— Ты даже не знаешь, как мне хочется, — сказала она, — куда-нибудь иногда убраться, даже от тебя. Но я знаю, что такого никогда не случится, так что даже и не мечтаю.
Прежде я никогда не слышал, чтобы Этельберта заводила такой разговор. Он удивил и опечалил меня, сверх всякой меры.
— Не очень приятное замечание, — сказал я. — Особенно со стороны жены.
— Не очень. Поэтому раньше я всегда молчала. Вам, мужчинам, никогда не понять, — продолжила Этельберта, — женщина может любить мужчину сколько угодно, но бывают моменты, когда он ей надоедает. Ты даже не знаешь, как мне хочется, чтобы можно было иногда надеть капор и уйти, и чтобы никто не спрашивал, куда я иду, зачем я иду, надолго и когда буду обратно. Ты даже не знаешь, как мне иногда хочется заказать обед, себе по душе и детям, а ты чтобы только посмотрел, напялил шляпу и сбежал в клуб. Ты даже не знаешь, как мне иногда хочется пригласить какую-нибудь подругу, которую я люблю, а ты, я понимаю, не переносишь. Пойти повидаться с людьми, с которыми я хочу повидаться. Идти спать когда устала я, и просыпаться когда хочу просыпаться я. Если двое живут вместе, то обоим приходится постоянно жертвовать собственными желаниями для другого. Так что иногда полезно расслабиться.
Впоследствии, обдумав слова Этельберты, я осознал их мудрость, но тогда, признаюсь, был оскорблен и рассержен.
— Если твое желание, — сказал я, — это отделаться от меня…
— Не петушись, — сказала Этельберта, — я хочу отделаться от тебя совсем ненадолго. Как раз чтобы успеть забыть, что в тебе есть пара острых углов… Как раз чтобы успеть вспомнить, какой ты славный в других отношениях… И ждать твоего возвращения, как ждала обычно в прежние дни. Когда я не видела тебя так часто… Отчего, наверно, стала к тебе слегка равнодушна. Как становишься равнодушен к сиянию солнца только потому, что сияет оно каждый день.
Такой тон Этельберты мне не понравился. В этом с ее стороны проявилось некоторое легкомыслие, не подобающее тому предмету, которого мы коснулись. Женщина, с оптимизмом взирающая на возможность трех- или четырехдневной разлуки с мужем — подобное, на мой взгляд, было полностью некрасиво; совсем не так, как (в моем представлении) было прилично женщине. На Этельберту это было совсем не похоже. Я пришел в беспокойство. Мне расхотелось ехать в эту поездку. Если бы не Джордж и не Гаррис, я бы от нее отказался. (В любом случае, я не представлял, как можно было отказаться, не потеряв достоинства.)
— Отлично, Этельберта, — отвечал я. — Пусть будет так, как ты хочешь. Если тебе нужен отдых от моего присутствия, отдыхай на здоровье. Не будь такое любопытство со стороны мужа наглостью… Я хотел бы узнать, чем ты предполагаешь заняться в мое отсутствие?
— Мы возьмем тот домик в Фолкстоне, — отвечала Этельберта, — и поедем туда с Кейт. И если ты хочешь удружить Кларе Гаррис, — прибавила Этельберта, — то уговоришь Гарриса, чтобы он поехал с тобой, и тогда Клара сможет к нам присоединиться. Когда-то мы очень славно проводили время, втроем, когда вас, мужчин, еще не было, и было бы так здорово теперь тряхнуть стариной! Как ты думаешь, — продолжила Этельберта, — ты сможешь уговорить Гарриса?
Я сказал, что попробую.
— Вот милый! — воскликнула Этельберта. — Уж постарайся! Джордж тоже мог бы с вами поехать.
Я ответил, что в поездке Джорджа особого толка нет; он холостяк, и, таким образом, его отсутствие никому на пользу особо пойти не сможет. Только женщины никогда не понимают сатиры. Этельберта просто заметила, что если мы его не возьмем, это будет невежливо. Я обещал, что скажу ему.
После обеда я встретился в клубе с Гаррисом и спросил, как у него дела. Гаррис сказал:
— О, все нормально. Уехать вовсе не трудно.
Однако, судя по его тону, что-то было не так, и я настоял на подробностях.
— Она была просто лапочка, — продолжил Гаррис. — Сказала, что у Джорджа замечательная идея, и что мне поездка пойдет на пользу.
— Ну и что? — сказал я, — Что здесь не так?
— Все так, — сказал Гаррис, — только это не все. Она завела разговор кое о чем другом.
— Понимаю…
— Этот ее бзик насчет ванной, — продолжил Гаррис.
— В курсе, — покивал я. — Она приставала к Этельберте насчет этого.
— Ну вот, пришлось соглашаться, раз уж начал… Не мог же я спорить, говорю. Она ведь была просто лапочка насчет поездки. Попал на сто фунтов, как минимум.
— Так дорого?
— До последнего пенни, — покивал Гаррис. — Одна ванна шестьдесят.
Мне стало его жалко.
— И еще на кухне плита, — продолжил Гаррис. — Все что последние два года в доме не так, это все плита на кухне.
— Знаю, — сказал я. — Мы, как поженились, переезжали семь раз, и каждый раз плита была еще хуже, чем старая. А та, которая сейчас, не просто не умеет печь, она вообще какая-то сволочь. Угадывает когда у нас гости, и лезет из кожи вон, чтобы подгадить.
— Мы вообще собираемся покупать новую, — сказал Гаррис, но как-то без гордости. — Клара считает, что можно здорово сэкономить, если сделать все сразу. Я уверен, — вздохнул Гаррис, — что если женщина захочет бриллиантовую диадему, она скажет, что ее нужно купить, чтобы сэкономить на шляпке.
— Ты прикинул, во сколько тебе обойдется плита? — спросил я. (Вопрос начал меня интересовать.)
— Без понятия, — отвечал Гаррис. — Еще фунтов двадцать, надо думать. В общем, потом разговор зашел насчет пианино. Ты хоть раз замечал, — спросил Гаррис, — чем одно пианино отличается от другого?
— Некоторые вроде как громче. Но ведь привыкаешь.
— У нашего совсем беда с дискантами, — вздохнул Гаррис. — Кстати, что это за дисканты такие?
— Это то, что свербит в конце справа, — объяснил я. — Часть клавиш, которая визжит, как будто ты наступил ему на хвост. По ним всегда свиристят в конце эффектных вещей.
— Они хотят, чтобы дискантов было больше, — вздохнул Гаррис. — У нашей старушки их не хватает. Ее придется поставить детскую, а в гостиную поставить новое.
— А еще что?
— Все… Больше она, кажется, ничего не смогла придумать.
— Вернешься домой, увидишь, что уже придумала, — успокоил я Гарриса. — Кое-что.
— В смысле?
— Домик в Фолкстоне.
— И зачем ей домик в Фолкстоне, интересно?
— Чтобы там жить, — предположил я, — летом.
— Да, но она же едет к своим в Уэльс? — озадачился Гаррис. — С детьми, на каникулы, ее приглашали?
— Может быть, — предположил я, — она сначала поедет в Уэльс, а потом поедет в Фолкстон. А может быть, в Уэльс заедет на обратной дороге. Но она желает домик в Фолкстоне, и все тут. Я, может быть, ошибаюсь… Надеюсь, ради твоего блага, что ошибаюсь… Только есть у меня дурное предчувствие, что я не ошибаюсь.
