Некоторые из них предлагали попытаться пройти пешком 8 км вниз по ущелью до метеорологической станции в Лагунитас. Они были уже слегка испуганы, а паника всегда имеет тенденцию распространяться. Их capataz — прораб — понимал положение лучше них. Барахтаясь в снегу, ослепленные пургой, обезумевшие от усталости и холода, они или сорвутся с обрыва, или будут унесены вниз в ледяном потоке лавины. Он был тверд и вернул всех назад в хижину. Этот capataz оказался хорошим руководителем. Он боролся за их жизнь с мужеством, решимостью и не теряя здравого смысла. Он заслуживал лучшей участи.
Убежищем им служило здание с массивными каменными стенками, оставшееся от каких-то предшествующих предпринимателей; железную крышу сделали они сами. Оно пережило много зим Рио-Бланко и должно было устоять и теперь. Так считал capataz. За стенами дома с бессмысленной злобой завывала метель. В доме повар постучал половником по большому котлу и начал готовить «касуэлу» — горячее ароматное тушеное мясо, любимое блюдо чилийских рабочих. Каждый из них по-своему пытался скрыть свою тревогу от остальных. Они были стойкими парнями, эти чилийские шахтеры, как и шахтеры всего мира. Но все люди испытывают страх перед неизвестностью. Ни одному из них, включая и прораба, не случалось еще пережидать метель в Андах. Они боялись бурана, но сильнее бурана их пугало чудовище, рожденное ветром и снегом, — rodado, лавина.
За столом было больше шума и грубых шуток, чем обычно. И тогда на них обрушилась Белая Смерть. Она не могла повалить каменные стены, но пробилась в окна, сломала запор на двери, снесла крышу и пришла к людям сверху. Хижина мгновенно превратилась в котел бурлящего снега, в котором барахтались люди.
Все закончилось в считанные минуты. Даже метель умолкла, как будто хотела послушать слабые голоса, доносившиеся из-под снега. Ошеломленные люди откапывались — те, кто был засыпан частично. Они разгребали снег руками, пробиваясь туда, где из-под снега слышались голоса. Сделали перекличку: все были живы, кроме прораба. Они не смогли отыскать его. Никто не откликался на их громкие крики. Теперь, уже напуганные насмерть, они бежали. И rodados милостиво пропустили их. Буран закончился.
Тремя месяцами позднее я впервые смотрел на ущелье Рио-Бланко и прикидывал, когда будет ближайший рейс на Нью-Йорк. Через несколько лет я узнал, что я был здесь вторым консультантом по лавинам и что мой предшественник попросил освободить его от этой обязанности. Если бы я знал об этом в августе 1959 г., я, вероятно, все-таки улетел бы ближайшим рейсом. Я знал этого человека, отставного инженера из Управления шоссейных дорог штата Колорадо, для которого я в свое время выполнил одну работу. Он не был трусом.
Я тоже пересидел метель в сарае для коз в Лагунитас. Я дошел до шахты на лыжах, завоевав тем самым некоторый престиж, поскольку из группы в десять человек только один смог пройти со мной весь путь. Это был худой, маленький чилийский горец по имени Ахилеро, позднее один из асов-снегоочистителей в Рио-Бланко. Затем я вернулся в Нью-Йорк и узнал кое-что о добыче медной руды от Эла Энгельгардта, человека со сложением борца и довольно вспыльчивого, о чем совершенно невозможно было догадаться по его флегматичной внешности.
Современная шахта добывает очень бедную медную руду — из 1 т руды могут быть получены 15 кг меди, которые стоят по нынешним ценам около пятнадцати долларов. Единственным путем для получения прибылей в таких условиях является работа в очень больших масштабах: 10 тыс. т руды в сутки, 365 дней напряженнейшей работы в год. Итак, на мой первый вопрос — почему бы просто не прерывать работу на зимние месяцы — я получил ответ раньше, чем его задал.
Для охотника за лавинами это были невиданные масштабы. Десять тысяч тонн — солидное количество. Надо забурить шпуры, подорвать заряды, доставить руду на обогатительную фабрику, очистить ее, чтобы избавиться от большей части пустой породы, доставить концентрат на медеплавильную фабрику. В конце этой длинной цепи из каждой тонны руды получается на пятнадцать долларов меди. Для этого нужно около тысячи человек, работающих круглосуточно в три смены. А для этого нужно огромное количество электроэнергии, воды, извести, инструментов, машин, бензина, продовольствия и т. п. А для этого нужно где-то построить город. А для этого нужно много денег. Энгельгардт сказал мне, что для получения первого килограмма меди нужно потратить почти сто миллионов долларов. И, наконец, для этого нужна транспортная система, чтобы перевозить людей, продовольствие и руду.
В конце своей лекции — для него весьма длинной — он задал мне вопрос: «Можем ли мы использовать шоссе в Рио-Бланко? Экономическая осуществимость проекта целиком зависит от этого».
Как автор дерзкого утверждения, что при современном уровне техники любая лавинная проблема может быть решена при условии, что она стоит потраченных времени, трудов и средств, я мог ответить только «да». Но затем последовало неизбежное ограничение: «Если вы готовы сделать Природе некоторые уступки».
Фирма уже приняла мой совет о способе добычи меди. Вместо того чтобы пытаться работать на поверхности, они уйдут под землю, в восьмикилометровый туннель до Лагунитас. В Лагунитас руда пойдет на обогатительную фабрику — первый этап в процессе очистки. Отсюда концентрат повезут на грузовиках на медеплавильную фабрику, находящуюся на берегу океана. Для рабочих планировалось построить город в Саладильо, недалеко от устья Рио-Бланко и вне лавиноопасной зоны. Их будут возить на рудник и на фабрику автобусы.
Мне было очень приятно услышать о подземных разработках в туннеле до Лагунитас. Это снимало с меня ответственность за верхние 8 км ущелья, настолько крутого и узкого, что на дне лавины перекрывают друг друга и нет никакой возможности для расчистки дороги. Остальная часть плана была менее приятной. Я считал, что дорогу между Лагунитас и Саладильо можно использовать, но с условием не составлять жесткого расписания. Природа должна сама говорить нам, когда можно использовать шоссе.
С моей стороны это было отступление, так как раньше я высказывал мысль, что, столкнувшись с лавинообразующим бураном, вы просто выходите, расстреливаете лавины и затем продолжаете заниматься своими делами. Такой образ действий возможен в ограниченном по площади горнолыжном районе, где вы можете за час обстрелять все цели с одной или двух позиций. Именно это мы делали в Скво-Вэлли в 1959 г.: тридцать лавин на шести различных горах за час. Но опыт работы в горнолыжном районе мало соответствовал обстановке в Рио-Бланко. Пока мы расстреляем 30 км лавин и уберем снег с дороги, лавины снова будут готовы сойти. Это породило бы Валь-да-Баркли в поистине космических масштабах.
