Стэн моргнул и сказал:
— Верно!
— Гидеон, — продолжала миссис Лейси, — ритуальный ассистент Стэна. Они оба рассказывают друг другу, что им можно, а что нельзя изображать.
— Кажется, я понимаю, — неуверенно произнесла американка. Но у нее по-прежнему был довольно растерянный вид, и ей понадобилось время, чтобы перейти к следующей мысли.
— Вы говорили, что этот мистер Гидеон — тоже художник?
— Художник, — подтвердила миссис Лейси.
— И он изображает Сновидения Эму?
— Да.
— Как здорово! — Женщина неожиданно рассмеялась и захлопала в ладоши. — Значит, мы можем купить по одной каждого и повесить их в паре.
— Подожди, дорогая, — возразил ее муж, пытаясь унять ее восторг. — Вначале нам надо убедиться, что эта картина с Медовым Муравьем продается. А если да, то за сколько?
Миссис Лейси взмахнула ресницами и лукаво сказала:
— Не знаю. Вам нужно спросить художника.
Стэн повращал белками глаз, уставился в потолок и зашелестел губами. Видимо, он прикидывал, какую цену дала бы ему миссис Лейси, и умножал ее на два. Наверняка и он, и миссис Лейси уже неоднократно ломали эту комедию. Потом он опустил голову и сказал:
— Четыреста пятьдесят.
— Австралийских долларов, — вставила миссис Лейси. — Разумеется, мне придется взять с вас комиссионные. Десять процентов! Это только справедливо. А за краски и холст я накину еще двадцать.
— Процентов?
— Долларов.
— Ну, это по-божески, — сказал мужчина с явным облегчением.
— Она такая красивая, — произнесла женщина.
— Ну, ты рада? — спросил ее муж успокаивающим тоном.
— Да, — сказала она. — Я так рада!
— Можно расплатиться «Американ-экспрессом»?
— Конечно, — отозвалась миссис Лейси. — Если вас не смущают их комиссионные.
— Отлично. — Мужчина сделал большой вдох. — А теперь я хочу узнать, что тут происходит. На картине.
Мы с Аркадием тихонько подошли поближе, замерли за спинами американцев и стали наблюдать, как старик Стэн тычет своим костлявым пальцем в большой синий круг на холсте.
Он объяснил, что это Вечный Дом Медового Муравья-Предка в Татата. И вдруг мы все, похоже, увидели полчища медовых муравьев с блестящими полосатыми телами, лопавшимися от нектара, в своих сотах под корнями мульги. Мы увидели кольцо огненно-красной земли, окружающее вход в их муравейник, и дорожки, по которым они разбегались в другие места.
— Эти круги, — пояснила, в свою очередь, миссис Лейси, — обрядовые центры медовых муравьев. А «трубочки», как вы их назвали, — Пути Сновидений.
Американец, похоже, был покорен.
— А мы можем поехать поглядеть на эти Тропы Сновидений? Ну, там, где они на самом деле проходят? Как в Айерс-Роке? В каких-нибудь таких местах?
— Они могут, — ответила она. — Вы — нет.
— Вы хотите сказать, что они невидимы?
— Для вас — да. Но не для них.
— А где они проходят?
— Везде, — сказала миссис Лейси. — Насколько мне известно, одна из таких Троп проходит прямо посреди моего магазина.
— Страсть какая, — хихикнула жена американца.
— Эти Тропы видят только они!
— Видят — и поют, — добавила миссис Лейси. — Не бывает пути без песни.
— И эти Пути пролегают тут повсюду? — переспросил мужчина. — По всей Австралии?
— Да, — ответила миссис Лейси, с удовлетворением вздохнув оттого, что наконец нашла броскую формулу: — Земля и песня едины.
— Потрясающе! — изрек американец.
Американка достала носовой платок и стала утирать уголки глаз. Мне даже на миг показалось, что она готова расцеловать старика Стэна. Она понимала, что эта картина написана специально для белых людей, но художник подарил ей мимолетную возможность взглянуть на нечто редкостное и диковинное, и за это она испытывала к нему огромную благодарность.
Миссис Лейси снова переменила очки и принялась заполнять бланк «Американ-экспресса». Аркадий помахал на прощанье Стэну, мы вышли на улицу, а вскоре услышали за собой победное хррямп! машинки для кредитных карточек.
— Вот это женщина! — сказал я.
— Да, выдержки ей не занимать, — отозвался Аркадий. — А теперь давай зайдем выпить.
У меня на ногах были резиновые шлепанцы, а поскольку перед всеми приличными барами в Алис были вывешены таблички: «В шлепанцах не входить» (с целью отвадить «аборигешек»), мы отправились в общий бар «Фрейзер-Армз».
Алис никак нельзя назвать жизнерадостным городком — ни днем, ни ночью. Старожилы помнят, какой была Тодд-стрит во времена лошадей и коновязей. С тех пор она превратилась в унылую американизированную полоску, сплошь утыканную сувенирными лавками, бюро путешествий и буфетными стойками. В одной из лавочек продавались мягкие игрушки — мишки коала, футболки с надписью «Алис-Спрингс», выведенной мухами. В газетном киоске подавалась книжка под названием «За белыми — красные». Ее автор, бывший марксист, утверждал, что движение за права аборигенов на землю является «фронтом» советской экспансии в Австралию.
— Получается, я, — сказал Аркадий, — один из главных подозреваемых.
Перед пабом был магазинчик, торговавший спиртным. Вокруг него пошатывались те ребята, которых мы уже видели раньше. Посреди улицы, пробивая асфальт, возвышался ствол потрепанного эвкалипта.
— Священное дерево, — пояснил Аркадий. — Священное для клана Гусеницы — и источник большой опасности для транспорта.
Внутри общего бара было шумно, там вперемежку толпились и чернокожие, и белые. Бармен, двухметровая детина, считался лучшим в городе вышибалой. Линолеум покрывали пивные пятна, на окнах висели бордовые занавески, а стулья из стекловолокна стояли в полном беспорядке.
Тучный бородатый абориген сидел у стойки, почесывая укусы на пузе, и под каждой его ягодицей стояло по барному табурету. Рядом с ним сидела угловатая женщина. В ее пурпурную вязаную шапочку кто-то затолкал картонную подставку для пивного стакана. Глаза у женщины были закрыты, она истерически хохотала.
— Вся компания в сборе, — заметил Аркадий.
— Кто именно?
— Мои приятели из Совета пинтупи. Пойдем. Я познакомлю тебя с Председателем.
Мы взяли по пиву и начали осторожно пробираться через толпу пьющих к Председателю, который громогласно разглагольствовал перед кружком восхищенных слушателей. Это был великан с очень темной кожей, в джинсах и черной кожаной куртке, в черной кожаной шляпе, с утыканным гвоздями кастетом на запястье. Он растянул губы в широченной, во все зубы, улыбке, протянул ладонь для братского рукопожатия и сказал:
