Капитан Литлстон почел за счастье познакомиться с мисс Дженни, а затем рассказал о том, что приключилось с его судном: четыре дня «Юникорн» боролся со штормом, в конце концов удалось найти удобную тихую бухту и встать на якорь; запаслись свежей водой, дровами; услышав два пушечных выстрела, обрадованно ответили тремя, предполагая, что, возможно, это сигналят люди с затонувшего «Доркаса». Решено было на некоторое время задержаться, чтобы внимательней исследовать местность. Но неожиданно вновь налетел штормовой ветер и корабль ударился бортом о риф. Общими усилиями все же удалось возвратиться в тихую бухту и приступить к ремонту.
Новые пушечные выстрелы команда встретила с еще большей радостью и ответила на них. Капитан Литлстон, несмотря на сложившиеся обстоятельства, не терял надежды обнаружить кого-нибудь из команды погибшего «Доркаса» и предполагал досконально обыскать здешние места. Но изнурительный труд по ремонту корабля вывел из строя некоторых членов экипажа, особенно тяжело заболел механик; больных разместили в палатках на берегу, а ремонт и поиски потерпевших кораблекрушение пришлось по этой причине задержать.
Я принял к сведению эту информацию и любезно пригласил капитана на нашу пинасу. Тот поблагодарил и согласился, только попросил предварительно оповестить дам о его прибытии. Фриц и я поплыли к «своим». Стали готовиться к встрече, даже зарядили пушку для салюта.
Капитан прибыл не сразу, сигналом он должен был вызвать шлюпку, находившуюся на берегу. К нам он явился в сопровождении своего штурмана мистера Уилса и гардемарина Данели. Матушка и мисс Дженни встретили гостей с поклонами и поднесли на блюде лучшие продукты из наших запасов. Сразу же установились отношения доброжелательства и доверия. Решили совместно провести вечер на берегу, посетить больных в палатках и даже, возможно, остаться на всю ночь; по приказу капитана разбили три новые палатки и соорудили в них подвесные койки.
Особенно пришелся нам по душе механик Уолстон, тот, что приболел, и его симпатичная семья — жена и двое красивых дочерей четырнадцати и двенадцати лет. Девушки подружились с Дженни и принялись готовить еду из привезенных продуктов.
Вечер выдался отрадным и благословенным. Вокруг царили непринужденность и благородство, радость и беспечность. И еще… озабоченность матушки и моя собственная.
Спать легли поздно. Как в былые времена, мы с матушкой снова сидели и обсуждали, держали совет. Понятно, что вежливый капитан Литлстон не захочет никому навязывать своего мнения. Но мы тоже не хотели проявить бестактность, поскольку решили остаться на нашей новой родине доживать свои дни в мире и покое. Нам чужда была суета и беспокойство европейского мира. Кроме того, здесь мы много трудились, многое преобразилось тут благодаря нашей работе. После некоторых раздумий матушка твердо заявила, что намерена остаться здесь навсегда. Конечно, не одна. Кроме меня, она хотела бы видеть при себе двух сыновей, других она благословляла на новую жизнь в Европе, но с условием, что те будут хоть изредка навещать ее и пришлют симпатичных людей для основания здесь колонии под названием Новая Швейцария.
Я согласился с матушкой, но этот вопрос еще следовало обсудить и с капитаном Литлстоном. Долго и мучительно думали, кого из ребят оставить при себе, а кого отпустить. Мы их всех очень любили, это были наши дети. Расставаться с любым из них было больно. А как поступить с Дженни? Что скажет Фриц? Отпустить ее одну?
В конце концов решили подождать еще два-три дня и сделать так, чтобы взрослые дети сами выбрали, кто останется на острове, а кто поедет в Европу, если капитан возьмет их с собой. Но оказалось, неразрешимое разрешилось само собой. И вот как это произошло.
За завтраком договорились, что капитан, штурман и гардемарин навестят Скальный дом и перевезут к нам больного механика и его семью для обеспечения надлежащего ухода. Кроме того, чистый свежий воздух должен был пойти ему на пользу.
Поездка к Скальному дому превратилась в своего рода увеселительную прогулку. Проснувшиеся надежды, ожидание неизведанного переполняли наши сердца. Фриц и Жак поплыли первыми на каяке, весело распевая песни.
Когда мы подошли к Утиному мысу, откуда открывалась живописная панорама на окруженную скалами бухту и Скальный дом, наши гости замерли от восхищения. С Акульего острова прогремело одиннадцать пушечных выстрелов в честь гостей и взвился на флагштоке большой английский флаг.
— Красота какая, здесь мы тоже построим дом, — воскликнул больной Уолстон. Он поверил теперь в свое скорое выздоровление, а его супруга только и повторяла:
— Счастливые, счастливые люди!
— Мамочка, здесь же настоящий рай, правда? — с восхищением вопрошали юные дочери.
— Нет, его здесь не было, но теперь да, он здесь, здесь он! — отвечала уверенно, с воодушевлением матушка.
Потом начался показ и осмотр помещений. Больного Уолстона поместили в мою комнату, матушка создала для него все необходимые удобства и поставила рядом походную кровать для леди Уолстон, с тем чтобы она могла обеспечить постоянный уход за своим супругом.
После обеда отправились в Соколиное Гнездо. Гости восхищались увиденным, задавали вопросы, смеялись, шумели, точно на ярмарке. Если возникали трудности с языком, помогали жесты, порой уморительные. Только к вечеру веселое общество несколько успокоилось. Тогда мистер Уолстон от своего имени и от имени своей супруги попросил разрешения остаться до полного выздоровления в нашем доме ему, жене и старшей дочери; младшая ехала навестить брата и должна была возвратиться с ним, чтобы забрать отца. Мистеру Уолстону очень понравилось у нас, он обещал, когда поправится, отплатить за гостеприимство помощью и советами механика.
— Вы можете рассчитывать на меня, — с улыбкой добавил он, — я в вашем полном распоряжении.
Я охотно дал согласие, поблагодарил его и сказал, что я и матушка навсегда решили остаться в Новой Швейцарии.
— За Новую Швейцарию! За Новую Швейцарию! — сказали все в один голос и чокнулись бокалами. — Пусть процветает Новая Швейцария — всегда, вечно, вечно!
— И пусть процветают те, кто захочет жить и умереть в ней! — добавил, к моему удивлению, Эрнст и потянулся бокалом сначала ко мне, потом к матери и затем к мистеру Уолстону, который, полулежа в кресле, присутствовал на нашем празднике, а также и к младшей мисс Долли Уолстон, которая покраснела и спряталась за спину матери, однако смотрела на молодого человека весьма и весьма дружелюбно.
— А будут ли все же процветать те, кто захочет уехать из Новой Швейцарии? — коварно спросила тут мисс Дженни. — Мы, девушки, хотели бы тоже процветать, — продолжала она. — Мне хочется остаться, но и хочется уехать, в любом случае я присоединяюсь к группе процветания!
