Прения по этому вопросу, что вполне предсказуемо, запутывают фальшь и невероятное ханжество. В ответ на обвинения бразильской интеллигенции в том, что фанк – не музыка, а чистая порнография, Мистер Катра только усмехается: «Порнография у них в головах». Может показаться, что это и в самом деле так, если побывать на вечеринках и балах богатой Зоны Сул и увидеть, что плейбои и богатые наследницы танцуют куда более разнузданно, чем в любой фавеле, – но в этом наблюдении нет ничего нового. У сынков и дочерей правящего класса Бразилии испокон веку принято в веселье подражать бедным. Даже карнавальные шествия в Рио берут исток от шумных уличных праздников, устраиваемых некогда рабами. Как бы то ни было, эм-си утверждают, что секс в стихах лишь отвлекает внимание от истинной сути кариока-фанк движения – гнева и ненависти, направленных против социального неравенства и несправедливости в бразильском обществе.
«Богатые создали вокруг кариока-фанка целую мифологию, призванную изолировать его и не выпускать из подполья», – рассуждал однажды вечером эм-си Виктор Гюго Фанки, когда мы сидели под аркадой, а мимо ездили полицейские машины с пулеметами, вызывающе торчащими из окон. Раскручивать щекочущие нервы сюжеты о сексе и разнузданной похоти – старый и излюбленный прием любых СМИ. Однако, чтобы удержать от бунта страну, насквозь пораженную коррупцией и протекционизмом, требуется что-то посильнее, чем сплетни о моделях на третьей странице. К тому же никто всерьез не жалуется на слишком пристальное внимание. Кариока-фанк не только становится жертвой СМИ, но и сам использует их в своих интересах. Он стал фирменным знаком бунтующих подростков с их безрассудным стремлением любой ценой шокировать и ужасать окружающих. В конце концов, если уж внимание правящих кругов не привлекает существование крупнейшей в Латинской Америке трущобы в непосредственной близости от знаменитого пляжа, можно ли вообще чем-то их задеть?
Внимание в основном привлекают песни, воспевающие насилие и сексуальную распущенность, а ведь существуют и фанк-композиции серьезной политической направленности. В песне Катры «Vida Na Cadeia» («Жизнь в тюрьме») есть, например, такие строки: «С Илья Гранде покончено, но наша история остается с нами, слишком много людей пострадало, мы должны сохранять их память». В ней автор открыто говорит о том, что он считает «Команду Вермелью» политическими узниками. Остров Илья Гранде, больше известный сейчас как курорт и место паломничества туристов, в 1970-е годы, во время военной диктатуры, был политической тюрьмой. Там и зародилась ныне существующая «Команду Вермелью», члены которой позиционируют себя как борцов за свободу, а не как наркоторговцев. В самом сердце фанк-движения заложена неколебимая уверенность в том, что законы и общественное устройство Бразилии не распространяются на целую треть населения Рио-де-Жанейро – на тех, кто живет в фавелах за чертой бедности. Кариока-фанк поет о том, что Рио – место непрерывной городской войны, что наркобанды, такие как «Команду Вермелью», «Амигуш до Амигуш» или «Терсейру Команду», – единственные организации, отстаивающие интересы беднейшего населения.
Общество расколото. У входа в любую фавелу вы увидите вооруженную охрану и баррикады. В фавелах есть собственные армии, собственный язык и свои законы, какими бы жестокими и деспотичными они нам ни казались. Украдешь – отрубят руку, открыто нарушишь приказ – что ж, только Тим Лопес смог бы рассказать об этом. Во время нашей экскурсии в фавелу Фазендинья у Кьяры стал садиться аккумулятор фотоаппарата, и, чтобы его подзарядить, Мистер Катра завел нас в ближайший бар, полный молодых парней с оружием. Мы отправились дальше, а Кьяра спросила, не украдут ли тем временем ее камеру, и получила ответ: «В фавеле никто ни у кого не ворует. Только снаружи».
Налицо все признаки того, что кариока-фанк формирует сознание, заставляя людей глубже исследовать причины существующих проблем. «В фавелах нет производства оружия, нет производства кокаина и плантаций марихуаны. Оружие и наркотики сюда поставляют не Элиас Малеуко и не Фернандо Бейра Мар (еще один крупный наркобарон Рио, в настоящее время сидящий в тюрьме)… проблема Бразилии в том, что люди здесь привыкли называть преступников „губернатор“, – говорил Катра, имея в виду коррумпированных чиновников, продолжающих участвовать в выборах и побеждать на них, даже несмотря на шумные коррупционные скандалы. – Это именно политики подсылают в фавелы полицейских, чтобы продавать оружие наркобандам, и восстанавливают одну фавелу против другой».
Разумеется, все эти соображения никак не препятствуют коммерциализации кариока-фанка. У самых известных эмси имеется график еженедельных выступлений в шикарных клубах в Барра де Тижука, где они получают гонорары по пять тысяч реалов за то, что соблазняют там сынков и дочек тех самых законодателей и журналистов, которые так гневно их обличают. Детки объясняют, что хотят знать о происходящем в другой части их родного города. Мне хочется верить им – даже несмотря на воспоминания Мистера Катры, который якобы помнит, как пятнадцать лет назад встречал их родителей на зарождающихся тогда фанк-вечеринках. Конечно, это слегка отдает абсурдом – сидеть в шикарных заведениях Барра де Тижука и ужасаться рассказам о насилии в Северной Америке, когда в шаге отсюда, у подножия ближайшей горы, идет городская война.
Во вторник после нашего уик-энда с Мистером Катрой Фабио позвал меня в Мангейру, на вечер композитора, пишущего самбы.
– Тебе необходимо послушать хоть немного нормальной музыки, – ворчал он, заталкивая меня в автобус.
Обычно он ходил на подобные мероприятия один – то, что связано с сочинением музыки и композиторами, не подразумевает присутствия женщин, – но сейчас решил использовать это событие в качестве удара в своей войне с кариока-фанком. О вечере было объявлено за неделю, причем предлагалось приходить с новыми оригинальными композициями в стиле самбы. Белые sambistas из богатой Зоны Сул прибыли загодя. Некоторые нервничали из-за торговцев наркотиками, которые занимались продажей травки прямо на крыше прямоугольного дворика мангейрской школы самбы. Послышался звук, похожий на взрыв гранаты, и хорошо одетый гитарист в модных твиловых брюках ухмыльнулся, глядя на меня.
Вскоре прибыли президент Общества композиторов Мангейры и его помощник. Первый был похож на Спайка Ли,[68] но в больших темных очках с оправой из яркого пластика, второй был одет, как сутенер, – но эксцентричный вид этой пары ничуть не умалял их значения в глазах собравшихся. Именно благодаря им Мангейра победила на трех карнавалах, если не больше. Вплотную за ними следовал коренастый, средних лет бэк-вокалист в фуфайке с надписью: «АМЕРИКАНЕЦ ПО РОЖДЕНИЮ, БУНТАРЬ ПО ПРИЗВАНИЮ. ЯРОСТЬ АДА НЕ ТАК НЕИСТОВА, КАК ПРЕЗРЕНИЕ МЯТЕЖНИКА».
