Статья 5. В случае, если один из совладельцев пожелает продать свою долю, он должен будет предпочесть в качестве приобретателя своего компаньона, которому после официального уведомления будет предоставлен трехмесячный срок для принятия соответствующего решения, после чего он станет единственным владельцем, уплатив своему бывшему компаньону сумму в размере одной трети чистого годового дохода, установленного последним переучётом.
Статья 6. Только дети каждого из компаньонов наследуют его права. Если один из компаньонов умрёт бездетным или в случае смерти до достижения двадцатилетнего возраста ребёнка или детей покойного компаньона, единственным собственником предприятия и капиталовложений становится оставшийся в живых совладелец, минуя всех других наследников покойного.
Настоящая статья продиктована различием национальности обоих компаньонов и неизбежными процессуальными трудностями, которые возникли бы при любых других условиях договора».
— Таков был, — продолжал г-н Дюрьен, — контракт, подписанный моим будущим зятем в ту пору, когда он ещё не помышлял о женитьбе и когда все окружающие, за исключением разве одного только Ноя Джонса, даже не представляли себе, какие огромные доходы сулит разработка источника «Вандалия». В ту пору ещё не были закончены изыскания и только собирались приступить к его освоению. По-видимому, янки рассчитывал охладить пыл своего компаньона и отстранить его от дел, всячески преувеличивая трудности эксплуатации нефтяного месторождения, чтобы взять его в ближайшем будущем в свою полную собственность. Женитьба Жоржа на моей дочери, рождение нашего дорогого мальчика и неожиданное установление громадной ценности источника — все это, разумеется, коренным образом изменило положение. Теперь уже не могло быть и речи о покупке Ноем Джонсом за бесценок этого прибыльного участка. Такую возможность дало бы ему только исчезновение с лица земли сначала Жоржа, а потом и его единственного наследника. И вот, через два года после женитьбы и шесть месяцев спустя после рождения моего внука, Жорж был найден мёртвым возле буровой скважины, задохнувшимся, как говорили врачи, от ядовитых газов. В то время меня уже не было в Соединённых Штатах, так как моё назначение консулом в Ригу предшествовало этим событиям. Вопрос о наследовании был урегулирован судебным исполнителем. Ной Джонс показал себя с хорошей стороны и подписался под всеми обязательствами в отношении моей дочери. Было решено, что он будет по-прежнему распоряжаться общими средствами и вносить каждое полугодие в Центральный банк в Нью-Йорке часть чистого дохода, принадлежащего ребёнку. Однако ему не пришлось уплатить даже за первое полугодие. Моя дочь, чтобы поскорее встретиться со мною, оказалась в числе пассажиров «Цинтии», которая потерпела крушение при таких подозрительных обстоятельствах, что страховой компании удалось освободиться от всяких обязательств, а единственный наследник Жоржа бесследно пропал во время катастрофы… С тех пор Ной Джонс стал полновластным владельцем источника «Вандалия», ежегодно приносившего ему в среднем сто восемьдесят тысяч долларов чистого дохода.
— И вы никогда не подозревали, что он замешан во всех этих, следовавших одно за другим, несчастьях? — спросил Бредежор.
— Конечно, подозревал, это было вполне естественно, так как подобное нагромождение трагических случайностей, ведущих к одной цели, к величайшему сожалению, было более чем очевидно. Но как я мог обосновать свои подозрения и, главное, сформулировать их перед правосудием? В моем распоряжении были не факты, а только смутные догадки. Я знал по опыту, как мало можно полагаться на суд, когда вопрос идёт о тяжбе между подданными разных государств. И к тому же ещё мне нужно было утешить или хотя бы отвлечь мою дочь от её навязчивых дум, а судебный процесс только увеличил бы её страдания, не говоря уже о том, что его могли приписать моей алчности. Стоит ли об этом сожалеть? Но думаю, и остаюсь при своём убеждении, что я всё равно не добился бы никакого результата. Вы сами видите, как нелегко нам даже сегодня, собрав воедино все наши впечатления и все известные нам факты, прийти к какому-то определённому и окончательному выводу!
