— Опять? Ты опять говоришь о вещах...
— В которых я ничего не понимаю. Может быть, и так! Будем откровенны... если я и ничего не понимаю, то я прекрасно вижу. Ты напрасно пытаешься скрыть чувство, которое не имеет ни малейшего отношения к твоей научной миссии... и которое я нахожу, впрочем, вполне естественным!
— Ты прав, мой друг, — ответил Жак прерывающимся от волнения голосом, — я люблю эту девушку, я восхищаюсь ее мужеством... что удивительного в том, что симпатия, которую она мне внушала вначале, превратилась... Да! Я люблю ее! И ни за что ее не покину! Я весь во власти своего чувства и я не знаю, чем все это кончится.
— Хорошо, — ответил Жермен Патерн.
Он ничего больше не добавил к этому краткому восклицанию, но Жаку этого было довольно, и он с благодарностью сжал руку друга.
Из всего вышесказанного можно заключить, что течение Кунукунумы вполне может остаться неисследованным и на обратном пути. А жаль, так как эта река, устье которой имеет не меньше двухсот метров в ширину, орошает богатый и живописный край.
На следующий день «Гальинета» и «Мориче» снова отправились в путь и прошли мимо Касикьяре, уделив ей не больше внимания, чем Кунукунуме. А ведь Касикьяре — один из крупнейших притоков Ориноко. Как установили два исследователя, Гумбольдт и Солано, Риу-Негру и Касикьяре соединяют бассейн Ориноко с бассейном Амазонки.
В 1725 году португалец Мораинш прошел по Риу-Негру до ее слияния с Гуайнией ниже Сан-Габриэля, затем по Гуайнии до Сан-Карлоса, а оттуда спустился по Касикьяре и вышел в Ориноко, проделав таким образом огромный путь по территории Бразилии и Венесуэлы.
Касикьяре, вне сомнения, заслуживала внимания исследователей, хотя ширина ее в этой части и не превышает сорока метров. Но пироги, не задерживаясь, продолжали плыть вверх по течению.
Рельеф правого берега здесь весьма разнообразен. На горизонте вырисовывается заросшая непроходимыми лесами горная цепь Дуида, а холмы Гуарако круто спускаются к воде, позволяя взору блуждать по просторам льяносов, по которым, прихотливо извиваясь, несет свои воды Касикьяре.
Ветер был слабым, и лодки медленно продвигались вперед, с трудом преодолевая течение, когда Жан заметил очень плотное облако, такое низкое, что оно почти касалось краями земли. Парчаль и Вальдес внимательно всматривались в это облако, тяжелые и густые клубы которого постепенно приближались к берегу. Хоррес, стоя на носу «Гальинеты», смотрел в том же направлении, пытаясь понять, что это такое.
— Это облако пыли, — сказал Вальдес.
Парчаль с ним согласился.
— Кто же может поднимать такую пыль? — спросил сержант Марсьяль.
— Вероятно, какое-нибудь стадо, — ответил Парчаль.
— Ну тогда оно должно быть очень большим, — заметил Жермен Патерн.
— Очень! — согласился Вальдес.
Облако стремительно приближалось к реке, и в образовывающихся время от времени просветах мелькали какие-то красноватые фигуры.
— Может быть, это банды кива? — воскликнул Жак Эллок.
— Тогда на всякий случай лучше отойти к другому берегу, — сказал Парчаль.
— Да, на всякий случай, — отозвался Вальдес, — и не медля ни секунды.
Тотчас же все принялись за дело. Спустили паруса, чтобы они не мешали пирогам двигаться по диагонали, и матросы, налегая на весла, направили лодки к противоположному берегу.
Хоррес тоже внимательно посмотрел на облако, а затем взялся за весла, не выказывая ни малейшего волнения.
В отличие от испанца, пассажиры были весьма встревожены возможной встречей с Альфанисом и его безжалостной бандой. Но поскольку у индейцев вряд ли имелись лодки, чтобы перебраться на другой берег, то пассажиры могли некоторое время чувствовать себя в безопасности.
Вальдес и Парчаль привязали пироги к большим пням на берегу, а пассажиры замерли с оружием в руках, готовые отразить атаку. Пули их карабинов вполне могли преодолеть триста метров, отделяющие пироги от противоположного берега.
Ждать пришлось недолго. Облака пыли клубились уже метрах в двадцати от реки. Оттуда доносились крики, а точнее мычание. Ошибиться было невозможно.
— Слава Богу, нам нечего бояться! — воскликнул Вальдес. — Это просто стадо быков.
— Вальдес прав, — подтвердил Парчаль, — несколько тысяч быков подняли всю эту пыль...
— И весь этот шум, — добавил сержант Марсьяль.
Действительно, оглушительный рев несся из живой волны, катившейся по поверхности льяносов.
Жан, которому очень хотелось видеть, как стадо будет переплывать Ориноко, вышел из-под навеса, куда он скрылся, уступив настоятельным просьбам Жака Эллока.
Подобные миграции[121] быков — не редкость на территории Венесуэлы. Владельцы животных вынуждены мириться с этим явлением. Когда кончается сезон дождей и трава на возвышенностях пересыхает, животных перегоняют на покрытые пышной растительностью заливные луга, где они находят сочную и обильную пищу. Если же при переходе с одного пастбища на другое на пути встречаются реки, животные вплавь перебираются на другой берег.
Жаку Эллоку и его спутникам предоставлялась возможность, ничем не рискуя, наблюдать за переправой нескольких тысяч быков.
У берега животные остановились. Задние ряды напирали на передних, которые не решались войти в воду. Наконец они двинулись за идущим впереди «кабестеро».
— Его можно назвать капитаном флотилии, — сказал Вальдес. — Сидя на лошади, он входит в реку, и животные следуют за ним.
Действительно этот «кабестеро» прыгнул с берега в воду. Следовавшие за ним пастухи, затянув что-то вроде дикого гимна или походной песни со стройным ритмом, тоже бросились вплавь. Стадо последовало за ними и поплыло, так что над водой виднелись только яростно фыркающие морды, увенчанные изогнутыми рогами. Несмотря на быстрое течение, стадо легко доплыло до середины реки, и можно было надеяться, что благодаря мастерству капитана и пастухов переправа закончится благополучно.
Увы!
Внезапно быки, многие из которых были еще метрах в двадцати от правого берега, пришли в волнение. В тот же момент вопли пастухов смешались с ревом животных. Казалось, какой-то необъяснимый ужас овладел всем стадом.
— Карибы... карибы! — закричали матросы «Мориче» и «Гальинеты».
— Карибы? — переспросил Жак Эллок.
— Да! — воскликнул Жермен Патерн. — Карибы и парайо.
Действительно, стадо наткнулось на косяк электрических угрей[122], которыми кишат венесуэльские реки. Пораженные мощными разрядами этих живых «лейденских банок», быки на мгновение замирали, а потом опрокидывались на бок, судорожно дергая ногами.
