Поэтому, подъехав на машине под перевал и увидев, что Мамат. и Султан уже поджидают нас с лошадьми и ишаками, мы двинулись верхом, а машину отправили обратно.
Всего в маршруте по Пшарту нас должно было участвовать пятеро: братья Таштамбековы – Мамат и Султан, Тадеуш Николаевич, Анастасия Петровна и я.
Последний подъем на перевал некрутой, и мы быстро достигли его плоской седловины. По другую сторону перевала перед нами открылась широкая и ровная долина реки Западный Пшарт с широкой поймой, занятой галечниками и лугами, обширными надпойменными террасами, покрытыми редкой пустынной растительностью. По обе стороны долины поднимались скалистые склоны хребтов, которые дальше на запад резко сближаются и заключают реку в тесное ущелье.
Долину Западного Пшарта нам и нужно было обследовать на следующий день.
У самого подножия перевала стояли две юрты колхозной фермы, где нам предстояло ночевать. Вокруг них уже слышалось блеяние овец и коз, устраивавшихся на ночевку.
Был вечер. Закатные лучи солнца, садившегося на самые гребни гор, перестали греть, и ветер, еще недавно приятно прохладный, стал жестоко холодным. Мимо нас с коротким похрюкиванием, рысью пробежало, направляясь к юртам, стадо кутасов (яков). Они быстро скатились по склону и побежали к ферме. Это матки. Целый день они пасутся без пастуха, а потом точно в назначенный час стремительно бегут домой кормить своих телят. Но «зловредные» доярки уже поджидают доверчивых маток – они сначала доят их и только потом разрешают кутасихам проявить материнские чувства – покормить и полизать своих лохматых детенышей.
Принимали нас на ферме с почетом. Хозяин юрты, взяв за уздечку мою лошадь, придержал стремя и помог мне сойти с седла. Сын хозяина приподнял ковровую дверь в юрту и пропустил нас внутрь, хозяйка поспешно постлала одеяла.
Сняв с себя сумки и снаряжение, мы уселись на одеяло, поджав ноги. Хозяин присел сбоку, поинтересовался новостями. Но их было мало – ферма и сама регулярно получала газеты.
Хозяйка щипцами наложила кольцом кизяк и раздула мехами костер посреди юрты, так что он ярко запылал. В огонь поставила кумган – медный кувшин на высокой подставке, который быстро нагревается на костре. Заварив чай в фарфоровом чайнике, хозяин подал мне пиалу чаю; из уважения чаю было налито очень немного, а передавалась пиала обеими руками, вернее – одной рукой он передавал, а другой поддерживал – это также свидетельствовало о желании оказать уважение.
После чая, несмотря на протесты хозяев, мы настояли, чтобы ужин готовили из наших продуктов. Приняв во внимание клятвенные заверения Мамата, что в консервах «чушки», то есть свинины, нет, постановили варить рисовый суп с консервами. Готовить картошку или мясо на такой высоте чересчур долго.
Пока варили ужин, мы успели сделать свои дела, уложить в прессы небольшие сборы растений, записать что нужно в дневник, расседлать и пустить на траву лошадей.
В юрте скопилось сегодня много народу: кроме хозяев и нас, было еще двое гостей – почтенных бородачей, занятых поисками убежавшей лошади. Когда стали раскидывать одеяла, чтобы ложиться спать, гостеприимным хозяевам пришлось довольно туго. Но все как-то утряслось, и, разложив свои спальные мешки на хозяйские одеяла, мы улеглись. Верхнее отверстие в юрте, через которое выходит дым, затянули кошмой, лампу задули, и стало совершенно темно.
Некоторое время была тишина. Потом один из приезжих стариков тихо позвал:
– Мамат!
– Ну?
– Далеко пойдешь?
– До Чатык-коя.
– И ночевать будешь?
– Буду.
– Не боишься?
Молчание.
– Может быть, нехорошо.
– Что нехорошо? – вмешался я.
– Мамат знает.
– Что нехорошо, Мамат?
Молчание.
– Да ну же, Мамат, что там нехорошо?
– Дикий человек,- неохотно отозвался Мамат,
– Какой дикий человек?
– Просто дикий человек, голуб-яван.
– Что за просто, басмач?
– Нет, просто дикий человек. В горах живет.
– Мамат, что ты чушь несешь, какой дикий человек? Ты видел дикого человека?
– Я не видел, другие видали.
– Ну и что делает дикий человек?
– Дикий человек будет камни бросать с горы, кричать с горы. Женщину может увести, мужчину будет вызывать драться, кричать, стучать кулаком по груди…
– Да ну?
– Не смейся. Если он тебя повалит-убьет, изломает; если ты его победишь, повалишь – он будет очень плакать и убежит в горы и жить не будет.
– Да брось ты, Мамат, чепуху молоть!
– Нет есть! – твердо сказал первый бородач.
– Конечно, есть,- сказал второй.
– Почему ты знаешь, что есть? – сказал я.- Ты сейчас ходил по Пшарту? Ты видел?
– Нет, сейчас не видел. Раньше видел.
– Когда видел? Где?
– Давно, в Кызылрабате.
– А почему ты думаешь, что здесь есть?
– Все знают, на Пшарте есть дикий человек.
– Да кто видел здесь дикого человека? Аксакал, тут есть дикий человек?
– Есть,- еще раз категорически подтвердил первый бородач,- три есть, один мужчина, две женщины есть, один маленький есть.
– Ты сам видел?
Молчание.
– Ты сам видел здесь, на Пшарте, дикого человека?
Молчание.
– Про это не надо говорить,- сказал, наконец, бородач,- он тогда сам придет, плохо будет.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что хотя никто и не признавался, что своими глазами видел здесь дикого человека, но некоторыми людьми считается общепризнанным, что на Пшарте есть дикие люди. Они ходят голые и покрыты шерстью, едят все, что найдут в горах. Обычных людей дикие люди не любят, и поэтому в одиночку ночевать здесь не стоит.
Я долго спорил, уверяя, что это вздор. Хотя мне и перестали возражать, но, кажется, я своих седобородых оппонентов не разубедил.
В разговор вмешался Тадеуш Николаевич, который стал доказывать, что у нас обязательно украдут Анастасию Петровну, и дело кончилось смехом. Мы смеялись, старики были серьезны.
Хотя я поднял на смех своих противников, но сам долго не мог заснуть, мне вспомнилось многое…
Первый раз о существовании голуб-явана я услыхал еще в 1935 году в Кызылрабате от одного старика киргиза. Тот утверждал, что когда он в молодости кочевал по Тогдум-баш-Памиру (Синьцзян), то ему пришлось уйти из одной долины с хорошими пастбищами, так как там появился дикий человек. Он таскал овец и пугал людей криками с горы.
Второе сообщение о том же голуб-яване я получил в 1936 году в районе Алтынмазара. Я подходил туда с вьючным караваном вечером по долине реки Каинды и, чтобы попасть в Алтынмазар, должен был перейти через реку Саук-дара. Однако переправляться вечером, когда воды в реке много и лошади устали, было рискованно. Несмотря на это, мои местные рабочие категорически потребовали немедленной переправы, заявляя, что здесь ночевать ни в коем случае нельзя, так как в этих местах живет дикий человек. Он может ночью прийти, и тогда всем нам будет плохо. «Это его места,- заявляли они,-и здесь не надо останавливаться». Тогда же в Алтынмазаре одна киргизка, жившая там, рассказывала, что некоторое время тому назад она видела дикого человека в устье Саук-дары и, заметив его, спряталась в камнях, он же прошел выше по склону и кричал.