— Но какую роль мог играть в этом деле Патрик О'Доноган? — задал вопрос доктор Швариенкрона.
— В отношении Патрика О'Доногана, как и во многом другом, — сказал г-н Дюрьен, — нам придётся ограничиться одними только предположениями. Но вот какой довод мне кажется наиболее убедительным. Этот самый О'Доноган, младший матрос на борту «Цинтии», приставленный в услужение капитану, постоянно общался с пассажирами первого класса, которые обедают в кают-компании. Он знал, конечно, имя моей дочери, её французское происхождение и мог без труда отличить её в толпе пассажиров. Не дал ли ему Ной Джонс какого-нибудь преступного поручения? Не приложил ли этот матрос руку к подозрительному крушению «Цинтии», или, куда проще, к падению ребёнка в море? Поскольку его уже нет в живых, мы никогда об этом не узнаем, но, так или иначе, Патрик О'Доноган хорошо понимал, какое значение для компаньона покойного Жоржа Дюрьена имел «ребёнок на спасательном круге». А такому человеку, как О'Доноган, этому лодырю и пропойце, вполне могло прийти в голову использовать сведения о ребёнке в корыстных целях. Знал ли О'Доноган, что «ребёнок на спасательном круге» остался в живых? А не помог ли он сам его спасти, то ли подобрав в море, чтобы затем оставить близ Нороэ, то ли каким-нибудь иным способом? Это тоже загадочно. Но несомненно одно: он сообщил Ною Джонсу о том, что ребёнок уцелел после кораблекрушения и что ему, Патрику, известно, в каком месте младенца подобрали. И само собой разумеется, он не забыл предупредить Ноя Джонса, что «ребёнок на спасательном круге» узнает обо всём, если бы с ним, Патриком О'Доноганом, случилось какое-нибудь несчастье. Ной Джонс вынужден был платить ему за молчание. Таков, без сомнения, источник нерегулярных доходов, которыми пользовался ирландец в Нью-Йорке каждый раз, когда туда попадал.
— Это кажется мне весьма правдоподобным, — сказал Бредежор. — И я добавлю от себя, что последующие события полностью согласуются с вашей гипотезой. Газетные объявления доктора Швариенкрона встревожили Ноя Джонса. Он сделал все возможное, чтобы избавиться от Патрика О'Доногана, но вынужден был действовать крайне осмотрительно. Ведь ирландец поставил его в известность о принятых им мерах предосторожности. Ной Джонс, по-видимому, запугал его этими объявлениями, заставив опасаться немедленного вмешательства полиции. К такому выводу приводит рассказ Боула, содержателя таверны «Красный якорь» в Нью-Йорке, и та поспешность, с какой скрылся Патрик О'Доноган. Считая, должно быть, что его как преступника могут выдать иностранному государству, он забрался в самую глушь, — к самоедам[86], да к тому же ещё и под чужим именем. Ной Джонс, который, как видно, и подал ему эту мысль, отныне мог считать себя гарантированным от всяких неожиданностей. Но объявления, настойчиво разыскивающие Патрика О'Доногана, как говорится, сверлили ему мозг. Он предпринял даже специальное путешествие в Стокгольм, чтобы заставить нас поверить в смерть Патрика О'Доногана и увидеть воочию, как далеко продвинулось наше расследование. Наконец было опубликовано сообщение с «Веги», и «Аляска» отправилась в арктические моря. Ной Джонс, или Тюдор Броун, предвидя свою неминуемую гибель, ибо у него были основания не доверять Патрику О'Доногану, не остановился ни перед какими злодеяниями, лишь бы обеспечить себе безнаказанность. К счастью, все кончилось для нас благополучно, и мы вправе сейчас сказать, что ещё дёшево отделались!
