Пришлось изобрести специальную опиумную трубку, которую не набивают и не раскуривают, — вместо этого над специальной лампой разогревают шарик опиума до температуры, близкой к температуре кипения, после чего курильщик быстро втягивает через мундштук образовавшиеся пары. Но плохо очищенный опиум, который употребляли внутрь или добавляли в табак, для этого не годился. При разогреве он просто сгорал, теряя большую часть дурманящих веществ.
В результате была разработана технология очистки опиума. Содержание морфинов в нем было доведено до 9—10 процентов, что в 50 раз больше, чем в мадаке. Тут уже ни о каком «поднятии тонуса» речь не шла — выкурив трубку, человек на какое-то время просто выпадал из жизни. Опиекурильни были очень спокойными заведениями — спокойными, как могила. Аналогия тем более уместна, что разрушение личности и здоровья курильщика шло стремительно и, как правило, бесповоротно. Для мира, который еще ничего не знал о наркозависимости, курение опиума неизбежно должно было стать страшным бичом. Весьма вероятно, что родина опиекурения — юго-восточное побережье Китая, место пересечения торговых путей (а значит, и культур) всей восточноазиатской ойкумены. В любом случае новый способ употребления опиума стал ассоциироваться именно с Китаем и китайцами (в том числе с китайцами диаспоры).
Власти Поднебесной опиумная проблема долгое время особо не волновала. Наркотик периодически запрещали (не слишком заботясь о соблюдении запретов), но не из-за пагубного его воздействия на здоровье подданных, а потому, что он был товаром привозным, все же иноземное в Китае приравнивалось к варварскому, то есть недостойному.
Однако в конце XVIII столетия беспокойство Пекина стало нарастать. Грозный (в отличие от многих предыдущих) антиопиумный указ император выпустил в 1780 году, и далее они посыпались как из рога изобилия. Это был уже не колокольчик, с помощью которого строгий, но милостивый учитель призывает к порядку расшалившихся школяров, а набатный колокол. Что же заставило власти изменить свое отношение к опиуму? Как ни удивительно, главную роль здесь сыграл чай, потребление которого в Европе как раз в этот период стало стремительно расти.
Ост-Индская компания производила опиум на двух фабриках, расположенных в городах Патна и Газипур (недалеко от Варанаси, в английской колониальной транскрипции — Бенареса). По названиям этих фабрик получили свои имена и два основных бренда опиума, завозившегося в Восточную Азию, — «патна» и «бенарес».
Наркотик поставлялся в стандартных ящиках из мангового дерева, вмещавших сорок шаров высушенного до нужной кондиции продукта общим весом около 54 килограммов. В таком виде опиум мог храниться годами, оставаясь годным к употреблению. Фабрика в Газипуре существует по сей день и производит до четверти всего опиума в мире, используемого легально в медицинских целях.
Вопреки распространенному мнению, прибыль Ост-Индской компании от непосредственной продажи опиума была относительно невелика — не более 5–6 процентов ее общего годового дохода. Ценность опиумной торговли для компании была в другом: она обеспечивала серебряной наличностью куда более прибыльную и стратегически важную чайную торговлю.
За опиум китайцы обычно платили серебром. Но в водах Южно-Китайского моря, кишащих пиратами, серебро в больших количествах пере возить было опасно. Поэтому агент, совершив сделку, обычно отправлялся в кантонское представительство Ост-Индской компании и покупал на вырученное серебро ее векселя, которые подлежали погашению в Лондоне. Это серебро компания немедленно пускала на закупку чая. Круг, таким образом, замкнулся — утекавший по «чайному» каналу драгоценный металл стал возвращаться по «опиумному».
Впрочем, по мере роста опиумных поставок объем серебряной выручки начал ощутимо превышать потребности чайной торговли. И корабли компании стали вывозить из Поднебесной не только чай, но и серебро. Теперь уже не Китай высасывал драгоценный металл из британской экономики, а наоборот, Британия — из китайской. Причем для Китая такой отток был значительно более чувствительным, поскольку других источников поступления серебра страна практически не имела (собственная добыча была незначительной).
Но проблемы, порождаемые опиумной торговлей, отнюдь не сводились к одной экономике, что китайским властям к 1820 годам стало очевидно и чего еще не осознала Европа, привыкшая видеть в опиуме лишь лекарство (в этом отношении обвинение, которое выдвинул в 1839 году против англичан императорский комиссар в провинции Гуандун Линь Цзэсюй, что те, дескать, наводняя Китай опиумом, ввоз его в свою страну запрещают, беспочвенно). В одном лишь Кантоне число курильщиков, попавших в полную зависимость от «иноземной грязи», исчислялось, по оценкам европейских миссионеров, десятками тысяч.
С побережья наркотик растекался по всей стране, достигая самых глухих деревень. Опиумная эпидемия поразила все слои общества. Когда император Даогуан, заняв в 1820 году трон, приказал подготовить доклад о степени распространения, как сейчас бы выразились, наркомании, то одним из самых пораженных этим недугом слоев оказались чиновники и армия. Более того, зараза просочилась и в Запретный Город — курильщики опиума были выявлены в ближайшем окружении самого Сына Неба.
Борьбу следовало вести по двум направлениям: доставка и распространение. Поднебесная не располагала военным флотом, который мог бы представлять реальную угрозу для кораблей агентских компаний, как правило, неплохо вооруженных ввиду постоянной угрозы нападения пиратов. Даже стоящие на якоре приемочные суда имели современные орудия и легко могли отбиться от любой флотилии боевых джонок.
Ужасающая коррупция местных властей (китайским чиновникам по традиции платили крайне мало, и считалось вполне нормальным, что они используют свое служебное положение для поправки материального) сводила на нет и любые меры верховной власти по борьбе с распространением наркотика. Мандарины и чиновники более низкого ранга сами активно участвовали в перепродаже контрабандного товара вглубь страны. Для отвода глаз они время от времени демонстрировали свое рвение: подождав, пока очередная опиумная флотилия разгрузится, отправляли против нее свои джонки. Те, стреляя в воздух и оглашая окрестности грохотом гонгов и барабанов, «преследовали» спокойно отплывающие в Индию клиперы, после чего в столицу отправлялась победная реляция: корабли «заморских дьяволов» после жестокой битвы рассеяны и обращены в бегство. Чтобы успокоить Пекин, власти Кантона время от времени ловили нескольких особо злостных (или просто невезучих) мелких розничных торговцев и торжественно казнили их при большом стечении народа.
