Нет, полностью отрешиться от прошлого он не успел. Незримой тяжестью оно все еще волочилось за ним, еще тревожило по ночам и в те тихие предутренние часы, когда, заступив на первую вахту, он подолгу в раздумчивом одиночестве вышагивал по крылу мостика. «Вспоминая пережитое, он чувствовал, как в душе его словно медленно остывала горячая смола, стягивая грудь в удушливой, ноющей тоске. И тогда будущее, которое начинало уже казаться покойным и ясным, снова туманилось, мутнело и взвихривалось, как мятущаяся бездность над морем. Но время постепенно брало свое. Прошлое беспокоило Джексона все меньше и реже. Он, конечно, ни с кем этим не делился, но те, кто хорошо его знал, могли догадываться.
Вот почему перед Одуванчиком ставилась задача прежде всего вернуть Джексона, так сказать, «на круги своя»: без угроз, по возможности деликатно, но недвусмысленно напомнить, чем и кому он обязан и о чем не должен забывать. Затем обработать его психологически, чтобы не терзался до поры ни сознанием предстоящего ужаса, ни муками совести. Это, пожалуй, было самое важное. Задумав одно из величайших преступлений на море, главари банды Папанопулоса понимали, что от настроения Джексона будет зависеть если не весь успех дела, то, во всяком случае, очень многое.
Они сыграли на всем, что было в нем добрым и злым, светлым и темным, на болезненно ревнивом отношении к лайнеру, затаенной мечте о капитанской должности, обидах, мстительном честолюбии, страхе за собственную шкуру и, наконец, жадности: посулили за «услуги» полмиллиона долларов. От будущего барыша Папанопулоса и Форбса это была всего одна двухсотая доля, но Джексон о таком гонораре и помыслить не смел. Перспектива сорвать огромный куш его доконала. Деньги для него олицетворяли не просто сытость. В его глазах они были символом независимости, власти и настоящей свободы, той единственной силой, которая могла избавить его от всех принуждений и страхов. Да, он понимал, что не все продается и покупается, и все же верил, что купить можно все, даже душевный покои.
С одной лишь оговоркой: если умеешь шевелить мозгами.
В своих умственных способностях Джексон, конечно, не сомневался.
«Вайт бёрд» уходила в свой последний рейс с группой людей, намеренных ее уничтожить, но не представлявших ни масштабов будущей катастрофы, ни того, что уготовано было им самим.
Никто из них друг друга не знал, вернее, в рейсе все они познакомились, но никто никого не подозревал. Как и предусматривалось тщательно разработанным планом (его автором был все-таки Одуванчик), каждый из заговорщиков получил только свою часть задания: сделать то-то и «убрать» такого-то.
У матроса Келлера были дружки в Гаване, и ему поручили устроить нападение на Мэнсфилда, когда тот должен был сойти на берег, чтобы закупить свежие продукты и вина для новогоднего бала. Потом Келлера сбросил в вентиляционную шахту машинист Маклеллан, предварительно успевший вывести из строя пожарную сигнализацию.
Маклеллана ликвидировал младший боцман Джек Берри, который затем поджег кормовой трюм и вскоре был убит боцманом Гарпероя…
К концу пожара из всех, кто погубил Аллисона и его лайнер, в живых остались только Джексон и стюард Роберте, подменивший в каюте Аллисона пузырек с валерьянкой раствором цианистого калия. Но уже в Нью-Йорке Робертс тоже исчез.
Джексона почему-то пощадили и выдали обещанный чек на пятьсот тысяч долларов, однако… на другое имя. Чтобы получить деньги, ирландец Вильям Джексон должен был превратиться в норвежца Андерса Акре и к тому же подписать контракт с норвежской фирмой о своем обязательстве двадцать лет проработать смотрителем китобойной станции на острове Южная Георгия. Пока за сроком давности преступление не перестанет быть подсудным. И в случае чего — кто будет искать какого-то Андерса Акре? Да и где — на Южной Георгии!
Джексон боялся худшего и на все согласился. После того, что произошло, он и сам готов был бежать на край света. Его потрясла не столько трагичность катастрофы, как та жестокость, с какой он был обманут.
В списке моряков, которым Аллисон собирался передать свои акции на «Вайт бёрд», имя Джексона стояло первым. Не Мэнсфилд — он, Джексон, назначался капитаном.
…Прошли годы, а ужас содеянного так и остался во всех порах души. И нет от него избавления. Дрожал за свою шкуру, жаждал денег, а теперь не желает ничего, кроме возмездия, справедливой кары, чтобы найти а ней облегчение. А люди смеются. Спятил! Вообразил, будто сжег какой-то лайнер. Скоро, наверное, Нельсоном себя объявит, а то, может, Наполеоном… Это все Южная Георгия. Многие из тех, кто долго жил на проклятой богом земле Антарктики, сходили с ума, и многие мнили себя Наполеонами…
Никто из нас не рождается чудовищем, и никто чудовищем не хочет умереть…
Мелькают дни.
Им вслед мелькают лица.
И Пена Жизни плещется у ног.
Над Бытием белесый пар клубится,
В тумане скрыт бушующий Поток.
Порой нам кажется:
мы все уже познали —
И ширь Земли, и шифр морского дна,
Что разгадали тайные скрижали —
Природные скупые письмена.
О Мир Труда и Знанья! Мир могучий!
Мы — дети Солнца, соль своей Земли, —
Карабкаясь по каменистым кручам,
К твоим седым вершинам подошли.
Мы шли вперед, мы открывали дали,
Нам жизнь казалась долгой, как века,
А тысячи миров рождались, умирали,
Нам посылая свет издалека.
Мы познавали Тайны и Причины,
Мы в Явь преображали Чудеса,
Но поднимались новые вершины,
Распахивались шире небеса.
Сам Гераклит — и темный и премудрый —
Учил нас, что всему есть свой черед,
Что все вокруг — лишь пламень златокудрый,
Все так непостоянно, все течет.
Текут снега. Зима стекает в лето.
Течет земных событий хоровод.
Стремятся в вечность воды тихой Леты,
И в Тьму веков за годом каплет год.
А сами мы давно ли из пеленок?
Давно ль нога почувствовала твердь?
Что ж Кубок Жизни? Он, пожалуй, звонок…
Но вечно ль суждено ему звенеть?
В нем два напитка слиты воедино —
И Жизненный Нектар и Смертный Яд.
И как узнать, какую половину
Мы пьем сейчас?
Словарь морских терминов и названий, использованных в книге
Абордаж — рукопашный бой двух или трех экипажей боевых кораблей, когда суда при помощи специальных крючьев сцепляются друг с другом.
Бак — носовая часть палубы корабля.
