Ферма представляла собой плантации вкусных растений. Ананасы (впервые увидел, как они растут: как капуста, торчат на грядках!), кокосы, манго, папайя и какие-то непонятные фрукты величиной с арбуз, пупырчатые и жёсткие на ощупь (эти фрукты росли на деревьях). Я спросил разрешения и сорвал один ананас, затем залез на манговое дерево и сорвал несколько незрелых манго. Фермеры куда-то ушли и исчезли из моего поля зрения, растворившись в огородах, а я сорвал ещё один большой непонятный фрукт с дерева.
Двое рабочих неподалёку расталкивали застрявший трактор. Я присоединился к ним.
— Это что, тоже съедобно? — спросил я у одного из них.
— Конечно! — отвечали они, удивляясь на меня, как на дикого туземца (сперва сорвал ананас, потом набрал незрелых манго и папайя, да и этот фрукт, и ещё и не знает, что с ними делать!)
Я покинул ферму и вернулся на трассу, отвергнув предложения о ночлеге.
Зелёный странный фрукт пришлось выбросить — ничего съедобного в нём не было видно, а более подробно спрашивать, как его есть, я постеснялся (совсем примут за дикаря!). Только вылез на трассу — застопился грузовичок до самой Килвы!
Водитель взял меня в кабину (несмотря на то, что основная куча пассажиров находилась в кузове), и мы поехали на юг в наступающих сумерках, замечая уже не глазами, а телом, что дорога превратилась из асфальтовой в грунтовую.
* * *
Я люблю каждую страну, но каждую — своей особой любовью. Сегодня я опять почувствовал себя принадлежащим к огромной, всемирной семье людей.
Учёные предполагают, что именно здесь, в Танзании, с её тёплым и вкусным климатом, впервые зародился человек. По крайней мере здесь обнаружили остатки совсем доисторического человека. Древним людям здесь так понравилось, что они выжили и расплодились впоследствии по всему земному шару.
В закате и в наступившей быстро темноте, навстречу нашему грузовику попадались разные люди, целые толпы людей. Велосипедисты, водоносы, женщины с корзинами на головах… И ведь спокойные какие эти танзанийцы! В Эфиопии бы заю-юкали сразу, увидев идущего или даже проезжающего мимо белого мистера.
В деревнях лежали большие груды зелёного фрукта, типа недавно выброшеного мною. Я не утерпел и спросил у водителя метод употребления этого фрукта.
Водитель остановился, приобрёл фрукт, и мы поехали далее, разъедая его.
Всё оказалось просто — фрукт надлежало сначала разрезать на четыре или более частей; внутри, под толстой, твёрдой шкуркой находилась сочная мякоть, что-то среднее между апельсиновой и ананасной. В этой мякоти содержались большие, сантиметра в полтора, толстые косточки.
Ощущая грунтовую, неторопливую дорогу, я думал, что до Килве мы будем ехать целую ночь. Но оказалось иначе — мы достигли некоторой деревни, где грузовик остановился на ночлег. Мне объяснили, что в этой деревне протекает река Руфиджи, через которую нет моста, а паром работает только в светлое время суток.
Вокруг скопилось ещё с десяток машин, а на противоположном берегу, казалось, и более. Я вылез. Деревня сия, окружавшая нас, при ближайшем рассмотрении оказалась торговым базаром, предоставлявшим в ночное время питательные услуги водителям, застрявшим у реки. Многочисленные лавки были освещаемы масляными коптилками и, изредка, светом фар новоподъезжающих машин. Водитель и его друзья, ехавшие в кабине, позвали меня на ужин и плотно накормили рисом с курицей, именуемой в Танзании "куку".
Собираясь ночевать, я поставил свою палатку прямо у торгового навеса на главной и единственной улице этой деревни. Всю ночь люди ходили мимо меня, разговаривали и шумели, но это не мешало мне спать.
10 ноября 2001, пятница. Дорога на Линди
Утром, как только солнце озарило окрестности, я собрал свою палатку, но паром и водители ещё не проснулись. Только в семь утра началось медленное движение грузовиков, которые, как бы потягиваясь после ночного сна, подползали к перевозу. Водитель дал мне монетку в 100 шиллингов:
— Закон этого парома такой, что в машине может ехать только один водитель. Все остальные люди должны заходить на паром пешком, покупая билет за 100 шиллингов. Возьми.
Я так и сделал, и, приобретя билет, переправился на другой берег, где в грузовик подсели и все наши вчерашние пассажиры. Интересно, если бы моей целью был спортивный автостоп, является ли это спортивным или неспортивным поведением? Наверное, наш друг В.Шарлаев избежал бы платного парома и переправился бы через речку заранее на «нерейсовой» лодке-долблёнке, которые сновали по реке в изобилии.
Мы ехали целое утро. Узкая песчаная дорога шла извилисто, а по сторонам её росли манговые деревья, все усыпанные плодами. Опять, как и вчера, вдоль дороги попадались люди, люди, люди, несущие корзины с фруктами, канистры с водой и другие ценные предметы. Наконец, достигли некоего поворота: водитель уходил с трассы налево, в Килву.
Мы тепло попрощались, я приобрёл на перекрёстке несколько бананов и тут же — о чудо! — стоял, поджидая пассажиров, следующий грузовик на юг. Нехорошо, что я с бананами, надо теперь вежливо предупредить о своей безденежности. Подбегаю к водителю с бананом наперевес.
— Здравствуйте! Угощайтесь бананом! Куда вы едете?
— В Мтвару, — отвечал водитель.
— О, как хорошо! — отвечал я. — Довезите меня, пожалуйста, до Линди! Только платить нечем, у меня есть деньги только на бананы! — предупредил я.
Водитель улыбнулся, я залез в кузов и вскоре грузовик тронулся, увозя меня и ещё каких-то женщин, сидящих в кузове на мешках.
* * *
Грузовик оказался очень шустрым. Мы ехали почти без остановок — только если кому-то надо было выйти или, наоборот, садился новый пассажир. В один из таких моментов машину окружили дети, протягивающие нам красивые корзинки, сплетённые из листьев. В каждой корзинке было килограмма полтора небольших спелых манго.
— Миа, миа, миа, миа! — кричали они наперебой, пытаясь продать сии комплекты всего лишь за миа (100) шиллингов. Но желающих не находилось.
— Хамсини, — проворчала толстая тётка, сидящая рядом со мной. И, о чудо, цена сразу упала до хамсини (50) шиллингов. Пассажиры обзавелись сими небывало дешёвыми фруктами и в пути угощали меня ими.
"Вот так оно и начинается, — думал я, вспоминая улетевших из Аддис-Абебы товарищей, — немытыми руками немытые манго, а потом…"
Местность была заселена. То и дело попадались деревни и целые посёлки, причём в каждом населённом пункте была церковь, а чаще несколько.
Большие, капитальные церкви выглядели довольно запущено. Я предположил, что в далёкие 1950-60-70-е годы деятели Ватикана собрали некую большую сумму на просветительскую и миссионерскую работу в странах Африки, и на всю эту сумму понастроили шикарных каменных и бетонных церквей. Но дальше дело хистианизации не пошло, церкви сии не пользуются спросом. Мечетей здесь значительно меньше, и не такие роскошные, но видно, что все они посещаются, все "в работе".
