Наступил вечер, и мы, к великой радости всего общества, включили радио. Больше всего вкусам островитян соответствовала церковная музыка. Но это было лишь до тех пор, пока мы, к нашему собственному удивлению, вдруг внезапно не поймали музыку танца "хула" из Америки. Самые подвижные немедленно начали размахивать поднятыми над головой руками, и скоро вся компания была на ногах и в такт музыке танцевала "хула-хула". Надвинулась ночь, мы все разместились вокруг костра. Для островитян все это было таким же великолепным приключением, как и для нас.
Утром, когда мы проснулись, островитяне были уже на ногах и жарили только что наловленную рыбу; шесть открытых кокосовых орехов только и ждали, чтобы мы утолили свою утреннюю жажду.
В тот день море у рифа шумело сильнее, чем обычно, ветер усилился, и прибой взлетал высоко в воздух у обломков плота.
- Сегодня "Тики" придет к нам, - сказал вождь, указывая на плот. - Прилив будет высокий.
Около 11 часов вода устремилась мимо нас в лагуну. Лагуна наполнялась, как гигантская чаша, вода поднималась вокруг всего острова; позднее, днем, целая река потекла со стороны моря. Вода постепенно поднималась с террасы на террасу, и риф все больше и больше исчезал под водой. Масса воды катилась по обе стороны острова, отрывая большие коралловые глыбы и закрывая обширные песчаные мели, которые бесследно исчезали, как мука, которую развеял ветер, а другие в это время возникали. Мимо нас проплыли бамбуковые обломки, и "Кон-Тики" тронулся с места.
Все, что лежало на берегу, было перенесено вглубь острова, чтобы вещи не были унесены приливом. Вскоре над водой торчали лишь самые большие камни рифа, а все песчаные берега нашего острова исчезли под водой. Она подошла уже к травяному покрову плоского, как блин, острова. Мы начали чувствовать себя неловко. Казалось, что на нас хлынул весь океан. "Кон-Тики" развернулся и поплыл, пока не наткнулся на коралловые глыбы.
Островитяне бросились в воду и то вплавь, то вброд через водовороты и мели добрались до плота. Кнут и Эрик побежали за ними. Тросы уже лежали наготове на плоту, и когда он перемахнул через последние коралловые глыбы и освободился из когтей рифа, островитяне ухватились за концы в надежде удержать плот. Но они не знали ни нашего "Кон-Тики", ни его необузданного стремления на запад. Они беспомощно потянулись за ним, держась за концы, а он уже шел на хорошей скорости через риф в лагуну.
Плот попал в спокойные воды лагуны и на мгновение задержался, словно оценивая положение и дальнейшие возможности. Но больше у него ничего не вышло. Прежде чем ему удалось отыскать выход из лагуны, островитяне захлестнули конец за пальму. И вот "Кон-Тики" накрепко пришвартован в лагуне. Судно пропутешествовало но морю и по суше, перемахнуло через баррикаду и благополучно прибыло в лагуну внутри острова Рароиа.
Подбадривая себя боевыми криками, в которых особенную бодрость вызывал припев "Кэ-кэ те-хуру-хуру", мы притянули "Кон-Тики" к берегу острова, носившего его имя. В тот день вода поднялась на 4 фута выше обычного. Мы уже гадали, не исчезнет ли весь остров под водой. Ветер гнал волны в лагуну, а в узких мокрых каноэ могла уместиться лишь небольшая часть нашего груза.
Островитяне вынуждены были спасаться бегством в свою деревню. Бенгт и Герман, узнав, что в деревне лежит в хижине умирающий мальчик, отправились вместе с ними, чтобы полечить ребенка пенициллином.
Весь следующий день мы оставались вчетвером на острове Кон-Тики.
Восточный ветер дул настолько сильно, что островитяне не могли переправиться через лагуну. Дно ее было усеяно коралловыми глыбами. Утихший прилив снова повел яростное наступление, катясь длинными рядами волн.
На третий день стало спокойнее. Мы смогли нырнуть под "Кон-Тики" и нашли, что все девять бревен были целы, хотя риф и отщепил от каждого из них по несколько дюймов.
Крепления так глубоко врезались в бревна, что только четыре троса были перерезаны кораллами.
Мы начали наводить порядок на плоту. Наше гордое судно стало выглядеть лучше, когда мы прибрали на палубе, установили хижину, срастили и подняли мачту.
Днем на горизонте опять показались паруса: шли островитяне, чтобы забрать нас и остальной груз. Герман и Бенгт были с ними.
Они сообщили нам, что жители деревни приготовили большое пиршество. Нас просили, когда мы подойдем к их острову, не выходить на берег до тех пор. пока не получим приглашения.
Подгоняемые попутным свежим ветром, мы пустились через лагуну шириной около 7 морских миль. Было грустно расставаться со знакомыми пальмами острова Кон-Тики, кивавшими нам на прощанье своими кронами; а затем они слились все вместе и превратились в маленький, трудно различимый островок, похожий на другие такие же острова у восточной части рифа. Зато впереди вырастали другие, более крупные острова. На одном из них мы увидели насыпь и дым, поднимавшийся над хижинами, разбросанными среди пальм.
Деревня, казалось, вымерла, ни одного человека не было видно. Что они затеяли? Внизу на берегу, за насыпью из коралловых глыб, мы наконец рассмотрели две одинокие фигуры: одна была длинной и тощей, другая - короткой и круглой, как бочка. Мы сошли на землю и приветствовали их обоих. То были вождь Тека и его помощник Тупухое; дружелюбная и широкая улыбка Тупухое сразу же завоевала наши симпатии. Тека был дипломатом и умницей, а Тупухое был дитя природы, обладавший таким юмором и такой физической силой, какие редко встречаются. У него было мощное тело и величественные черты лица - нам казалось, что таким и должен быть настоящий полинезийский вождь. Тупухое и был вождем на острове, но Тека понемногу захватывал все большую власть в свои руки: он говорил по-французски, умел читать и писать, и капитанам шхун, приходившим из Таити за копрой, не удавалось обсчитывать жителей деревни.
Тека объяснил, что нам нужно всем вместе пройти к общественному дому в деревне. Когда все вышли на берег, мы выстроились в торжественную процессию и зашагали. Впереди шел Герман с флагом, развевающимся на древке от гарпуна, а за ним шествовали оба вождя; между ними шел я.
В деревне мы увидели много такого, что говорило о ее торговле с Таити: мы видели доски и гофрированное железо, привезенное на шхунах. Одни хижины были построены в обычном полинезийском стиле - из прутьев и плетеных пальмовых листьев, другие были сколочены гвоздями из досок по типу маленьких тропических бунгало. Большое дощатое здание, стоявшее среди пальм, было новым общественным домом, в котором нам, шестерым, предстояло жить. Неся перед собой флаг, мы вошли внутрь дома через маленькую заднюю дверь и вышли из него на широкие ступени перед фасадом. Перед нами на площади стояли все жители деревни: мужчины, женщины и дети, старые и молодые - все, кто мог ходить или ползать. Все были чрезвычайно серьезны; даже наши веселые друзья, побывавшие на острове Кон-Тики, стояли вытянувшись среди других, ни одним движением не показывая, что они с нами знакомы.
