Сычуаньские блюда (чуань-цай) — самые острые из всего семейства китайских региональных кухонь. Эта красотка с тысячью прихотей жизнерадостна и остра на язык. В Китае есть поговорка: «У каждого блюда есть свой стиль, а у сотни блюд — сотня разных ароматов и вкусов». Сычуаньская кухня, в отличие от кантонской и шаньдунской, не требует экстравагантных ингредиентов. Если надо, то, разумеется, вы можете пустить их в ход, однако вам под силу сотворить чудо из самых непритязательных и обычных продуктов, поразив гостей угощением, приготовленным из самых что ни на есть заурядных баклажанов и свинины. В этом и заключается величие сычуаньской кухни: из сущей банальщины она способна сотворить чудо.
В Сычуани ели острое уже шестнадцать веков назад. Именно в то время историк Чан Цюй отмечал, что местные жители предпочитают блюда с резкими и при этом интересными вкусовыми букетами. Впрочем, стоит вам попасть в Сычуань, как вы фазу поймете, что дело тут не только в свободе выбора. Вкусовые предпочтения здесь определила среда обитания. В Сычуани влажный климат: зимой зябко от сырости, проникающей под любую одежду, — от нее буквально некуда скрыться. Летом тут невыносимо жарко и душно, но солнца не видно — оно скрыто за дымкой. С точки зрения китайской медицины тело представляет собой энергетическую систему, где влажность и сухость, холод и жар, инь и ян должны находиться в равновесии, а если оно нарушается, человек неизбежно заболевает. Несмотря на то что благодаря влаге, висящей в сычуаньском воздухе, кожа у женщин остается мягкой и молодой, та же самая влага способна разбалансировать стихии в организме. Таким образом, проживавшим в данном регионе людям с незапамятных времен приходилось избавляться от вреда, который, с их точки зрения, причинял им климат, посредством включения в рацион сушеных и согревающих продуктов. Однако вплоть до появления перцев чили из Америки единственными согревающими продуктами, кроме местных специй (таких как сычуаньский перец), были лишь те, что изредка доставлялись из Центральной Азии.
Сычуаньский перец культивировался в Китае и использовался в пищу задолго до того, как по извилистым тропам Шелкового Пути в Серединное государство потянулись караваны, груженные более привычным для нас белым и черным перцем. На вкус сычуаньский перец, в отличие от чили, не острый, однако от него холодит и пощипывает губы. На китайском это ощущение называется ма, то же слово используется для обозначения покалывания в конечностях после онемения и анестезии. Этот причудливый эффект, дающий ощущение словно бы искристости, в сочетании с опаляющим жаром чили является одной из главных отличительных черт современной сычуаньской кухни.
Первые перцы чили появились в Китае в шестнадцатом веке, когда португальские купцы, вернувшись из Южной Америки, решили направить свои галеоны к восточным портам. Китайцев, проживавших вдоль береговой линии, сперва восхитили сами саженцы перца чили; их умилили изящные белые цветы и ярко-красные побеги. Лишь потом они стали использовать острые плоды растений в качестве приправы. Купцы по рекам отправились из дельты Янцзы и доставили перец в одну из центральных провинций — Хунань, а вот уже оттуда он попал в Сычуань, располагавшуюся чуть западней по реке. Именно в этих двух провинциях с влажным и теплым климатом перец чили обрел себе новый дом и почитателей. Казалось, китайцы только и ждали его появления, заранее приготовив ему место в медицине и кулинарии. Ярко-красный цвет перца озарил серую пелену затянувших небо облаков, а его неугасимое пламя помогло людям избавиться от ощущения сырости и привести баланс стихий организма в равновесие.
