Эти постоянные стычки с населением сильно портят конец нашего путешествия и заставляют принять более серьезные меры предосторожности. Где бы нам ни пришлось остановиться, мы сразу же идем к омда. Один остается сторожить каяки, двое отправляются на поиски. По счастью, местный владыка никогда не отказывает в помощи и охране.
Омда в Бибе сначала удивила наша просьба, но затем он пригласил нас к себе и послал стражников охранять каяки. Это с его стороны тем более любезно, что во время рамазана ему приходится принимать у себя много народу и отдавать многочисленные визиты. Приглашенный на вечер певчий сидит в стороне на скамейке, поджав под себя ноги. Это "факи": на его обязанности часами распевать стихи из Корана для вящего услаждения гостей. Однако никто его не слушает: бедняга напоминает граммофон, который забыли выключить. Омда исчез, чтобы нанести несколько визитов и заодно, как мне кажется, предупредить полицию о появлении странных посетителей в его богоспасаемом городке.
Джон в его отсутствие отправился прогуляться по городу. Однако он очень скоро принужден был вернуться. За ним по пятам следовала целая толпа. Его задержали два хафира и привели в дом омда. Джон вне себя от негодования.
Нам все же очень хочется познакомиться с городком Биба, вместо того чтобы праздно сидеть на скамеечках. Около десяти часов вечера омда, уступив нашим просьбам, прощается с гостями и вызывает усиленный наряд хафиров. И вот мы ходим по улицам городка, окруженные эскортом вооруженных жандармов, увлекая за собой толпу, ряды которой непрерывно растут. Минуем мечеть с минаретом, оборудованным ужасающим громкоговорителем, и попадаем в гущу торгового квартала. Все лавки отперты, ярко освещены и полны народа.
У омда — задняя мысль. Он ведет нас прямо в клуб, где мы встречаем, чисто случайно, чинов местной полиции, которые интересуются вашими документами. Нам нетрудно успокоить их подозрения — бумаги у нас в полном порядке, и мы возвращаемся к омда все также в сопровождении внушительной свиты.
Всю ночь стража отгоняет народ от нашего дома, выкрикивая: "ялла, ялла!" (убирайтесь, убирайтесь!). Мы растянулись на матрацах в комнате с запертыми ставнями и крепкими запорами. Резкие крики на улице мешают спать.
В три или четыре часа утра — новое приключение: омда просит нас к столу. Приходится волей-неволей подчиниться — рамазан. Но с каким удовольствием мы отправили бы к чертям все эти арбузы и вареное мясо, глядящие на нас с подносов в такой неподходящий час.
Каир
По реке теперь рядом с античными медленными фелуками плывут караваны шаланд и самоходные баржи. Усилилось движение и на прибрежных дорогах. Стали гуще пальмовые рощи. Появилось множество заводов и фабрик. На горизонте вырисовываются силуэты пирамид; их не следует смешивать с большими пирамидами — те находятся дальше на север. Мы подплываем к Каиру.
26 июня торжественно подгребаем к сходням Королевского гребного клуба, где нас поджидают представители спортивной прессы вместе с многочисленными членами европейской и американской колоний египетской столицы.
11 июля утром, эскортируемые байдарками Гребного клуба и прекрасного яхт-клуба "Маади", мы после очередного наскока корреспондентов и обстрела фотографов, проплываем под большими мостами через Нил и вступаем в Дельту. До Средиземного моря осталось ровно двести пятьдесят семь километров.
Непосредственно за Каиром Нил делится на два главных рукава — Дамиеттский и Розеттский, регулируемые тремя большими каналами [34]. От этой главной системы расходится сеть бесчисленных каналов, обеспечивающих орошение одной из самых густонаселенных областей на земном шаре: девятьсот пятьдесят жителей на квадратный километр. Если хочешь увидеть человеческий муравейник, надо приехать сюда.
Ирригационная сеть здесь регулируется Большой плотиной, построенной еще Мухаммедом Али в 1820 году. Это первое по времени сооружение на Ниле, цель которого упорядочить течение реки. Первоначально плотина представляла собой земляную насыпь, которую каждый год разрывали, чтобы пропустить паводок. Вместе с тем она служила северным заслоном столицы Египта. Не так давно плотина была облицована камнем; однако она сохранила свой живописный облик старинной, укрепленной плотины, благодаря подъемным мостам, башням с зубцами и бойницами.
Плотина прекрасно отвечает своему назначению. Она удерживает всю воду в Розеттском рукаве, по которому мы намерены плыть. У подножия плотины русло реки пересохло. Этого мы не предвидели. Через два месяца, когда к Каиру станет подходить паводок, на плотине откроют все затворы и Нил обретет свое древнее русло. А пока что нам приходится плыть по отводному каналу Менуфия. Первые километры пути нас радуют. Течение хорошее, и мы быстро несемся по узенькому водостоку.
Фелуки на Ниле близ храма Ком Омбо
Нил у Каира
Нам еще никогда не приходилось так близко плыть от населенных мест. Фермы расположены у самой воды. На каждом шагу — сценки повседневной жизни деревни.
На берегах, покрытых деревьями, женщины с заткнутыми подолами, сверкая розовыми или голубыми шальварами, стирают белье. Рабочие лепят из смешанной с рубленой соломой глины стены. В тине полощутся гуси. По берегам канала стоят на сваях крохотные деревянные беседки, предназначенные для отдыха. В камышах рыболовы удят рыбу. Зеленые кущи и кусты радуют глаз. Кажется, что плывешь чуть ли не по Марне. Мы начали свои упражнения на каяках на этой веселой французской реке. Теперь мы кончаем их на Ниле в обстановке почти сходной.
Торговый квартал в старом Каире у мечети Аль-Азхар
Население миролюбиво настроено.
У нас с ним установились самые дружественные отношения. То и дело приходится отвечать прибрежным жителям и матросам, спрашивающим у нас — что мы тут делаем, куда направляемся? Утомительно поддерживать разговор на языке, который плохо понимаешь. Чтобы мы их лучше поняли, люди кричат изо всех сил, но чем громче они кричат, тем хуже мы разбираем смысл слов. Они называют всех нас Джорджами, так как принимают за англичан, своих прежних колонизаторов.
Поскольку у них никак не может уложиться в голове, что мы просто мирные путешественники, они делают на наш счет всякие предположения. Иные принимают нас за контрабандистов, провозящих гашиш, и просят продать им это запрещенное зелье. В одной из деревень Джон имел неосторожность сказать, что изучал медицину. Какая оплошность! Его тотчас же окружают и просят освидетельствовать! Старший жандарм, восседая на стуле, задирает рубаху и показывает голую спину. Лысый египтянин хочет получить волшебное снадобье, от которого выросли бы волосы на его плеши. Джона осаждают со всех сторон. Напрасно он уверяет, что еще не стал врачом и ничего не может сделать, — с тем же успехом можно было бы обращаться к глухим. Люди обнаруживают такую веру в его искусство, что ему приходится уступить. Он осматривает спину жандарма, тщетно пытаясь сохранить серьезный вид, и бормочет советы, понятные ему одному. Однако пациент уходит повеселевшим, словно беглый осмотр избавил его от всех болезней.
