III
Оживился старикъ Абдъ-Алла, черныя его глаза сверкали не разъ огонькомъ юности, когда онъ вспоминалъ старое, говорилъ о своихъ походахъ, о тѣхъ сраженіяхъ; гдѣ участвовалъ подъ знаменами основателя современнаго Египта Махмета-Али и его побѣдоноснаго сына Ибрагима. Абдъ-Алла былъ въ то время беемъ, начальникомъ бедуинской кавалеріи. Онъ участвовалъ и въ походахъ въ Суданъ, и въ Абиссинію, и въ Малую Азію, когда отъ меча Ибрагима затрепетала вся оттоманская имперія. Въ битвѣ при Коніи, когда Ибрагимъ сокрушилъ окончательно силы Порты, Абдъ-Алла былъ раненъ и былъ близокъ въ смерти. На смертномъ одрѣ, умирая, онъ далъ обѣтъ, если поправится, посвятить всю жизнь свою Богу и Магомету, и Аллахъ сохранилъ его жизнь, чтобы въ новомъ Абдъ-Аллѣ умеръ старый воинъ, неукротимый человѣкъ. Абдъ-Алла сдержалъ свое слово; онъ стать вѣчнымъ хаджею — вѣчнымъ паломникомъ къ священной Каабѣ и ко гробу Магометову. Много разъ онъ побывалъ уже тамъ, много каравановъ сводилъ онъ къ святымъ городамъ; и много хаджей погибаетъ въ пустынѣ въ тѣ полтора или два мѣсяца, которые они употребляютъ на переходъ, но никогда еще не погибалъ караванъ, предводительствуемый Абдъ-Аллою. — Аллахъ-архамту (Господь ихъ помиловалъ)! — говорилъ сѣдовласый старецъ, возводя глаза свои къ небу и благодаря Бога и великаго пророка. Только мерцающія звѣзды и темно-лазурное небо слышали молитву стараго хаджи. — Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и Магометъ пророкъ его! — вотъ вся суть исламизма, его первая заповѣдь, основаніе его ученія. Эгу заповѣдь готовъ денно и нощно исповѣдывать Абдъ-Алла и среди песковъ, и среди морей, и среди многочисленной толпы гяуровъ; за это онъ пойдетъ и въ огонь, и въ воду, не попобоится принять самую смерть. Онъ знаетъ весь коранъ, ниспосланный Богомъ великому пророку чрезъ архангела Гавріила; всѣ стодвадцать зурэ этой божественной книги знаетъ наизусть старый Абдъ-Алла. Не десятую часть имущества, какъ повелѣваетъ коранъ, а девять-десятыхъ раздалъ нищимъ Абдъ-Алла и не жалѣетъ о томъ. Къ чему ему всѣ прелести міра сего, когда его страстное ожиданіе — пророкъ! Ради его, онъ сталъ и хаджею, и шейхомъ. Всѣ семь членовъ тѣла своего бережетъ отъ грѣха Абдъ-Алла, чтобы достигнуть благочестія, безъ котораго, говоритъ Магометъ, лучшими дѣлами нельзя угодить Богу. Уши, глаза, языкъ, руки, ноги, животъ — сдѣлаются вратами ада, если не смотришь за ними. И вотъ Абдъ-Алла, храбрый воинъ, мужъ десяти женъ, упивавшійся въ крови и сладострастіи уже сорокъ лѣтъ, больше не преклонитъ уха своего ко лжи или непристойнымъ рѣчамъ и не посмотритъ на то, на что запрещено смотрѣть доброму мусульманину. Не только на женскія прелести не засмотрится старый шейхъ, но онъ отворачивается даже отъ тѣла голаго мужчины. Выше колѣна не добро смотрѣть истому муммэаину (правовѣрному), и Абдъ-Алла всегда отвернется, когда Ахмедъ обнажается въ глазахъ мусульманина до неприличія, хотя мой проводникъ грѣетъ только свой жввотъ. Тридцать лѣтъ уже отказался старый хаджа отъ жены и не смотритъ вовсе на женщину, хотя коранъ дозволяетъ самому примѣрному мусульманину имѣть до четырехъ законныхъ женъ. Языкъ Абдъ-Аллы свободенъ ото лжи, клеветы или злословія; рука его никогда не осквернилась въ продолженіе сорока лѣтъ прикосновеніемъ къ чему-нибудь нечистому, нога не совершида умышленно того же грѣха и не вошла туда, куда не слѣдуетъ ходить мусульманину; не погрѣшили ничѣмъ и другія части его тѣла, отданнаго всецѣло на служеніе Богу и великой идеи — паломничества…
