Энн София Стивенс
Малеска – индейская жена белого охотника
Заросли свисают с расколотой скалы
В сладостном, благоговейном ужасе;
Дикие цветы потрясённо дрожат
От бесшумной поступи краснокожего;
И всё кругом замирает
В светлых, дрожащих брызгах,
Когда рёв неугомонного горного ручья
Нарушает спокойствие дня[1].
Путешественник, который, направляясь вверх по Гудзону, останавливался в Катскилле[2], вспомнит, что одну сторону деревни омывает неширокая речка и что неподалёку от воды, посреди зелёных лугов, рядом с тем местом, где речка впадает в более величественную реку, стоит грузное каменное жилище. Этот домик – единственное, что нарушает роскошную зелёную красоту этого места, и его тишина и одиночество приятно отличаются от бурлящей, наполненной толпой деревни на другом берегу. Многое может привлечь в этом жилище. Кроме того, что оно стоит на самом прелестном участке на реке, оно примечательно своим старомодно-уютным внешним видом, что делает его непохожим на дома с колоннами и сельские хижины, на которые глаз натыкается повсюду на гудзонских берегах. Рядом с ним нет благоухающих цветов, и вообще лишь немногие цветы украшают его землю, но он окружён множеством фруктовых деревьев. Обширные сады своей пышной листвой скрывают берег от солнечных лучей, и густая, сочная трава сбегает вниз от передней двери к кромке берега.
Во внутреннем убранстве дома сохраняется ощущение уюта, которое ожидаешь, глядя на внешний вид. Грузная мебель постарела вместе с обитателями дома; в своё время она стоила дорого, но и сейчас выглядит крепко и сочетается с окружающим. Все предметы в доме идеально соответствуют характеру и внешнему виду его хозяина. Сам хозяин – превосходный величавый фермер в старом духе, проницательный и смекалистый. Это один из тех людей, которые умудряются сохранять своё сердце юным даже тогда, когда мороз старости леденит кровь и убеляет виски. Он прожил более шести десятков лет, а его привычки и фасон одежды не меняются уже лет пятьдесят. Зимой он верен своей большой печи, яблокам и сидру, а летом пасёт стадо коров на сочной траве перед своим жилищем. Его сердце полно гостеприимства былых времён. Это действительно превосходный образчик стойкого фермера-республиканца прошлого века, который живёт в доме, возведённом его отцом, и наслаждается старостью под деревом, осенявшим его младенчество.
В прошлом году, во время краткого пребывания в этой местности мы с огромным наслаждением провели вечер у старого джентльмена, слушая легенды об индейцах, воспоминания о революции и выразительные замечания о нынешних временах, которыми он нас развлекал. Мы изредка перебивали его, оценивая вязание его жены, доброй старой леди, или восхваляя прелестного маленького внука, который ползал вокруг него и играл с серебряными пряжками его ботинок.
При мерцающем свете огня этот высокий, величавый человек и это милое дитя представляли собой прекрасную картину «Старость, играющая с младенчеством». Она дополняла висевшие за нами семейные полотна в старомодных овальных рамах, написанные в Голландии, которые с тяжёлой голландской Библией, лежавшей на подставке и скреплённой увесистыми, как петли на тюремных воротах, медными застёжками, были семейными реликвиями, ценными для старого джентльмена из-за своей древности и связанных с ними воспоминаний. Да, приятно было смотреть на эту картину, но слушать легенды и истории старого джентльмена было ещё приятнее. Если одна из них будет пересказана здесь не совсем так, как он нам её поведал, он всё равно с лёгкостью узнает в персонаже по имени Малеска ту прекрасную юную индианку, которую он нам описал.
В те времена, когда произошла наша история, обширная местность, которая простиралась от подножия Катскилльских гор до Гудзона, была сплошным диким лесом. Посреди торжественной тишины природы текла благородная река, осеняемая деревьями, которые веками сражались с бурями, и её гладь не нарушало ничего, кроме лёгкого индейского каноэ. На фоне неба, как и сейчас, хмурились крепостные валы гор, но тогда они казались угрюмее из-за густых зарослей, которые покрывали их подножие; горы выглядывали из-за густого моря листвы, как заставы более мрачного мира. Из обрабатываемых ныне акров земли, которые кормят тысячи человек, в сердце дикого леса сияла только одна небольшая расчистка. В сердце небольшой долины, где сейчас находится деревня Катскилл, группка отважных поселенцев расчистила несколько сотен акров земли и возвела несколько бревенчатых домов. Хотя рядом жило племя диких индейцев, но оно не докучало группке пионеров в их скромных занятиях – постепенной вырубке леса вокруг посёлка и охоте на диких зверей, которые в изобилии водились в горах. Поселенцы почти не общались с индейцами, и до сих пор ни та, ни другая сторона не проявляла враждебности.
В начале мая следующего года после того, как возник посёлок белых, восемь самых крепких мужчин пустились в лес в поисках добычи. На рассвете у кромки расчистки видели медведя; бо'льшая часть охотников пошла искать добычу поскромнее, но трое самых решительных отправились по следу медведя, который вёл в горы.
Первым из трёх охотников шёл англичанин лет сорока, одетый в поношенную пару из синего сукна, серые гетры, застёгнутые у колен, и шляпу с потёртым ворсом. Его охотничье ружьё свидетельствовало об особой заботе, с какой все жители его страны относятся к оружию. Двое других были гораздо младше, они оба были одеты в домодельную суконную одежду, поверх которой были наброшены сюртуки, произведённые из очёсков льна. Оба были красивы, но сильно различались. Характер первого легко читался по его весёлой внешности и пружинистому шагу, с которым он следовал за англичанином, ружейным дулом раздвигая кусты и быстрым глазом отмечая сломанную ветку или смятые листья, выдававшие след медведя. Что-то особенное было и в том, как он носил одежду: шапка из лисьей шкуры была небрежно сбита набок, и над левым ухом торчали короткие русые кудри, а сюртук был распахнут на груди, давая свободу шее, которой позавидовал бы сам Аполлон. Он был охотником, и в последнее время редко бывал в посёлке. Он проводил целые недели в лесах, где добывал меха либо своими усилиями, либо скупая их у индейцев, стоявших лагерем у подножия гор.
Последний был более спокойным и не таким оживлённым. На его высоком, хотя и загорелом лбу была заметна работа мысли. Серьёзные глаза и изящное достоинство в осанке выдавали в нём человека, который под внешним хладнокровием скрывает глубокие чувства. Он был школьным учителем в Штате заливов[3], откуда его выманили ясные глаза и весёлый смех некоей Марты Феллоус, девицы семнадцати лет, которая в прошлом году вместе с отцом переехала в посёлок Катскилл. Говорили, что он должен был на ней жениться, как только в посёлке окажется священник, уполномоченный для проведения обряда.