Выход из Катманду – 2 сентября 1954 года. Ровно год назад я покидал этот город, отправляясь в путешествие по неизведанному Западному Непалу. Тогда перед нами лежал далекий, трудный и неизвестный путь. На этот раз мы вначале пойдем по уже известному экспедиционному маршруту (путь похода к Эвересту). Мы имеем некоторое основание надеяться, что нам удастся прийти к цели до начала зимних ветров.
Вечером, накануне выхода, мы сидели вместе со швейцарцами в гостинице и желали друг другу успеха.
– Мы будем наблюдать за вашим подъемом на Гауризанкар, – сказал я, – и если увидим вас на вершине – выпьем бутылку вина за ваше здоровье. Это было весьма щедрым обещанием, ибо мы имели с собой только три бутылки спирта.
Ламбер тоже сердечно пожелал нам успеха в достижении цели.
Мы говорили о наших вершинах, как о хорошо знакомых предметах, с которыми давно живем по соседству, но пока это были только мечты и желания, подкрепленные несколькими фотографиями и описаниями других экспедиций. Чем ближе мы продвигались к цели, тем она казалась нам более отчужденной. Здесь в Катманду мы еще могли с уверенностью говорить о «нашей вершине», ведь она находилась где-то далеко на севере. В Намче-Базаре, где многие жители уже видели Чо-Ойю и соответственно могли с большей конкретностью, чем мы, говорить о ней, мы убедились в нашей слабой осведомленности. Когда мы, наконец, стояли на Нангпа-Ла, пограничном перевале с Тибетом, и знали – еще полчаса ходьбы по леднику, и мы увидим Чо-Ойю во всем ее величии, меня охватила такая же боязнь, какую, видимо, можно испытать только при первой встрече с тем поэтом, чью книгу читал с упоением. Как выглядит действительность в сравнении с той картиной, которую ты себе создал?
Но в Катманду вершина Гауризанкар для швейцарцев, а Чо-Ойю для нас были еще далекие, но близкие друзья, которыми мы могли бесцеремонно распоряжаться.
В Бхадгаон, находящейся в 13 километрах от Катманду, мы выехали с грузом на двух автомашинах (там нас ждали кули-носильщики). На этом мы сэкономили почти дневной переход. Сегодня солнечное утро, воздух чистый и не жарко. На улицах много женщин, почти у всех волосы украшены цветами – очень живописная картина. Возможно, сегодня праздник. Для нас во всяком случае праздник.
Теперь наша жизнь проходит так же равномерно, как проскальзывают шарики четок в руках верующего. На рассвете выходим, чтобы воспользоваться утренней прохладой и избежать дождя, обычно начинающегося во второй половине дня. Носильщики со смехом, иногда со спором поднимают свои ноши, которые ночью хорошо охранялись от воров и сырости. Длинная вереница тяжело нагруженных людей движется к далекой, непонятной для большинства из них цели. Шерпы ведут носильщиков в нормальном темпе, во всяком случае делают вид, что без их авторитета не обойтись, в действительности же они мало влияют на режим марша. «Ночевать нужно в этой деревне, потом в той», – говорят они. Столетиями непальцы ходят по этой дороге и останавливаются именно в этих деревнях. Ни шерпы, ни «сагибы», ни даже деньги и подарки не могут внести существенных изменений в этот порядок. Но нам и шерпам иногда нравится, правда, почти всегда безрезультатно, подгонять носильщиков, чтобы хоть немного поддержать пошатнувшийся авторитет.
Мне кажется, что нам не следует слишком много думать о Чо-Ойю. Она пока за далекими горами и высокими облаками – далекая и невидимая цель, почти таинственный дух. Через три недели мы дойдем до ее подножья; возможно, что свирепый муссон уничтожил тропы и снес переправы через бурные горные реки; возможно, что носильщики заболеют или откажутся от продолжения марша…
Было очень заманчиво сидеть каждый вечер над фотографиями Чо-Ойю и описанием Шиптона, которые я и так знаю почти наизусть, и составлять различные варианты плана штурма вершины.
– По этому склону она не может быть сложной.
– Здесь мы должны установить лагерь.
– Это будет лагерь III.
– Отсюда вернулись англичане.
– Нам нужно держаться правее.
– Левее.
Целыми днями мы можем так говорить, но это бессмысленно и нервирует нас. Мы не имеем других материалов, кроме нескольких слов Шиптона и фотографий. На фотографиях многодневные трудности ледопада имеют высоту всего три миллиметра! Мы можем спланировать не более двух-трех маршрутов и среди них найти правильный. Но мы не хотим быть математиками, пришедшими с готовыми точными вычислениями, мы хотим познакомиться с вершиной и посмотреть, по каким гребням и склонам мы можем с ней сойтись в полной гармонии.
В понятие гармонии входит все, к чему мы стремимся. Это очень много.
Как можно, имея заранее составленный, точно установленный план разговора, встречаться с незнакомым, высокопоставленным человеком, от которого ждешь важного решения? Нужно выждать, проявить гибкость и в случае необходимости оперативно принять другое решение.
Конечно, эти рассуждения не могут быть признанной основой для восхождения на восьмитысячник, тем не менее я сказал: «Сепп, теперь мы больше не будем говорить о вершине. Да? Когда будем стоять у ее подножья, тогда посмотрим».
Мы забываем нашу цель и наслаждаемся мирным течением дней.
Останавливаться на всех подробностях перехода в Намче-Базар слишком скучно. Мы шли по дорогам, которые прошли до нас другие экспедиции, прежде всего экспедиция на Эверест. Они лишили эти дороги интереса первого посещения, которое я испытывал год тому назад в Западном Непале, и влияли на цены. Сейчас на одну рупию можно купить только четыре яйца вместо десятка, и население рассматривает нас с той смелостью желания и высокомерия, с какой мы смотрим на странствующий цирк, остановившийся в родном городе.
Незабываемые храмы столицы с великолепными деревянными скульптурами и золотыми крышами уступали свое место скромным сельским строениям. По утрам высокие облака соревновались с далекими снежными вершинами, видными иногда только пару минут, и мы забывали произведения искусства, созданные руками человека. Позже облака сгущались, спускался туман, и нас окружали будни действительности, а не видение далеких снов.
Среди наших носильщиков находился один бородатый старик, год назад сопровождавший меня в течение двух недель до Манангбота. Когда мы снова встретились, по его морщинистому лицу на мгновение скользнула улыбка признания, но вот он уже снова смотрел вокруг себя скучающим взором и оценивал груз, который раскладывали перед ним шерпы. Я хотел подойти к нему и сказать пару слов о прошлогоднем переходе, но его неприветливая поза остановила меня и вынудила тоже смотреть на ноши. Эта встреча с человеком, с которым меня связало короткое насыщенное переживаниями время, взволновала меня. У меня создалось впечатление, что он не отважился вдаваться в личные воспоминания перед посторонними.