Абдъ-Алла за свою мудрость, благочестіе и многократное посѣщеніе Мекки пользуется большимъ почетомъ среди своихъ соотечественниковъ. Онъ, вѣроятно, сантонъ (святой) или уэли (любимецъ неба), говорили мнѣ потомъ Юза и Ахметъ, пораженные благочестіемъ стараго хаджи. Онъ настоящій рабъ божій, какъ говоритъ его самое имя (Абдъ — рабъ, Алла — Богъ). Я видалъ многихъ «сантоновъ» въ Египтѣ — этихъ полусумасшедшихъ, полуидіотовъ, которыхъ, какъ и у насъ, подъ именемъ блаженныхъ и юродивыхъ, почитаетъ простой народъ. «Они носятъ на себѣ печать Аллаха; ихъ умъ и душа на небесахъ въ рукахъ великаго Бога, — такъ говоритъ коранъ, — только бренное тѣло ихъ осталось блуждать по землѣ — этой юдоли борьбы и страданій…» Я не думаю, чтобы Абдъ-Алла былъ такимъ сантономъ на родинѣ, но что онъ могъ считаться уэли — любимцемъ неба и чудотворцемъ, можно было повѣрить по тому почету, какимъ онъ пользовался во всѣхъ караванахъ. Какъ истинный святой, онъ, погруженный въ созерцаніе великихъ тайнъ исламизма, часто не обращалъ вниманія на самого себя и, какъ буддистъ, иногда цѣлые часы проводилъ въ священномъ безмолвіи и самозабвеніи, погружаясь въ нирвану мусульманскихъ міросозерцаній, вылившихся въ форму одного принципа, одной заповѣди… Старый Абдъ-Алла прошелъ всѣ ступени іерархіи ислама; онъ былъ много лѣтъ имамомъ (священникомъ) въ разныхъ мечетяхъ Каира, раныне того онъ исполнялъ обязанности кайина (дьячка) и даже муэзинна (призывателя къ молитвѣ). Теперь онъ шейхъ и проводникъ въ одной изъ знаменитыхъ мечетей Масфа-ель-Кахира.
Никто изъ правовѣрныхъ такъ не чтитъ молитвъ, омовеній и постовъ, предписанныхъ кораномъ. Онъ знаетъ, что постъ есть преддверіе рая, а молитва — средство возвести свой умъ и направить его на высокіе помыслы, и ничто въ мірѣ не отвратитъ Абдъ-Аллы отъ совершенія положенныхъ фэтха (молитвъ), эль-удгуу (омовеній) и всего предписаннаго закономъ (ракаатъ) въ родѣ священныхъ обрядовъ, колѣнопреклоненій и т. п. Гдѣ бы ни засталъ часъ молитвы Абдъ-Аллу, будь то на морѣ, или въ пустынѣ, или среди огня, суеты базара, или во дворцѣ калифа, онъ станетъ тотчасъ же на молитву, когда съ высокого минарета муэзинъ провозгласитъ: «Гай-аль-эль-салахъ (живѣе на молитву)! Аллаху-акбаръ» (Богъ великъ)! и исповѣданіе вѣры. Пять разъ въ сутки молится Абдъ-Алла: утромъ за полчаса до восхода солнца, въ полдень, за два часа до заката, въ минуту заката и часа черезъ полтора послѣ заката. Онъ становится тогда на молитву благоговѣйно: разстелетъ небольшой коверъ — седжадекъ, (который всегда у него съ собою), чтобы не стать колѣнами на нечистое мѣсто, возьметъ въ руки освященныя суббахъ — четки и сотворитъ омовеніе; затѣмъ уже, обратившись лицомъ къ Каабѣ, т. е. той линіи, по направленію которой виднѣется полумѣсяцъ минарета, онъ произноситъ молитву. Сверхъ положенныхъ ракаатъ, Абдъ-Алла всегда еще прибавитъ нѣсколько поклоновъ во славу Бога, потому, что ему все извѣстно — Аллаху-далемъ!
Ни одной пятницы не пропускалъ Абдъ-Алла, чтобы не сказать проповѣди, чающему отъ него поученія народу. Какимъ являлся этотъ бывалый старикъ, искушенный жизнью и благочестивыми подвигами хаджи, когда произносилъ съ высоты каѳедръ свою пламенную рѣчь; какимъ огнемъ тогда блистали его черныѳ глаза изъ-подъ сѣдыхъ длинныхъ бровей, какою силою и фанатизмомъ дышало каждое слово вдохновенной проповѣди того, кто Бога ради и пророка въ себѣ убилъ и воина, и сластолюбца, убилъ свои помыслы, свое собственное я. Въ каждый муллетъ — день, посвященный воспоминаніямъ о пророкѣ — старый шейхъ говорилъ также свои вдохновенныя рѣчи, и тогда, по словамъ Юзы, во всемъ громадномъ Каирѣ никто не говорилъ лучше Абдъ-Аллы. «Самъ пророкъ (да будетъ благословенно имя его!) влагалъ силу и огонь въ уста сѣдовласаго старца на поученіе правовѣрныхъ, самъ пророкъ въ иныя минуты говорилъ словами стараго шейха, и народъ въ трепетѣ внималъ пламенной рѣчи.
