Ознакомительная версия.
Как нельзя кстати вспомнился рассказ Лоуренса из письма к матери о гостеприимстве местного населения.
«Когда я вхожу в какой-либо дом, хозяин приветствует меня, и я его тоже, после чего он говорит что-то одной из своих женщин, и они приносят для меня вместо стула тощее одеяло, которое, не сомневаюсь, лежит как подстилка у двери. Я сажусь на него на корточках, и тогда хозяин спрашивает меня четыре или пять раз подряд «как моё здоровье?» и каждый раз я отвечаю ему – «всё в порядке». Затем приносят кофе, после чего следует много вопросов: является ли мой треножник для фотоаппарата револьвером, откуда я пришёл и куда иду, почему пешком и один, а когда я раскладывал свой треножник, хозяин дома восторженно восклицал, цокая языком, и вся деревня сбегалась посмотреть на него». [56]
Яхмур, несмотря на близость к шумному и многоликому Тартусу, оказался порядочной глухоманью, серым и невзрачным посёлком, редкой дырой даже по меркам Сирии, и, как по мне, мало отличался от глухих деревушек периода Османской империи, встречавшихся на пути Лоуренса. Считается, что на этом месте находился древний город Симира, известный ещё по ассирийским и древнеегипетским источникам.
Крепость стояла на ровном месте, практически не возвышаясь над посёлком. Это редкость для крепостей Сирии того времени – я знал всего несколько, которые находились в одной плоскости с окружающим рельефом. Сохранилась часть стен и массивное прямоугольное здание – донжон. Мощный пилон посреди зала поддерживает сводчатый потолок. На крышу здания ведёт крутая лестница. Здесь за каменным зубчатым парапетом рыцари укрывались, когда основная часть крепости была занята противником.
Крепость была взята Нур ад-Дином в 1152 году. Через двадцать лет Раймунд III пообещал отдать Кастель Руж ордену госпитальеров, если монахи-рыцари вернут её в «лоно» Триполийского графства. В 1177 г. госпитальеры отбили её у арабов, но ненадолго, в 1188 г. крепость захватил Салах ад-Дин [57]. Только в начале XII века госпитальеры вернули Кастель Руж в свою собственность и владели ею до 1289 г., когда крепость взял штурмом султан Калаун [58].
Я поднимался по лестнице на крышу донжона, освещая фонариком дорогу. Рядом на стене высвечивались какие-то надписи и знаки, видимо, сделанные рукой монахов. В морской дымке виднелись очертания острова Арвад, до Средиземного моря оставалось около пяти километров. Наверное, так же, как я, смотрел на остров последний рыцарь Кастель Руж. Тортоза далеко, а мощный замок Крак де Шевалье уже сдался мусульманам. Надежды на спасение не было. Слишком ненавистны султану Калауну были госпитальеры – самые мужественные рыцари из всех военных сил крестоносцев. А может, всё-таки Калаун поступил так же, как султан Бейбарс, разрешивший эвакуировать гарнизоны замков Крак де Шевалье и Маркаб [59]. И ушли они сначала в Тортозу, а потом переправились на остров Арвад [60].
Мне предстоял путь в Тортозу (современный Тартус), до которой оставалось одиннадцать километров. Этот путь я хотел пройти пешком, как Томас Лоуренс, но посчастливилось пройти только четыре километра, меня подобрала машина, следующая до Тартуса. Я не стал отказываться.
Мы приехали в город ещё в светлое время суток. Благодетель, подобравший меня на шоссе в семи километрах от Тартуса, отказался от денег.
– Нет, нет. С путешественников я не беру, – объявил он, высаживая меня в центре города, возле Кадмус ст., и дал домашний адрес на случай, если я не устроюсь в гостинице.
Пройдя по центральной улице с музыкальным названием Аль-Тавра (почти – литавры) мимо огромного парка к площади с часами, я повернул налево и остановился у небольшого отеля с европейским названием «Дэниел», рекомендованного мне сирийскими друзьями. Хозяин отеля, молодой человек лет двадцати пяти сдал мне номер на две ночи за 30 долларов и рассказал, что основные достопримечательности Тартуса, собор и крепость, находятся в двух шагах от гостиницы.
