб американцев вообще терпеть не может, а во-вторых, этот пьяный ковбой решил почему-то рассказать моему товарищу о том, как он прекрасно делает бизнес, содержа казино в одной из индейских резерваций. Ну а слова «индейская резервация» для Боба вполне достаточный повод, чтобы пустить в ход кулаки. К счастью, мне удалось отвлечь американца и увести его к приятелям, где он снова переключился на виски.
В Куско мы устроились на старом месте, а Боб тут же побежал, взяв у меня денег, выкупать из автомастерской «девочку». Через полчаса он уже победно гудел во дворе. «Тойота» блестела, мотор работал как часы, и всем нам уже хотелось назад в Лиму.
Оживился даже Джерри. Всю дорогу в поезде он был задумчив и мечтателен, но в конце концов до него дошло, что он расстался с фрау Гретой и ее теплой грудью навсегда. Увидев родную «тойоту», он встряхнулся и резво заскочил на заднее сиденье.
Честно говоря, мы и сами очень хотели сразу же отправиться в путь, но день клонился к вечеру, а выезжать из Куско на сложную горную трассу в темноте было глупо. Решили выехать с рассветом, еще до завтрака, отмахать километров пятьдесят, а потом уже остановиться на привал.
Боб обещал сварить нам на завтрак бобы с тушенкой, да еще черный кофе, и это почему-то нас с Джерри необычайно вдохновило.
Укладываясь в пансионе на ночлег, мы уже ждали новых приключений с детским нетерпением. Даже терьер заснул далеко не сразу, а долго принюхивался ко мне, прежде чем по привычке уткнуться в мое ухо.
Понятно. Я все-таки не фрау Грета.
47
Путь в Лиму через Аякучо, Уанкайо и Чосику был, конечно, труден, но дорога назад мне почему-то всегда кажется легче, хотя на самом деле все те же перевалы — только в обратном порядке — вызывали все ту же мигрень.
Однако я буквально умолил Боба сделать крюк, свернуть с маршрута и заехать в небольшой поселок, где расположился один из местных горнодобывающих комбинатов. Несколько лет назад я побывал здесь с группой журналистов и сошелся с веселым парнем — одним из управляющих всем этим немалым хозяйством. Игнасио когда-то закончил горный институт у нас в провинции и страшно был рад поговорить со мной на ломаном русском.
Несмотря на советское образование, карьеру в этой многонациональной компании, кому только не принадлежавшей, он сделал удивительно быстро. Видимо, действительно учили его неплохо, да и прекрасный английский, конечно, помог. Игнасио провел нас тогда в святая святых комбината — туда, где среди прочих металлов выплавляют и немного золота. Вообще-то золото было для комбината, так сказать, побочной продукцией. Здесь, как шутил Игнасио, добывают половину таблицы Менделеева.
Он же, помню, очень любопытно рассказывал о том, сколько золота утекло во времена господства испанцев в королевскую казну. По его мнению, перуанское и мексиканское золото поступало в Западную Европу в те времена в таких количествах, что именно оно способствовало развитию европейской экономики, а затем и расцвету культуры. То есть это Латинская Америка на своих плечах подняла Европу.