Стоящая перед нами задача была трудной и даже дерзкой. Мы должны были совершить восхождение, труднее которого по сложности и общему объему работы еще не делалось на Кавказе ни иностранными группами, ни нашими советскими альпинистами.
В 1936 году группа сильнейших альпинистов австро–германского клуба поставила задачу сделать траверс стены Дых–тау — Коштан–тау. Однако этой группе удалось пройти лишь часть пути до седловины между Восточной вершиной Мижирги и Крумколом. Отсюда альпинисты вынуждены были спуститься и вернуться в свой лагерь. Лишь через некоторое время группе уже в другом составе удалось пройти вторую половину пути. Иностранная печать высоко оценила эту победу своих альпинистов.
Мы решили выполнить то, что не удалось иностранцам: пройти всю стену от вершины Дых–тау до Коштан–тау без спусков, за один раз.
Третьим участником нашей группы был Юрий Скорняков. Четвертого участника, Николая Чекмарева, не было в Миссес–коше. Он еще не вернулся с Безингийской стены, куда вышел на поиски группы Белецкого. Откладывать выход было нельзя и 15 августа мы договорились с Виктором Миклашевским из группы С. Ходасевича, отправлявшейся на рекордный траверс Безингийской стены. Миклашевский был пятым в своей группе и поэтому без ущерба для группы Ходакевича согласился примкнуть к нам.
В пять часов вечера 16 августа напутствуемая лучшими пожеланиями товарищей, находившихся в Миссес–коше, наша группа в составе Г. Прокудаева, В. Миклашевского, Ю. Скорнякова и Е. Абалакова двинулась вверх по леднику. Слева высоко над нами холодным блеском сияли снежные сбросы вершины Миссес–тау.
К сумеркам за два часа добравшись до так называемого «Русского ночлега», набрав высоту более 1000 метров над Миссес–кошем, мы были приятно удивлены, найдя там хорошую и уже расставленную палатку, в которой и не замедлили устроиться на ночлег. Нас окружали дикие, крутопадающие скалы и мощные ледопады с чернеющими полосами трещин. Над нами в головокружительную высоту уходили к вершине Дых–тау засыпанные снегом скалы.
На утро уже нельзя было не почувствовать высоту в 3800 метров и начало зоны вечных снегов. Холодный ветер свистел в скалах, поднимая на снежных гребнях вихри и смерчи, облака быстро неслись по склонам, обдавая нас слепящим туманом. Изменился и вид людей. Плотные штурмовые куртки и брюки облекли тело. На тяжелые горные ботинки надеты стальные кошки, глаза защищены горными очками.
Группа разбилась на две двойки и связалась веревками. Разговоры лаконичны.
Крутой ледяной склон взметнулся вверх к вершине Миссес–тау. Вниз он падает глубоко в ущелье к раскрытым пастям трещин. Темп продвижения стал медленнее. Нужно уверенно и сильно вонзать зубья кошек в гладкий фирн, чтобы не соскользнуть и стремительно не полететь вниз. Во льду необходимо тщательно вырубать площадку, чтобы в любой момент удержать товарища при падении. Напряжены и силы и внимание.
Вверху слева слышны удары. Поднимаем головы. Четыре точки, как мухи, прилепились к ледяной стенке и медленно продвигаются, пересекая крутой кулуар. Это группа молодых альпинистов, успешно завершающая первый советский траверс вершины Миссес–тау.
Впереди, уже недалеко, видны широкие снежные карнизы седловины между вершинами Дых–тау и Миссес–тау, но движение под нависающими над нами скалистыми стенами требовало неторопливости и внимания. Под лучами солнца эти мертвые скалы могли ежеминутно «ожить» и сбросить на нас камни и огромные ледяные сосульки. Как бы в подтверждение этого послышался характерный треск и груда сосулек со свистом пролетела над прижавшимися к скале альпинистами.
А впереди — новые вершины…
Вот и широкий, обманчиво спокойный гребень седловины. Этот гребень представлял собой не что иное, как гигантский карниз. Поэтому пунктир наших следов прошел по более крутой части, но дальше от линии гребня.
Солнце уже приближалось к снежной кайме Безингайской стены, когда мы перелезали 'последние зубья скалистого гребня, настолько острого, что о<н, как стена руин, был совсем ажурным. Направо и налево на полтора километра зияли провалы.
Уже в темноте выложили мы на крутых скалах каменную площадку. Однако улечься па ней всем четверым было нельзя.
Влезли в штурмовую палатку Здарского, устроились в спальных мешках таким образом, чтобы ноги не сильно свисали над обрывом, и, закрепившись на веревках, привязанных к вбитым в скалу крючьям, приступили к варке пищи на специальной альпийской кухне «мета». Ветер и холод давали себя знать; даже плотно прижавшись друг к другу, мы подмерзали.
В долинах было еще темно, а наши скалы уже осветило желанное солнце. Его лучи победили холод. Слегка обледеневшая за ночь одежда, спальные мешки, ботинки начали оттаивать и подсыхать.
И вот опять четырьмя точками растянулись мы на белом фоне снежного склона. Идущий первым сильными ударами пробивает смерзшуюся корку снега.
Но вот склон пошел круче, а снег сделался настолько рыхлым и глубоким, что идущему впереди по пояс в снегу долгое время приходится утаптывать самый малый участок, постоянно проваливаясь и начиная работу снова, теряя массу сил и задыхаясь от недостатка кислорода.
Высота уже около 5000 метров. Немного побаливает голова — первый признак горной болезни. Дыхание становится учащенным, а всякое физическое усилие дается несравнимо труднее, чем в обычной обстановке.
Скорняков (он теперь идет первым) начал обходить трудный жандарм. Гранитные стены его были настолько гладки, что пролезть по ним оказалось невозможным. Пришлось рубить ступени и обходить жандарм по крутому ледяному склону, придерживаясь за скалистую стену. Это потребовало большого напряжения, ибо стена оказалась настолько крута, что удержаться даже на вырубленных ступенях было не просто.
Неожиданно заболел Скорняков. Он сильно ослаб и к вершине Дых–тау шел очень медленно. Чтобы ему было легче идти, мы взяли у него значительную часть груза и переложили в свои рюкзаки.
В 30 метрах от самой вершины Дых–тау обнаружили бергшрунд. Я опустил Прокудаева на веревке на дно трещины. Оказалось возможным использовать ее как пещеру. При помощи ледорубов и специальной лавинной лопатки удалось расширить один край закрытой сверху трещины, засыпать зияющие провалы внизу и таким образом устроить хорошую пещеру, вполне защитившую нас от резкого леденящего ветра и снежной вьюги. Это была самая «высокая» наша ночевка на высоте 5168 метров.
19 августа утром Скорняков, отдохнув, почувствовал себя лучше, мы отнесли вчерашнее его состояние к влиянию высоты (явление во многих случаях временное) и двинулись дальше к вершине.
