Александр сложил рисунки в отдельную папку, надо будет показать их специалистам. В голове роились обрывки недодуманных мыслей. Перед глазами лежал открытый блокнот, испещренный его пометками.
Дневник резко обрывался, за последней записью остались чистые страницы.
Автор дневника страдал приступами отчаяния, сменяющимися эйфорией, которая выплескивалась на страницы в многословных откровениях и признаниях. Потом опять тянулись недели сдержанных, коротких, надрывных записей. Он терпеливо исписывал разлинованные листы каждый день, невзирая на свое состояние. Были дни, наполненные безмятежным счастьем, но за ними всегда следовали затяжные периоды сомнений и тоски. Последняя запись 26.08.1954: «Что есть здесь — есть везде, чего здесь нет — нет нигде».
* * *
Он проснулся от непрекращающегося телефонного звонка.
— Алле. — Александр с трудом разогнул затекшую спину, выбираясь из-за письменного стола. Сколько времени? Он бросил взгляд на часы. Начало одиннадцатого.
— Александр, вы все нашли?
— Да, спасибо, — он немного растерялся, узнав звонившего.
— У меня просьба: если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, не пускайтесь в подробные объяснения.
— Разумеется, — он все еще тер глаза, прогоняя сон. — А в чем дело? Вы практически вернули наследнику то, что принадлежит ему по праву.
— Дело в том, — сказал мужчина после небольшой паузы, — что есть еще люди, которые очень хотят приобрести то, что я уже продал вам. Они каким-то образом вышли на меня и проявляют настойчивость.
— Это из-за рисунков? — уточнил Александр. — Что еще может представлять интерес для других людей?
— Нет. Они так же, как и вы, были не в курсе насчет набросков. Их интересует сам дневник. А точнее, план и схема.
— Сколько они предлагали? — не удержался от вопроса Александр. — Мне просто любопытно.
— Они предлагали примерно в десять раз больше, чем вы. И, судя по моему опыту, если есть второй покупатель, значит, скоро появятся третий и четвертый. Все они будут обращаться к вам.
— Вы расстроились? — Александр не смог сдержать иронии.
— Нет. — Мужчина замолчал.
— Алле, вы еще здесь?
— Я не советую вам иметь с ними дела. Считайте это моей профессиональной интуицией. Удачи! — Не попрощавшись, он повесил трубку.
Мадлен опаздывала. Александр был голоден. В последнее время из-за таблеток он почти никогда не хотел есть. А в тот вечер впервые за долгое время испытывал настоящее животное чувство голода. Ему хотелось вгрызться в кровоточащий кусок мяса и запить его несколькими бутылками крепкого красного вина. Ему хотелось напиться. Как хорошо было чего-то хотеть.
Принесли меню. Он листал глянцевые страницы, вчитываясь в аппетитные названия знакомых блюд.
— Прости! — Мадлен неслышно подошла к столу.
Он почувствовал ее запах и поднял глаза. Она пахла сладким шиповником. Этот аромат всегда пересиливал все остальные запахи в радиусе нескольких метров. Со временем это стало его раздражать.
Он убрал с ее стула папку и помог ей сесть:
— Отлично выглядишь.
У Мадлен была чудесная кожа, мягкая, бархатная, как у восемнадцатилетней девочки. Телу не хватало изящества, длинные ноги, ни грамма лишнего жира, но слишком большая стопа, широкая спина, тяжелая грудь. Александр скользнул по ней взглядом. Он все еще хотел ее. Сейчас по крайней мере. Он снова поймал себя на мысли, что испытывает странное удовольствие от осознания своих желаний, но идти дальше не собирался.
Красивые губы Мадлен тронула мягкая улыбка, в такие минуты его тянуло к ней больше всего.
— Я принес тебе пару фотографий. — Он отвлекся, открывая папку. — Это фото деда, — он протянул ей черно-белый снимок.
— Красивый мужчина. — Мадлен наклонилась вперед, слегка коснувшись головой его плеча. — Ты похож на него. В прошлый раз ты так и не перезвонил, — она подняла на него глаза.
— Извини. Закрутился. На чем я остановился в тот наш разговор?
— Сто тысяч евро. Наследство.
Подошел официант, Александр сосредоточился на заказе.
— Я уже поужинала, — сказала Мадлен. — Просто выпью.
— Что будешь? — Александр захлопнул меню.
— Как всегда.
Официант застыл с блокнотом в руках, глядя на него. Мадлен молчала, наклонив голову. Александр беспомощно пожал плечами.
— Коньяк с содовой, пожалуйста. — Она произнесла эти слова почти без акцента.
— Насчет наследства. — Александр поспешил продолжить разговор. — Я понятия не имею, о чем идет речь. В письме не было ничего конкретного. Только философские намеки с невнятным смыслом. Поэтому я так упорно искал французские дневники.
— Когда мы познакомились, ты говорил, что все звонки антикварам связаны с тем, что ты ищешь редкую литографию в подарок другу. Ты врал?
— Значит, врал.
— Зачем?
— Не хотел говорить правду, — он усмехнулся. — А ты что, ни разу не врала мне?
— Нет, — она уверенно покачала головой. — Тебе кажется это странным?
— Мадлен, — взмолился он, накрывая ее руку своей, — прошу тебя.
— Почему ты убежден, что дневники существуют? Твой дед мог не писать ничего в эмиграции, мог уничтожить записи.
— Мог, — Александр кивнул. Ему захотелось рассказать ей все, но что-то его остановило. — Ты сейчас такая серьезная. Ты пришла на официальные переговоры?
— А куда я пришла? — она убрала свою руку.
— На встречу старых друзей. Мы ведь друзья?
По ее лицу пробежала едва заметная тень.
— Алекс, я уже не питаю иллюзий, что ты пригласил меня приятно провести вечер. Я тронута, что ты не пытался использовать меня во время наших отношений, но сейчас эти времена позади. Мне будет легче, если ты прямо скажешь, что тебе нужно.
Он вздохнул. В таком случае безопаснее было промолчать, но он зашел уже слишком далеко. Он испытал странное наслаждение, не разубеждая ее в собственной правоте.
— Мне нужно найти одного человека, возможно, он живет во Франции.
— Женщину?
Он грустно констатировал, что между его словами и ее вопросом прошло всего пара секунд. Раньше она пыталась сдерживаться. Они много раз переступали черту, теперь это уже стало неважным.
— Это связано с дневниками деда, — терпеливо пояснил он, радуясь, что не поддался порыву откровенности. — Еще одна зацепка. Он был лучшим другом Ивана.
— Тебе не кажется, что стоит прекратить поиски?
Дневник лежал в багажнике автомобиля, но он не мог преодолеть внутренний протест и пустить кого-то постороннего в свои фантазии, неожиданно ставшие реальностью.
