Идущий впереди Петя почти без передышки работает топором, где обрубая торчащие сучья, где сваливая гнилые деревья, нависшие над головой, где отодвигая уже упавшие. Туго и с оленями — они с трудом перебираются через толстые стволы. Приходится изо всех сил тянуть оленя за повод, подталкивать сзади. Наконец олень решается и передними ногами перескакивает, вернее, переваливается через ствол и повисает на нем, не в силах поднять задние ноги. Опять надо тащить, уговаривать, бить. В другом месте приходится пригибать голову оленя к земле, чтобы он не зацепил рогами за нависающее дерево.
Наконец после крутого спуска мы снова выходим на тропу геологов. Еще немного, и снизу явственно доносится шум воды. Сквозь деревья просвечивает что-то ослепительно голубое. Решив, что это водопад, фотографы кубарем катятся вниз, чтобы запечатлеть его. И запечатлевают, но не водопад, а стремительный, бурный, сверкающий на солнце, пенящийся белоснежными бурунами Прямой Казыр. Сквозь зеленоватую воду просвечивают разноцветные камни, видны огромные глыбы. А на той стороне от воды сплошной стеной стоит тайга.
Дальше тропа проходит по высокому обрывистому левому берегу. Тропа вполне приличная — рубить почти не приходится. Зато идет она, как это у нас принято говорить, серпантином в двух плоскостях, обходя долинки, вырытые безымянными притоками Прямого Казыра. У оленей от беспрестанных подъемов и спусков то и дело съезжают вьюки, приходится останавливаться. На одном из участков тропы вдруг обнаруживаются зернышки риса, целая дорожка. Интересно, кто это так оригинально отмечал свой путь в тайге? Оказывается, мы сами. На одном из передних оленей распоролся вьюк и порвался мешок с рисом. Приходится срочно организовывать ремонт. Через некоторое время караван снова останавливается. Николай Петрович проверяет завьючку оленей. Он встревожен, говорит: «Плохой дорога, совсем плохой». Это мы дошли до первого притока Прямого Казыра, обозначенного на карте. Спуск очень крутой, олени сползают почти сидя на задних ногах, за ними на склоне остается борозда, вскопанная копытами. В узком глубоком распадке шумит небольшой ручей — удивительно маленький по сравнению с выкопанным им углублением. Подъем так крут, что временами приходится прибегать к помощи рук, хвататься за корни, стволы деревьев, кустарник. Олени ведут себя молодцами и карабкаются не хуже людей. А ведь на них 30–35 кг груза!
Не успели мы отдышаться и обсохнуть после первого распадка, как начали спускаться во второй. Его противоположная сторона высится отвесным утесом. Только в одном месте скалы уступают место голому песчаному склону с мелкими камнями. О крутизне склонов у нас постоянно возникают дискуссии, главный оппортунист в которых — Мика. Здесь же было единогласно признано, что склон, если не шестьдесят градусов, как сказал Алик, то, во всяком случае, не меньше сорока пяти. И карабкаться по нему пришлось около пятидесяти метров.
Следующие два притока на нашем пути легче. Склоны здесь пологие. Лучше они еще и потому, что тропа идет зарослями спелой сладкой черники. Из нее рвали букеты и объедались ею на ходу. Не повезло только мне — разболелось колено и сильно мешало перешагивать через лежащие стволы. А так как они попадались в среднем через каждые пять шагов, то приходилось думать только о преодолении препятствий. Тут уж было не до щедрых даров природы. Правда, меня не оставляют в беде — подкармливает ягодами Мика, великолепный букет черники преподнес Леха.
Место для ночевки мы облюбовали чудесное: рядом Прямой Казыр, здесь же полянка с ягелем. Небо по-прежнему безмятежно голубеет, солнце сияет, до темноты еще далеко. Моментально организуем две купальни: мужскую — возле большой пихты, сваленной на дрова, но почему-то упавшей в воду, и женскую — на верхнем конце маленькой галечной отмели.
Какое наслаждение после трудного дня снять взмокшую ковбойку, снять ботинки, носки, бинты, снять брюки и влезть в ледяную, обжигающую воду! Смыть грязь и пот, освежиться и почувствовать себя на десять лет моложе, на десять пудов легче и в десять раз сильнее, чем прежде.
А когда еще яркое солнце греет тебя после студеной ванны, когда кожу гладит теплый ветер, когда у ног бежит кристально-прозрачная вода, журчит по камням и убегает под нависшей березой куда-то вдаль, где теряется в солнечном блеске и превращается в жидкое серебро, когда за отмелью и упавшей пихтой в основном русле скачут и бесятся сине-зеленые валы и плещут белой пеной, когда над тобой только синее небо, а перед тобой вершины гор — тогда чувствуешь в себе такую беспричинную и безудержную радость, что хочется петь, кричать во все горло и вообще как-то выражать счастье жить на земле.
Что такое счастье? Все отвечают на это по-разному. Но, наверное, мало кто знает, что иногда счастье — это стирать грязные носки в ледяной воде горной реки и петь во все горло все песни подряд, какие только придут в голову.
Мы наслаждались так, пока не выстирали и не вымыли все, что только возможно.
На вечер был сварен восхитительный суп с лапшой, и с грибами, собранными по дороге, заправленный диким луком, растущим в изобилии возле протоки.
После ужина сушились, чинились. Мика проявила необычайное знание психологии инструктора. Когда он вкрадчивым голосом сказал: «Мика, будь другом, сделай одну вещь», — она со вздохом шепнула: «Наверное, опять чинить ковбойку», — и не ошиблась. Мика же, как известно, терпеть не может починку, особенно штопку. Всем подобным занятиям она предпочитает рубку дров. На этот раз она тоже после шитья утешалась тем, что уже в темноте долго единоборствовала с какой-то сучковатой чуркой и вернулась к костру почти умиротворенная.
День шестой
17 августа
По мере продвижения кверху Прямой Казыр уменьшается на глазах, разбивается на рукава. Тропа сегодня по сравнению со вчерашней — восторг. Ровная, почти прямая, тянется она вдоль реки, временами выходит на прибрежные галечно-булыжные отмели, и тогда наш солидный караван виден во всю длину. Исчезли завалы, тропа идет по сплошному березняку.
Мика поводит носом в разные стороны и говорит, что это грибная роща. Через несколько минут у нее в руках целое семейство аппетитных подберезовиков. Немного погодя она уже идет с кастрюлей и собирает в нее грибы на обед.
А тропа вьется и вьется по всей роще, насквозь пронизанной солнцем.
Березки точно кто-то изогнул в разных направлениях, и они так и стоят, то кланяясь друг другу, то сердито отвернувшись одна от другой, то образуя аллеи. Сквозь их листву просвечивает солнце, яркие пятна света пестрят на траве, на кустах голубики, черники, брусники. Мы уже так наловчились, что рвем ягоды на ходу, не останавливаясь. В роще стоит веселый шум и свист, из-под ног то и дело поднимаются рябчики, у самой тропы бесстрашно прыгает с ветки на ветку любопытный бурундук.
