По городу поползли слухи, что у Фиша не сложились отношения с лёвчиками: с первого дня он начал говорить о львах и об их кровожадности. Конечно, отношение Фиша к лёвчикам и стало главной темой разговоров на Золотом поле в тот день. С этим и пришел Марик ко мне.
– Генрих, ты слышал, что завтра будут снимать с постаментов все памятники львам в нашем городе?
– Я думаю, Марк, такого никак не может быть. Эти памятники все как один были поставлены в XVIII веке и стоят с тех пор не шелохнувшись. Их не снимали даже ворвавшиеся в Леонск большевики, они простояли в чехлах и обмотках всю Отечественную войну. Никому не может такое прийти в голову.
– Да, пока не пришло. Но Фиш говорил сегодня по каналу «Волга», что герб Леонска содержит подчеркнуто агрессивное существо в самом центре – рычащего льва, да еще с орлиными крыльями. Он представляет особую опасность для населения. Пришло время истинной демократии и терпимости, и мы не можем мириться с такими наглыми проявлениями терроризма. Поэтому льва святого Марка надо подвергнуть всестороннему анализу и свергнуть с незаслуженного им пьедестала. Так и сказал.
От себя отмечу, что Марик в свои пять лет обладал взрослой хваткой, и родители вкупе с бабушкой давно привыкли к его замечаниям и комментариям, которые часто били не в бровь, а в глаз.
– Знаешь, это продолжение мысли, которую Фиш высказал в первый же день своего правления, – ответил я Марику. – Он долго рассказывал о том, как счастлив оказаться назначенным мэром в таком феноменальном городе, как Леонск, со всеми его великими традициями. Но только он никак не может понять, почему у льва на гербе Леонска такая страшная красная пасть и такой ужасный высунутый язык. И такие чудовищные выброшенные вперед лапы. Как будто речь идет о пожирании врагов – а ведь Леонск известен как самый терпимый, самый дружественный город в России.
– Знаешь, Генрих, мне кажется, это какой-то заговор против Леонска. Мне сегодня снился странный сон, и в этом сне огромные львищи, в три раза выше ростом обычных львов, бросились на резвящихся на лугу лёвчиков. Раздался ужасный рёв, но тут я проснулся.
– Ах, Марк, я уважаю твои вещие сны, мы знаем, что ты многое предчувствуешь…
– Нет, Генрих, я не хочу, чтобы ты меня хвалил, я говорю о другом…
– Да-да, я только хочу сказать, что никогда не одобрял теорию заговоров. Фиш слишком уж прост для сложной интриги. К тому же в Леонске за двести лет с лишним научились выворачиваться из многих передряг.
– Не знаю, только мне сегодня, после этого выступления Фиша не по себе. Я потому так и безумствовал сегодня с Чино. Мне вдруг стало так жалко его!
Тут к нам подошел Митя Бибиков, который прошествовал по полю, не задерживаясь ни у одной из групп. Ему явно надо было сообщить нам что-то очень важное. Митя торопился, у него не хватало дыхания, но он тут же, едва кивнув нам обоим, принялся говорить – в быстром темпе, как у него было заведено.
– Добрый день. К нам в консерваторию приехал несколько дней назад один француз, композитор Леон Бероль, и он рассказывает интересные истории про нашего Фиша. У нашего нового мэра богатая биография, совсем не похожая на официальную. Это очень талантливый человек, талантливый в своей области. Он хваткий до чрезвычайности. И успел поработать во многих странах. Блестяще знает четыре языка. Собственно, свободно говорит он, кажется, вообще на любом европейском языке, даже на финском и венгерском. Лет ему тоже больше, чем написано в справках. Но информация эта не просачивается ни в какие википедии. Он работал во Франции, и там его звали Жорж Пуассон. Но это все не самое главное. В Астрахани, когда он там рос и был еще подростком, с ним произошел ужасный случай. Он многократно ездил в Леонск и мечтал тут жить, но все контакты оказывались малоэффективными, его все в упор не видели. Но Игорёк нежно полюбил лёвчиков и задумал вывести одного в Астрахань, хотя знал, что ни у кого это никогда не получалось. Но не одна любовь к леончикам владела им – он захотел вырастить дрессированного леончино. Только он, дурачок, не знал, что наши мелкие не поддаются дрессировке – они устроены как высокоорганизованные люди и никакого насилия над собой не терпят.
– Но это же написано во всех энциклопедиях, – добавил Марик.
– Ах, Марк, если человек заряжен на самоутверждение любой ценой, он никакие энциклопедии не читает, – возразил ему я.
– Подождите, я вам еще не рассказал самого главного. Подросток Игорь поселил своего питомца в каком-то сарае на берегу Волги…
– А как он приобрел его? За всеми лёвчиками очень тщательно следят. Они в нашем городе все наперечет, – спросил Марик.
– Вот это до сих пор никому не ясно. Наверное, Рыба все-таки сумел кого-то подговорить. Денег у него в те годы не было, он происходит из обычной советской семьи, – ответил Митя. – И вот он занялся втихую дрессировкой лёвчика, которого звали Диди. Было зверику лет пять, так что вполне взрослый мальчик. Он принадлежал к типу лизунчиков, и никаких взбрыков от него ждать было нельзя. Наверное, этот пацан специально выбрал именно лизунчика, потому что понимал всю сложность своего плана.
Я вам тут добавлю от себя, в своем очередном отступлении, что лёвчиков по типу характера делят на три группы – лизунчики, ворчуны и говоруны. Вы понимаете по самим словам, что скрывается в каждой из групп. Даже от говорунов, которые привыкли выражать свои претензии внятными мяукающими подрявкиваниями, можно ждать какого-то слабого проявления агрессии. А ворчуны и вовсе способны коротко показать свой несколько взбалмошный характер. Но только, конечно, секундно, еле заметно, потому что у всех лёвчиков чисто генетически агрессия как таковая выщерблена из характера. Не говоря уже о лизунчиках – с теми есть разве что одна проблема: от их нежных ласк приходится укрываться, иначе залижут до язв.
– Об этой истории когда-то болтали, о лёвчике в астраханском сарае у реки, но чем она кончилась, никто не знал, – это прозвучал мой комментарий.
– Кончилась эта история ужасно, о чем мне не терпится вам рассказать, – продолжил Митя. – Игорёк ведь не просто так хотел дрессировать Диди – ему надо было показать свою власть над Леонском, а заодно срубить бабла. Потому что номер «дрессированный лёвчик» был бы нарасхват в цирках всего мира. В общем, он сначала действовал лаской и нежностью, но надолго его не хватило. Диди не желал подчиняться, к тому же от астраханского гнилого климата у него пошатнулось здоровье. Им владела безраздельная печаль, а тут жди беды. Наверное, по этой причине лёвчики и не выживали вне Венеции и вне Леонска – хандра на них находила, а потом они сходили с ума и впадали в ярость. И когда Игорёк начал применять силу, то есть пару раз ударил Диди хлыстом, тот вызверился, как пустынный лев, повалил паренька и чудовищно расцарапал ему спину и задницу. Как вы понимаете, у Игорька в кармане был нож, и на этом вся история в доли секунды и кончилась. Куда он дел тело лёвчика, никто не знает. Но с тех пор у Фиша на заднице незаживающие следы когтей, а он-то у нас – с его блестящими внешними и внутренними данными – любит быть недосягаемым во всех отношениях. И от этих ран не находит себе места. Так и называет их, хвастаясь образованностью, «ранами Тристана». А иногда еще, в кругу друзей, говорит о «ране Амфортаса». Генрих, вы знаете разницу.