Ресторанчик при общежитии для иностранных студентов был довольно скучным местом. Пища там была здоровой, но готовили ее без души. Стипендии нам платили маленькие, а сразу за воротами бурлил рынок, поэтому подразумевалось, что студенты могут воспользоваться кухнями в общежитии и готовить себе сами. Некоторые поступили именно так, например Аридж, молодая иорданка, которая жила с мужем Тайзером и маленьким ребенком по имени Мотаз в однокомнатном номере нашего общежития, однако большинство студентов оказались слишком ленивы, чтобы занять место у плиты. Кроме того, мы быстро поняли, что блюда, приготавливаемые в ресторанчиках сразу же за воротами кампуса, настолько вкусные и разнообразные, что с нашей стороны будет глупостью толкаться в общих кухнях. В результате каждый день в обед мы направлялись в любимую макаронную, где с жадностью целыми мисками поглощали лапшу с самыми различными приправами. По вечерам выбирали один из полудюжины маленьких ресторанчиков, расположенных в деревянных домишках неподалеку от университета. Китайские студенты считали, что постоянно питаться в ресторанах — сумасбродство, но нам, иностранцам, тамошние блюда казались до нелепости дешевыми. На обед мы брали лапшу, что обходилось нам в пару юаней (30 пенсов), а когда ужинали всей компанией, заказывая еще и пиво, то с носа редко платили больше двенадцати юаней (около фунта).
Прожив в Чэнду несколько недель, мы уже выучили названия всех важных блюд: лацзы-цзи — хрустящие, обжигающе горячие кусочки курицы, погребенные под невообразимой горой обжаренного чили; юй-сян це-бин — груда сочных баклажанов, фаршированных мелко нарезанной свининой, погруженных в роскошный кисло-сладкий соус; хуэй го жоу — жирная свинина, обжаренная с китайским луком и подававшаяся в невообразимо вкусном остром соусе из чили и бобов… По сути дела, острый перец был повсюду и везде: из него делали соус для ароматных утиных сердец и печенок, масло, которым сбрызгивали кусочки курятины, приправы, с которыми нам подавали свинину и баклажаны. Целые, рубленые, красные, зеленые, свежие, сушеные, молотые, маринованные, выдержанные в масле стручки — разнообразию чили не было предела. Однако острота кухни в Чэнду никогда не соответствовала той жуткой репутации, которая нагоняла страх на прибывших сюда из других районов Китая. Чтобы узнать, что такое по-настоящему острая пища, следовало сесть на автобус и отправиться в Чунцин, второй по размерам город в Сычуани, находившийся от Чэнду на расстоянии нескольких часов пути и стоявший на берегу Янцзы.
Однажды мне довелось побывать в Чунцине. Я отправилась туда вскоре после приезда в Чэнду, чтобы навестить родителей моего друга-музыканта Чжоу Юя. Этот город в начале девяностых годов сочетал в своем облике мерзость и величие. Крутые склоны холмов, сбегавших к слиянию двух широких рек — Янцзы и Цзялина, были застроены домами, покрытыми копотью от дыма, что валил из заводских труб. Этот город-рабочий, город-порт не знал жалости. Изо дня в день его жители, устало переставляя ноги, тащились вверх и вниз по холмам, борясь с жарой и дикой влажностью, которые были настолько удушающими, что Чунцин в Китае называли одним из городов-топок. Даже в Сычуани кухня Чунцина пользовалась дурной славой в силу ее особой обжигающей остроты.
Знойным вечером родители Чжоу Юя пригласили меня отужинать в ресторане у реки. Рестораны такого типа в Китае дословно называются «огненными котлами». Мы расселись вокруг вделанного в стол чана с застывшим жиром, из которого торчала куча сухого красного чили. Там же виднелись зернышки сычуаньского перца и другие специи. Пришел официант. Нагнувшись, он зажег горелку, располагавшуюся под столом. Котел начал нагреваться, а жир таять, и вскоре он забурлил, играя вращающимися в нем перцами чили. Официант принес тарелку с сырыми полуфабрикатами: говяжьей требухой, грибами, соей и зеленью. Взявшись за палочки, мы стали готовить полуфабрикаты в огненно-остром бульоне. Каждый кусочек, появлявшийся на поверхности, был скользким от острейшего масла и облеплен специями, каждый побег фасоли выныривал в обрамлении перцев чили. К концу трапезы я была уже в полубреду от жара. Рот горел, губы щипало, а по телу градом катился пот. Я чувствовала себя измученной, мне казалось, что я вот-вот расплавлюсь. Боль и наслаждение были неотделимы друг от друга.
