— Это все, что вы хотели сказать по этому поводу? Что цвета недостаточно яркие? — вмешался я, но мой вопрос остался без ответа.
Казалось, Жан-Мари был полностью согласен с Марком. Он хмурился, уставившись в график, — насколько я понял, все цвета, что он там видел, казались ему блеклыми оттенками красновато-коричневого.
Вдруг со стороны Бернара начали исходить какие-то странные звуки, напоминающие сопение.
— Эдо… — Теперь вместо сопения я слышал шипение, будто Бернар проверял новую вставную челюсть: как оно — хорошо ли свистится? Он взял лист со стола и тыкнул пальцем в самый верх, где в основном и концентрировались галочки, которыми были отмечены те немногие цели, что мы действительно достигли.
— Да?
— Что эдо дакое?
— Что ты имеешь в виду?
— Что эдо дакое? — Он провел рукой в воздухе, как бы рисуя галочку.
— Галка конечно же.
— Гялка?
— Гялка? — Это уже Стефани решила принять участие в конкурсе на определение умственных способностей собравшихся.
— В Англии галки используются, чтобы отмечать положительный результат, — объяснила Николь. — На уроке mathématiques, если задача решена правильно, учитель отмечает твой ответ галкой, если неверно — то крестиком.
Найдя это крайне интересным, Бернар и Стефани стали активно расспрашивать меня, что мы, англичане, делаем, если нужно заполнить анкету или налоговую декларацию: ставим крестики или галочки?
Марк с глубокомысленым видом вставил, что при подтверждении действия с помощью «мышки», в компьютере появляется галочка.
— Кстати, да! Ойчень энтресно! — заключил Бернар.
К этому времени я уже тянулся за воображаемым автоматом и рисовал в уме галкообразные — отверстия в их головах.
— Жан-Мари? — Я решил прибегнуть к помощи шефа. Он по-прежнему сидел молча, как будто наш бессмысленный разговор доставлял ему определенную долю страданий.
Он пребывал в размышлениях еще минуту, а затем стал неистово размахивать графиком в воздухе, будто ожидая, что листок вот-вот вырвется из его рук и улетит.
— Все это, как уже сказал Бернар, очень интересно, — заявил он. — Но знаете, когда на горизонте маячит война, лучшее, что мы можем сделать, это… как ты говоришь?.. опустить голову.
— Опустить голову?
— Ну да. Придавить голову.
— Не пойму, о чем ты.
Лицо его приняло еще большее страдальческое выражение. «Отношения Франции с Великобританией ухудшаются с каждым днем. Если вдруг разразится война, кто знает, так ли уж французам придется по вкусу чашечка английского чая», — читалось в его глазах.
— Подожди-ка, Жан-Мари, что ты все-таки хочешь сказать? — настаивал я, хотя и так было понятно, что шеф готов отказаться от собственной идеи.
Все притихли, ожидая, как же он это сформулирует.
Ему потребовалось немало времени.
— Я хочу сказать, — наконец-то выдавил он, — что для нас будет лучше, если Блэр, Буш и Ширак будут дружить. Мы не можем двигаться дальше, пока ответ не ясен. Мы должны подождать и посмотреть, что из всего этого выйдет. Пол, ты можешь взять отпуск и на пару-тройку недель съездить в Англию.
Я не мог в это поверить. Меня депортировали.
— Ты имеешь в виду, что хочешь заморозить проект на случай, если разразится война? По-моему, это слегка недальновидно с твоей стороны, ты так не считаешь?
Он промолчал. Тогда я решил задать еще парочку вопросов:
— А что ты будешь делать, если война все-таки начнется? Закроешь проект? Но тебе известно, сколько длилась первая война в Персидском заливе? Этого времени едва ли хватило на то, чтобы чай успел завариться!
В ответ я получил только одно — его недовольную гримасу.
— И даже если война на самом деле начнется, неужели ты веришь, что парижане придадут этому такое уж значение? На носу весна — их больше волнует, какой марки солнечные очки будут в моде.
Марк, Бернар и Стефани из всего сказанного мною поняли ровно столько, чтобы выразить свое несогласие еле слышным «о!». Их реакцию Жан-Мари тоже оставил без внимания.
— Если ты поедешь в Англию, — сказал он, — не мог бы ты переслать мне курьерской почтой таблетки от расстройства желудка. У меня crise de foie.
Crise de foie — приступ печеночной колики — этими словами французы обозначают, когда им нездоровится после неимоверного количества выпитого и съеденного. Мол, ты оказался таким прожорливым, что у твоей печени случилось нервное расстройство.
— Переслать тебе…
— Да, во Франции таблетки от несварения продаются исключительно в аптеках, а фармацевты объявили забастовку с сегодняшнего дня. Мне и в голову не пришло закупать таблетки пачками, а у меня впереди столько деловых обедов и ужинов по работе. — Жан-Мари коснулся рукой живота. — В Англии многие таблетки можно купить в супермаркетах. — Это он уже объяснял своим подчиненным.
Остаток рабочего дня я провел, слушая рассуждения французов о показателях нерегулируемого во Франции розничного рынка фармацевтики. Этого было достаточно, чтобы у самого здорового человека началось несварение.
Безусловно, я тут же разослал письма Блэру, Бушу и Хуссейну, сообщая о том, что новая война в Персидском заливе может катастрофически сказаться на уровне безработицы среди мужской рабочей силы родом из Англии, занятой на предприятии пищевой промышленности, расположенном в самом центре Парижа.
Не получив в ответ ни одного отклика, я вернулся в Англию, оказавшись в вынужденном отпуске. И был ошарашен, обнаружив, насколько сильно привык к французскому стилю жизни.
Начну с того, что вслед за моим добрым приятелем из Америки Джейком я позабыл кучу простейших английских слов. Слова оказались как фломастеры — если какое-то время не пользоваться ими, они высыхают.
Я выбрался в расположенный недалеко от дома магазин недорогой одежды и обнаружил, что со времени моего последнего приезда на Рождество там изменилось буквально все.
За помощью пришлось обратиться к молодой продавщице:
— Извините, а где находятся… — и замолчал.
Первое слово, пришедшее мне на ум, было «slip».[146] Но значение у него было не «нижняя юбка». Это французский вариант того, что я в общем-то и хотел приобрести. Ну, ну… Мари тысячу раз говорила мне что-то вроде: «Сними свои slip, Поль».
Следующее, что всплыло в мозгу, было «culotte»,[147] это тот же необходимый мне предмет, но из женского гардероба. Мари и это слово часто использовала, например, спрашивая меня: «Поль, а тебе известно, что ты разговариваешь с женщиной, на которой нет culotte?»
