Э. Хемингуэй использовал для названия повести.
Здесь при Булл-Ран генерал Джексон заслужил свое прозвище. В критические минуты сражения он призвал своих солдат стоять, как каменная стена…
Случайная, можно сказать, смерть. Генерал ночью верхом возвращался из разведки. Свои подстрелили, из боевого охранения. Еще двадцать дней Джексон Каменная Стена был жив и мечтал в бреду перед смертью: отдохнуть за рекой в тени деревьев…
Здесь много военных захоронений – на городских кладбищах и специальных, военных мемориалах. Вот Братское кладбище южан – столбики с названиями отдельных штатов: Теннесси, Луизиана… другие, флажки конфедератов…
Через дорогу кладбище северян. 258
ХАРПЕРС ФЕРРИ. Америка полна красот. Но если связать воедино географию с историей, более значительное место, чем городок Харперс-Ферри, трудно отыскать. Ферри – паром. Харпер – фамилия паромщика. Дом мистера Харпера сохранился и почитается.
В далекие времена Александр Гамильтон – один из отцов-основателей США взабрался на олну из местных гор, устроился на камне и долго сидел, зачарованный открывшейся панорамой. Теперь этот эпохальный камень – место для памятного фотографирования. А чуть выше – старое кладбище. Внизу остатки старой церкви (действующая церковь под ней). Можно представить, как похоронная процессия взбиралась на эту гору сто лет назад… двести… более… Вид отсюда – оправдание прожитой жизни, ее итог. Земля и вода в союзе царств – земного и небесного. Стиснутое горами слияние могучих рек: Потомака и Шенандоа, руины старого моста, упрямо выстаивавшие поперек течения, каменные стены с ниткой дороги и мечущимися по ней автомобилями, горловина железнодорожного туннеля, новые мосты. Трудно всё разом охватить. Хорошо, что осень, сквозь облетевшие деревья далеко видно.
Старое кладбище в Харсперс Ферри. Город внизу, у подножия горы.
Разливы рек около ста лет назад съели прибрежную часть города. Немного осталось от здания арсенала. Джордж Вашингтон учредил его в конце восемнадцатого столетия и тем самым лишил Харперс-Ферри провинциальной тишины. Первым ее нарушил Джон Браун, человек-легенда, проповедник, учивший, что Господь создал людей равными, и чернокожие – не исключение. Человек, понимавший Библию, как прямое указание к действию. Четырнадцать белых и трое черных проникли в город, захватили арсенал, чтобы вооружить будущую армию. Генерал Армии освобождения от рабства – так себя называл Браун. Единственного часового легко убрали, арсенал открыли… а дальше начались неприятности. Местные черные категорически отказались бунтовать. Налетчики остановили поезд, следующий в Балтимор, в суматохе убили поездного носильщика – черного, будто в насмешку. Провели экспроприацию (как положено революционерам) в ближайших домах. В общем, подняли шум. К городку стало стягиваться поднятое по тревоге белое ополчение. Ждали подхода армии. Еще можно было уйти, вернуться на свободную (от рабства) канадскую территорию. Но Джон Браун взял заложников, заложники проголодались, а Браун обещал их кормить, и вместо того, чтобы отступить, послал своих людей за провизией. Тут подоспела армия во главе с полковником Ли – будущим генералом и командующим армии южан. Мятежники забаррикадировались в здании арсенала и на предложение сдаться отвечали ружейным огнем. Когда терпение полковника Ли лопнуло, он приказал сокрушить двери арсенала тараном. Ворвавшиеся солдаты перекололи мятежников штыками. Два сына Брауна погибли при штурме, третьему удалось бежать, сам Джон Браун был захвачен раненым.
Его судили по закону, с адвокатами и обвинителем и приговорили к повешению. От исповеди Браун отказался, он не признавал священников, сочетающих служение Богу с оправданием рабства. Офицер, охранявший пленника и конвоировавший его на казнь, оставил о Джоне Брауне уважительные воспоминания.
Держался Джон Браун достойно. Но был ли он полностью готов к смерти? – Этот вопрос мемуарист оставляет открытым… И правда, откуда жандарму знать.
По закону, обвиняемый мог вести переписку, Джон Браун каждый день отправлял письма в газеты аболиционистского севера. Там их публиковали, как сенсацию. Общественное мнение было взбудоражено. В день казни Джона Брауна звонили все колокола севера, и шла ружейная пальба в его честь. До Гражданской войны оставалось меньше двух лет. Песня Тело Джона Брауна стала гимном армии северян (янки).
Иначе развернулись события во время Гражданской войны. Город занимали северяне, командовал гарнизоном полковник, сосланный сюда за пьянство. Командовавший южанами генерал Ли решил завладеть арсеналом и отправил в Харперс Ферри Джексона Каменная Стена. Тот действовал решительно. Нерадивый полковник не укрепил высоты над городом, южане сбросили оттуда неопытных нью-йоркских новобранцев и развернули пушки на город. Судьба Харперс-Ферри была решена. Полковник объявил капитуляцию и ударился в запой, офицеры напрасно призывали его сражаться, и, в конце концов, присоединились к общему веселью. В пьяного полковника попала случайная пуля, он скончался от кровопотери, и город пал.
Каменная Стена въезжал в Харперс-Ферри, а на обочинах дороги толпились разоруженные янки и уважительно рассматривали генерала. Тут Джексона догнал приказ генерала Ли. Северяне обнаружили Секретный план (смотри выше) конфедератов, и теперь навязывали сражение разделенной армии. Южане спешно переоделись в захваченную новую форму (это доставило им неприятности при опознании своими), расхватали амуницию и быстрым маршем вернулись на поле сражения. Подоспели они вовремя, южане устояли и удачно закончили военную компанию 1862 года.
Сейчас от Арсенала мало что сохранилось – пожарная часть и фрагмент приречных укреплений. Остальное разрушило время и река. Зато есть Музей Джона Брауна. В Харперс-Ферри всего триста жителей, но немало туристов. Среди них были и мы.
РИЧМОНД. В столицу Конфедерации мы отправились в середине апреля, рассчитывая на милость южной природы. Весна была затяжной и нещедрой. В Вашингтоне случилось несколько по-настоящему весенних дней, но приходилось быть начеку. Бдительности никогда не бывает много.
Нас сразу увело от центра города на другую сторону реки Джеймс. Панорама Даун-тауна оставила уважительное впечатление, несмотря на печальную заброшенность и запустение массы железнодорожных путей, и широкий речной разлив с неопределенной линией берегов. Небоскребы выстроились на берегу огромного пруда, и выглядели как-то заурядно, будто не туда попали. Такой себе урбанистический пустырь. Обидно, конечно, но так показалось. К тому же начинался холодный дождь. Южная весна запаздывала. Прежде город был крупным железнодорожным узлом, но теперь иные времена. Американский бизнес привык, как Мюнхаузен, вытаскивать себя за волосы из болот кризисов и депрессий. Ричмонд падал и поднимался, и теперь чувствует себя терпимо, благодаря страховому бизнесу и сфере услуг, которой мы с Ирой скромно воспользовались. Приятно думать. что утренняя чашка кофе в гостиничном номере способствует городскому процветанию, мелочей здесь быть не должно. В общем, понятно…
А начиналась здешняя деловая жизнь с производства табака, не случайно виргинцы, участвовавшие в Гражданской войне, получили прозвище: Табачные
