Елена Чекулаева - Блистательный Париж. История. Легенды. Предания

Вторая мировая война оставила на карте французской столицы площадь Сталинградской битвы и площадь Эскадрильи «Нормандия — Неман».

В 1986 году близ Эйфелевой башни появилась аллея Отказников — в знак солидарности с советскими гражданами, не получающими разрешение на выезд за границу.

Одним из последних русское имя появилось на карте Парижа в 1994 году, когда одна из улиц была названа в честь скульптора Осипа Цадкина, работы которого украшают город. Среди других деятелей российской культуры на уличных табличках есть имена С. Баланчина, М. Шагала, С. Прокофьева.

История России последних двух веков писалась не только на шестой части суши, но и — словно ей было тесно в этих географических рамках — на улицах французских городов. Со времен Петра I шло это встречное движение, прерванное лишь на пару десятков лет указом Екатерины II о немедленном возвращении всех россиян на родину после Великой Французской революции, дабы не нахватались они вредных идей. Впрочем, сами россияне прекратили действие сего указа, войдя в Париж в 1814 году на правах победителей. Через столетие, по официальной статистике, во Франции проживало более 35 тысяч лиц с российским паспортом.

Недалеко от южной окраины Парижа, в небольшом сквере на углу бульвара Распай и улицы Стурлак стоит оригинальный памятник. Офицер в форме французской армии конца XIX века отдает салют обломком сабли. На невысоком постаменте надпись: «В честь капитана Альфреда Дрейфуса»... Саблю сломали, выполняя над ним гражданскую казнь...

В начале XIX века на весь мир прогремело «дел Дрейфуса». В октябре 1894 года французской контрразведкой было изъято в посольстве Германии донесение, содержащее секретные сведения, распространявшиеся обычно лишь в узком кругу французских военных. Ряд свидетелей из высших армейских сфер Франции, в частности, некий полковник Анри, указали на капитана генерального штаба еврея Альфреда Дрейфуса. Дрейфус, категорически отрицавший свою вину, был, тем не менее, 22 декабря осужден военным трибуналом на вечную ссылку в одной из французских колоний. Одновременно во Франции началась антисемитская кампания.

Прошло три года. В 1897 году новый начальник контрразведки полковник Пикар неожиданно обнаружил доказательства шпионской деятельности настоящего виновника — майора Эстергази, венгерского авантюриста, служившего ранее в австрийской армии и иностранном легионе. Через Матье Дрейфуса — брата осужденного — об этом стало известно либеральной прессе. Пытаясь замять крайне невыгодный скандал, власти отправили полковника Пикара в провинцию; организованный же ими фарсовый процесс над Эстергази 11 января 1898 года его оправдал.

Иллюстрация из французского журнала по делу Дрейфуса

И тогда 13 января парижская газета «Орор» опубликовала открытое письмо президенту Французской республики Феликсу Фору «Я обвиняю». Автор письма, выдающийся писатель Эмиль Золя, обличал предвзятость военного суда, указывал на отсутствие сколько-нибудь серьезных улик предательской деятельности Дрейфуса, называл конкретные фигуры из руководства Вооруженными силами Франции, не желавшие из политических или карьерных соображений пересмотра дела; наконец, прямо заявлял, что «омерзительное дело Дрейфуса» ложится грязным пятном на время президентства Ф. Фора.

Несмотря на поддержку как внутри Франции (писателей: Анатоля Франса, Ромена Роллана, Эдмона Гонкура; будущего премьер-министра Жоржа Клемансо), так и за ее пределами (в России, например, в защиту Золя выступил А. Чехов), Золя был предан суду и, будучи приговорен «за клевету на военный трибунал» к году тюремного заключения и денежному штрафу, был вынужден бежать в Англию. Перелом в «деле Дрейфуса», превратившемся в «дело Дрейфуса — Золя», наступил лишь летом 1899 года, когда арестованный под давлением неопровержимых улик полковник Анри покончил с собой, а пресловутый Эстергази бежал из Франции.

5 июня во Францию приехал Эмиль Золя, а 30 июля после пятилетнего пребывания на Чертовом острове на родину возвратился Альфред Дрейфус. Кассационный суд принимает «дело Дрейфуса» к пересмотру и выносит решение о... помиловании невиновного человека.

...Потребовались десятилетия, чтобы открыть памятник капитану Дрейфусу. С этим вопросом явно не торопились.

Конфуций говорил: «Где бы ни поселился китаец, он тотчас же создаст Китай вокруг себя». Так происходит повсюду— и Париж не исключение. Парижский Чайнатаун — самый крупный в Европе, расположен в 13-м округе, среди ветшающих небоскребов, носящих имена знаменитых итальянских композиторов —Д. Верди, Д. Пуччини, Д. Россини. В итальянских башнях, сменив бамбук на бетон, живут выходцы из Лаоса, Камбоджи, Таиланда — и конечно же, Китая. А отчего все же «Пуччини, а не Конфуций? Дело в том, что все небоскребы выстроены вблизи площади Италии на «желтом треугольнике» между однообразными проспектами Иври, Тольбиаком и Шуази. Именно тут проходит невидимая китайская стена, отделяющая собственно Париж от Чайна-тауна. И серые стены отражают разноголосое эхо китайской речи. У площади Италии говорят только по-китайски.

Как появился Чайна-Таун на Сене? Постепенно. Открылся один ресторан, а вскоре оказался рядом другой. Затем — продовольственный магазин, за ним — парикмахерская, кинотеатр, базар, супермаркет — вот и состоялось мирное вторжение Азии в 13-й округ Парижа.

На площадь Италии и в ее окрестности въезжают целыми кланами. Ютятся порой десятками в одной небольшой комнатушке... И при этом бумаги у всех в полном порядке: парижский Чайна-таун — мировой чемпион по изготовлению фальшивых документов. Эти беженцы работают на подпольных фабриках, благословляя своих богов за жалкие гроши, которые ни за что не сменили бы на государственное пособие. Получать деньги по безработице для китайца — потерять лицо. В Чайна-тауне — свои биржи труда, мощная касса взаимопомощи — тонтин. Тонтин регулярно держит совет — кого субсидировать первым.

А еще тут свои такси, бюро путешествий, агентства по недвижимости, акционерные общества. Все переговоры ведутся устно. В Чайна-тауне вообще не любят бумаг. Расплачиваются не кредитной картой или чеком, а наличными и оттого с легкостью проскальзывают среди ячеек сети налогового контроля. И хотя «общечеловеческие» законы обходятся тут с легкостью, внутренние блюдутся жестоко. Даже мелкие хулиганы здесь исключение: хулиган в китайское семье — позор для клана. В 13-м парижском округе городской полиции делать нечего. За порядком следят «черные драконы» под руководством таинственной «Триады», тайного общества, словно пришедшего на парижский асфальт прямиком из средневековья. Горе тому, кто предаст «Триаду» — он попросту исчезнет. Не умрет, а именно исчезнет: смерти на «желтом треугольнике» как бы не существует. Впрочем, эти последователи Конфуция быстро прекращают любой разговор о смерти — он считается крайне неприличным.