Утро я начал с осмотра крепости. Найти её и понять, что перед глазами знаменитая Тортоза – оплот госпитальеров в Сирии, было очень трудно. Фактически, территория крепости – это жилой район Тартуса, называемый жителями старый город; он застроен так плотно, что яблоку негде упасть.
Внутренне я завидовал путешественникам, видевшим крепость во всей её первозданной красе. Те же чувства испытывал и Лоуренс Аравийский, когда проходил здесь во время своего юношеского пешего перехода по Ближнему Востоку. Лоуренс располагал планом крепости и её описанием, сделанным французским историком Эммануэлем Реем [61]в 1871 году, и полагал, что француз сорок лет назад мог видеть замок в лучшей сохранности, чем он в 1909 году. Мой поход и время Лоуренса разделяли сто лет: значит, мне достались жалкие крохи от увиденного Томасом Лоуренсом. Правда, барон Эммануэль Рей, в свою очередь, то же самое мог сказать в адрес своих предшественников. Один из них, посланник императора Священной Римской империи Отто Четвёртого Вильбрандт из Ольденбурга, путешествуя по Ближнему Востоку с целью подготовки 5-го крестового похода, был здесь в 1212 году на пути из Бейрута в Антиохию [62]. Слава Богу, он оставил записи, по которым можно было судить о Тортозе периода её расцвета. Вилбрандт высоко оценил стратегическое положение Тортозы. Особо отметил наличие гавани, в которой стояли генуэзские и венецианские суда. По его описаниям, крепость в плане имела вид прямоугольной трапеции, самая длинная сторона которой выходила к морю. Параллельные стороны трапеции сегодня окаймлены набережной Аль Корниш и улицей Аль Аюби, улица Халед ибн аль-Валид примыкает к её прямоугольной стороне.
Спустившись по улице Халед ибн аль Валид до бензоколонки и обойдя её с левой стороны, я прошёл в узкий тёмный переулок. Дойдя до его угла, я обнаружил, что оказался между двумя поясами стен в том месте, где крепость отделялась от города рвом. Сводчатый проход, построенный уже в более позднее время, вывел меня на территорию замка. Этот вход я видел на плане французского барона-историка, так что найти его было не очень сложно.
Двор замка в наше время представлял собой городскую площадь, застроенную по периметру жилыми строениями. Ветер с моря перекатывал по ней обрывки газет и пластиковых пакетов, стая мальчишек гоняла в углу дырявый футбольный мяч. За ними я заметил что-то наподобие зала с разрушенной стеной. По плану Вилбранта, здесь должен был находиться большой зал для торжественных встреч. Его длина была 44 метра – половина современного футбольного поля, а ширина 15 метров, сейчас сохранилась лишь половина. Когда-то зал украшали гранитные колонны античного происхождения, свет в середину проникал через двойной ряд нарядных окон. Вдоль стен были расставлены рыцарские доспехи, трофеи и боевые знамёна, захваченные у мусульманской армии. В северо-восточной части площади начинается улочка, которая вела к некогда изящной часовне, от которой остались остатки входа. Колоссальный донжон, описанный Вилбрандом из Ольденбурга, находился на западной стороне цитадели со стороны порта. Сейчас он напоминает двухэтажный дом с вырезанными местными жителями окнами и встроенными балконами. Сохранилась только эта нижняя часть башни и то из-за того, что выложена массивными каменными блоками. Верхнюю часть, как и большую часть стен и башен, растащили местные жители, которые строили из подручного материала свои жилища. Часть из них так облепила остатки стен и башен, что найти первозданные участки крепости задача не из лёгких. Донжон был самым мощным укреплением Тортозы. Когда в 1187 г. после разгрома крестоносцев в битве под Хитином [63]Салах ад-Дин подступил к городу, госпитальеры, которым не под силу было оборонять всю крепость, укрылись в донжоне и оказали такое сопротивление, что грозный арабский полководец был вынужден снять осаду.
Ознакомительная версия.
