держаться надо!
— Мы здесь лишние. Жил тут хозяин — умный, да больно падкий на деньги. Тем и погубил себя…
Почему-то такие, совсем не веселые слова вызвали настоящий приступ смеха у комедиантов.
Слуге вдруг стало жутко. Некоторое время он оторопело стоял у входа в гостиницу и долго смотрел в спины удалявшихся бродячих артистов.
— А в их смехе беда слышится, — наконец пробормотал слуга, сам не зная, почему пришло такое в голову.
В это мгновение комедианты внезапно обернулись. Бедный слуга покачнулся и схватился за сердце. Он увидел совсем другие лица: желтые, блестящие, таящие опасность. Словно и не люди на него взглянули, а посланцы преисподней.
Слуга вернулся в гостиницу и поведал коллегам о случившемся. Его рассказ вызвал тревогу.
— Пойдемте-ка разбудим хозяина, — предложил один.
— А не получим ли от него нагоняй?
— Да ему же пора отправляться в Вену. Осерчает, что не разбудили…
Слуги поднялись на второй этаж, где в самом дальнем конце коридора находилась квартира хозяина.
Долго стучали в дверь, но ответа не дождались. Напуганные слуги долго совещались и наконец решились открыть дверь запасным ключом.
Номер-квартира хозяина, как и прежде, была в безупречном состоянии. Никаких изменений. Идеальная чистота. Вот только ни его самого, ни дорожных баулов — нигде не оказалось.
— Как же так, братцы? — развел руками один из слуг. — Отбыл в Вену и не попрощался? Не оставил никаких приказов, не сказал, когда возвращается…
Другой возразил:
— Не мог он уехать… Я сегодня дежурил всю ночь. Не выходил хозяин из гостиницы…
— Да не в окно же он сиганул и не в трубу вылетел…
— Нет, тут дело не чистое…
— Такого еще здесь не случалось… — загалдели разом слуги.
Наконец решили: надо сообщать властям. Отправили гонца в ратушу.
А до прибытия властей стали внимательно осматривать покои хозяина.
— Эй, братцы! — закричал один из слуг. — Поглядите-ка сюда! Я вчера прибирался здесь, а этого не было… — Он ткнул пальцем в дверь.
На коричневой доске явственно виднелось нацарапанное изображение то ли черепа, то ли маски.
— Не мог же сам хозяин сотворить подобное…
— Он бережливый… Не стал бы свое добро портить!
— Кто же тогда?! — снова наперебой заговорили служители гостиницы, но так и не нашли объяснения происшествию.
Прибыли господа из ратуши. Осмотрели комнаты, где жил владелец гостиницы, и развели руками.
— Кроме нацарапанного то ли черепа, то ли маски на двери, ничего подозрительного…
— Отчего вы паникуете и нас от дел отрываете?
Тут заговорил слуга, который утром повздорил с бродячими артистами.
— Видел я сегодня, как околачивались возле гостиницы двое оборванцев: рожи разбойничьи. А глазами они так и стреляли по окнам нашего заведения. Если бы я не шуганул их, наверняка чего-нибудь сперли. Что-то приманивало этих бродяг к гостинице.
— А как они выглядят? — поинтересовался господин из ратуши.
— Да как обычные комедианты: потрепанные, чумазые, на рожах блудливая улыбка гуляет. А у одного на голове был колпак с бубенчиками. То-то я еще ночью слышал звон бубенцов! Подумал тогда, что во сне померещилось, ан нет…
— И я слышал бубенцы ночью, — поддержал товарища другой слуга.
— Я тоже…
— И меня разбудили эти звуки… — вспомнили остальные.
— Говорят, услышать ночью бубенцы — к большой беде…
— Оставим предрассудки, — перебил господин из ратуши. — Что еще можешь сообщить о лицедеях?
— Называли они себя как-то по-чудному: «Пепик и Шепик». А еще грозились, прохвосты окаянные. Да рожи у них вдруг изменились: такими сделались, что меня за сердце будто кузнечными клещами схватило. Ни дать, ни взять — сам сатана одел на них страшные маски. А после того, как бродяги пообещали, что у меня язык сломится, и впрямь чувствую: распухает он и еле ворочается. Вот поглядите-ка…
Господа из ратуши поморщились и даже отступили на шаг назад.
— Да закрой ты свой рот! — рявкнул один из них. — Ступай к лекарю со своим языком… Господа, — обратился он к коллегам, — здесь нам больше делать нечего. Нет никаких следов преступления. Возможно, хозяин гостиницы торопился и не счел нужным попрощаться с челядью. А этих, как их там, Шепика и Пепика, надо на всякий случай разыскать…
— Если появится известие от вашего хозяина, дайте нам знать, — приказал слугам другой чиновник.
На том господа из ратуши и покинули гостиницу.
Комедиантов Пепика и Шепика найти не удалось. Хозяин отеля, собиравшийся в Вену, так и не объявился. Уехал ли он туда на самом деле или что-то с ним приключилось, так и осталось еще одной мистической тайной Праги.
А через полгода гостиница перешла к новым владельцам. Но прежняя, суеверная обслуга не пожелала больше работать в ней, опасаясь неприятностей, обещанных комедиантами.
После этой истории о янтарной маске в Праге надолго перестали вспоминать…
Все наши знания, прошлое, настоящее и будущее — ничто по сравнению с тем, что мы никогда не будем знать.
Константин Циолковский
Часто в преданиях о янтарной маске говорится о таинственных, бесследных исчезновениях людей.
Настал XX век… Казалось бы, навсегда позабыты средневековые предрассудки, опасения, надежды, мечты, которые в старину связывали с янтарной маской.
Однажды на гастроли в Прагу из Австрии прибыл знаменитый передвижной цирк господина Гагенбека. Приезд шапито — всегда событие для города, и гастроли австрийского цирка начались в чешской столице весьма успешно.
Зрители — дети и взрослые — восторженно принимали выступления акробатов, укротителей, фокусников, жонглеров, клоунов, эквилибристов. Только канатоходец почему-то удостаивался лишь жидких аплодисментов. Ему никак не удавалось покорить пражскую публику.
После второго или третьего выступления он заявился к директору цирка и стал возмущаться:
— Что за дурацкий зритель сегодня собрался! Невежи! Болваны! Я выступал в лучших цирках Европы: в Берлине, Лейпциге, Будапеште, Брюсселе — всюду овации, восторги, цветы!
— Погоди, не горячись, Алекс… — попробовал успокоить канатоходца директор. — Никто не оспаривает твоего мастерства. Выступления твои почти безукоризненны. Однако не будем осуждать зрителей, — ведь мы больше всего зависим от их мнения. Давай-ка лучше проанализируем, почему публика прохладно приняла тебя.
Канатоходец поморщился.
— Франк, ты ведь сам принимал и утверждал мою новую программу. Что нам сейчас анализировать? Тем более мой номер уже прекрасно приняли Вена, Вадуш, Зальцбург, Линц и даже привередливый Клагенфурт…
Директор махнул рукой.
— Не стоит об этом напоминать! И будь любезен — не перебивай! Мне кажется, наблюдая за пражской публикой, я сегодня понял, в чем твой просчет. Ты выполняешь свой номер под вагнеровскую музыку из его «Персифаля» и под траурный марш из «Кольца Нибелунга».
