Когда отгремела буря аплодисментов и восторженных возгласов, мой друг заметил, повернувшись ко мне:
— В нашем народе ощущается подъем национального чувства. Громаден интерес к истории, как никогда раньше, сильна гордость тем, что сделано. И в то же время…
Он замолчал, задумавшись.
— А в то же время, — снова заговорил он, — в народе углубились классовые противоречия, обострилась классовая борьба. Противники избранного нашей стра-мой политического курса никогда не прекращали действовать. Ноябрьская агрессия показала нам, что они решили сыграть ва-банк.
После концерта мы продолжили разговор. И конечно же, мы не могли не вспомнить март 1960 года, когда з стране было объявлено о выходе из зоны франка и создании национальной денежной системы.
— Да, — говорил мой собеседник, — в известном смысле это был поворотный пункт в истории страны. Пожалуй, именно тогда началось размежевание в рядах тех, кто стоял вместе в борьбе за национальную независимость.
На мой взгляд, он был прав. Почему же мартовская реформа имела столь далеко идущие социальные последствия? Дело в том, что, завоевав в сентябре 1958 года политическую независимость, Гвинея продолжала оставаться в зоне франка и на ее территории, как и раньше, ходили общие для всех французских колоний в Западной Африке денежные знаки. Несомненно, это ограничивало экономический суверенитет молодого государства. Но не только. Руководители республики отчетливо сознавали, что в подобной обстановке может оказаться под вопросом и политическая независимость страны.
Решение о создании национальной денежной системы было принято после долгих размышлений. В народе оно было воспринято с полным одобрением.
Я вспоминаю, что в день реформы отправился на фруктовый рынок в центре Конакри. Это одно из самых живописных мест гвинейской столицы. Пирамиды золотистых и коричневых ананасов, груды зеленоватых апельсинов, изумрудно-зеленые гроздья бананов, лиловатые авокадо, громадные желтые грейпфруты — богаты дары гвинейской земли!
У меня еще не было новых денег, а женщины-торговки решительно отказывались принимать старые. Ко мне подошел молодой парень и сказал:
— Сегодня у нас большой праздник. Мы гордимся, что наше правительство приняло смелое решение. Лучше спрячьте старые деньги, чтобы избежать неприятностей. Вы что хотели купить, ананас?
Он заплатил торговке за прекрасный ананас и вручил его мне.
— Возьмите. Это на память о нашей победе.
Все, с кем бы я ни разговаривал в те дни, приветствовали реформу. И торговцы, и рабочие, и чиновники, и крестьяне были единодушны. В сущности, национально-освободительный фронт в той форме, в какой он сложился в колониальные годы, достиг в те дни своей высшей точки. Может быть, в последний раз в патриотическом порыве вокруг правительства объединились все слои гвинейского общества. Никто не мог предвидеть в то время, что решение, вызвавшее этот взрыв патриотических чувств, вскоре резко обострит социальные противоречия в стране и приведет к изменению самого характера национально-освободительного движения.
Конечно, уже в первые месяцы независимости начали отчетливо проявляться расхождения интересов трудовых слоев населения и местной буржуазии. Мне в то время рассказывали, что, когда правительство снизило цены на сахар и некоторые другие товары широкого потребления, они сразу же исчезли с рынка. Местные торговцы скупили их и вывезли в соседние страны, где сохранялась их прежняя цена.
Эта обогатившая многих операция не имела, однако, политического характера. Ее инициаторы гнались за прибылью, не преследуя цели создать политические трудности для молодого государства. Но после того как Гвинея вышла из зоны франка, торговцы уже не могли маневрировать товарами, как прежде. Конечно, в их распоряжении оставалась контрабанда, которой они и занялись весьма охотно. При этом они не могли не понимать, что в погоне за высокими доходами нарушают законы страны. Постепенно влиятельная и довольно многочисленная прослойка «купечества» начала скатываться к оппозиции правительству.
Демократические, революционные силы республики столкнулись и с другой болезненной проблемой — коррупцией в государственном аппарате. Яд разложения был особенно опасен, потому что в стране государственный сектор был призван играть ключевую роль в экономическом развитии. Это повышало значение чиновничества, которое в повседневной жизни распоряжалось и финансами страны, и ее торговлей, и осуществлением различных проектов промышленного строительства.
Денежная реформа ударила по интересам чиновничества. Больше того, становится ясно, что после создания национальной валюты сама логика развития будет диктовать стране прогрессивный, антикапиталистический курс. В будущем, которое теперь вырисовывалось перед республикой, мечтающим о власти бюрократам-буржуа не было места. Жизнь практически не оставляла им выбора, и от казнокрадства они всё чаще переходили к активной антигосударственной деятельности.
В общенациональном и общенародном союзе, организационно закрепленном в Демократической партии Гвинеи, образовались трещины.
С годами эти трещины расширились. Вчерашние разногласия превратились в острые противоречия.
…На аэродроме в Канкане я познакомился со скромно одетым юношей, который в ожидании самолета внимательно читал «Анти-Дюринга» Ф. Энгельса. Вылет задерживался, и у нас оказалось много времени для разговора. Мой новый знакомый, как и я, летел в Конакри, где он учился в Политехническом институте, построенном при содействии Советского Союза. В самолете, после того как, наконец, объявили посадку, мы нашли два места рядом. Книгу юноша бережно держал в руках.
Я спросил, что особенно заинтересовало его в работе Фридриха Энгельса. Он ответил, что сейчас читает главу, в которой великий немецкий философ пишет о роли насилия в истории.
— Вы, наверное, знаете, какая напряженная борьба сейчас идет в нашей стране, — говорил студент. — Далеко не всегда нам самим легко понять ее логику. А у Энгельса я нахожу идеи, которые проливают свет на переживаемое моей родиной время. Ведь он показывает, какие внутренние противоречия определяют общественное развитие.
— Какие же противоречия вы видите в окружающем обществе?
— Одно из самых острых — противоречие между направлением общественного развития, которое намечено и осуществляется партией, и классовым характером служащих нашего государственного аппарата, — ответил студент. — В то время как партия добивается укрепления национальной независимости, ограничения влияния буржуазии, а в ее программах речь идет о строительстве социализма, среди чиновников оказались чрезвычайно прочны буржуазные вкусы и привычки. Многие из них стали использовать свое положение для ускоренного обогащения, начали бороться за установление политического контроля над государственной властью.
