— Сын мой, если удастся нам заключить мир с навахами, значит недаром умер Одинокий Утес.
— И те, что вместе с ним пали в бою! — подхватил Кутова.
— Отпустите меня! Я пойду в лагерь навахов и буду говорить с ними о мире, — сказал я. — Если я не вернусь, наш отряд отомстит за меня и сотрет их лагерь с лица земли. Навахов там не больше сотни, а нас триста человек.
Все трое одобрили мое решение. Узнав о нем, обрадовались и воины.
Было уже темно, когда я подошел к лагерю навахов и насчитал двадцать вигвамов. Громко крикнул я, что я — навах и возвращаюсь к моему родному народу. Люди выбежали из вигвамов посмотреть, кто я такой, а впереди шел мой дядя Белый Ястреб. Когда я назвал себя, он меня обнял и повел в свой вигвам. За нами последовало еще несколько человек и беседа наша продолжалась до поздней ночи. Я должен был рассказать им о своей жизни, о том, как добры были тэва ко мне и к моему брату. Я не забыл упомянуть, что брат мой был убит навахом, но ни слова не сказал о том, какое участие я принимал в последней битве. К счастью, в этом набеге не был повинен отряд моего дяди, и воины его не знали меня в лицо. Потом я предложил навахам заключить мир с тэва. Дяде понравились мои слова, но остальные сердито заворчали, а один из них сказал:
— Зачем нам заключать мир с тэва? Эти люди, словно муравьи, копошатся в своих пуэбло, а нам весело их убивать и угонять их лошадей.
Тогда я рассердился и крикнул:
— Плохо вам будет, если вы не заключите мира с тэва! Знайте, что тэва решили посылать большие отряды в страну навахов! Рано или поздно они перебьют всех вас, а вы не можете с ними справиться, потому что тэва живут в укрепленных пуэбло. Сейчас в каньоне триста воинов тэва ждут моего возвращения. Если я не вернусь к ним, все вы будете убиты. Я, военный вождь, привел их сюда, чтобы отомстить за смерть моего брата и многих тэва, павших в бою с навахами. Да, сегодня ночью вы были бы убиты, если бы я не решил заключить с вами мир и объединиться для борьбы с врагами всех индейцев, испанцами.
Услышав, что в каньоне скрывается отряд тэва, женщины, находившиеся в вигваме, подняли крик. Испугались и воины, которые сначала и слушать не хотели о мире. Дядя подошел ко мне и, поглаживая меня по плечу, сказал:
— Племянник, я горжусь тобой. Отныне не будет вражды между нами и твоими тэва. Я передам твои слова другим вождям нашего племени и они заключат с вами мир. Ты прав: не должны мы ссориться между собой, когда у нас есть общий враг — белые, которые притесняют всех индейцев. А теперь отведи меня в лагерь твоих воинов, я хочу с ними поговорить.
Придя в лагерь, мы сели у костра, и мой дядя до рассвета беседовал с нашим старым шаманом. Я был их толмачом. Начитима и Кутова слушали и одобрительно кивали. Дядя обещал привести через пятнадцать дней всех вождей навахов в Покводж и там заключить мирный договор с тэва. Потом дядя вернулся в лагерь. Весь наш отряд провожал его, и в тот день тэва пировали вместе с навахами. На следующее утро мы отправились в обратный путь. Теперь мы ехали верхом, так как навахи дали нам лошадей.
Солнце садилось, когда мы подъехали к Покводжу. Жители пуэбло выбежали нам навстречу. Велика была их радость, когда они узнали, что грозные навахи хотят заключить с нами мир.
Чоромана взяла меня за руку и повела на южную площадь, к дому своей матери. Второй этаж был уже выстроен, и Чоромана сказала мне, что она перенесла все свои вещи в новое жилище. По лестнице мы поднялись на крышу дома. В дверях Чоромана остановилась и шепнула:
— Теперь я могу сказать тебе: войди, мой муж!
Много лет протекло с тех пор, но я не забыл счастливого дня нашей юности. Теперь мы оба стары, очень стары, но счастливы по-прежнему.
В назначенный день приехали навахи — мой дядя и другие вожди, а также воины, женщины и дети. В подарок нам они привезли много одеял, и пригнали табун лошадей. Здесь, в нашей южной киве, был заключен мирный договор. Навахи и тэва не нарушают его и по сей день.
Когда умер старый летний кацик, члены Патуабу назначили меня на его место… Друг мой, слышишь? Нас зовет Чоромана. Я уверен, что она приготовила угощение — яичницу и маисовые лепешки.
В один из поздних и страшно холодных вечеров, которые всегда наступают, когда перестает дуть благотворный ветер чинук, Джексон, Апси, я и Красный Орел — самый старший из нас, засиделись в гостях у Хью Монроу, по прозвищу Поднимающийся Волк. Мягкие и удобные ложа, покрытые бизоньими шкурами, и благодатное тепло костра разморили нас, и наша беседа стала прерываться, пока не прекратилась совсем. Вскоре в палатку, держа за руку небольшого ребенка, вошла молодая женщина — ее муж пас лошадей у Поднимающегося Волка. Они жили у него и помогали по хозяйству. Конечно, любой из сыновей Поднимающегося Волка, Джон или Франсуа, с радостью взяли бы отца к себе, но он по натуре своей был человеком независимым и предпочитал жить в собственном доме, где был полновластным хозяином.
Войдя в палатку, женщина села на свое место — слева от входа, на длинный и широкий лежак с двумя спинками из ивовых прутьев, покрытый одеялами. Мальчик уселся рядом, тесно прижавшись к матери, и, не мигая, задумчиво уставился на пляшущие языки костра. Все молчали. Я попытался угадать, о чем может думать этот ребенок, как вдруг он повернулся и, глядя в улыбающееся лицо матери, спросил:
— Мама, а кто нас сотворил?
— Кто нас сотворил? Ну… Старик, конечно, — ответила женщина нерешительно.
— Как, женщина, неужели ты еще не посвятила своего сына в суть вещей и не поведала ему священных сказаний? Нет? Ну тогда иди ко мне, мой мальчик, я расскажу тебе одну историю, — проговорил Красный Орел.
Мальчуган с готовностью обежал костер со стороны входа, а не со стороны старика, дабы не потревожить его духа-покровителя, и удобно расположился на коленях у Красного Орла.
— Ну, теперь расскажи мне, дедушка, кто нас сотворил?
Красный Орел погладил его блестящие, зачесанные на пробор и аккуратно заплетенные в косицы волосы и заговорил:
— Всех нас сотворил Старик. Я не знаю, кто сотворил его самого, но мне кажется, он существовал всегда. Он был и есть наш бог. Его называют Стариком не потому, что он стар. Боги ведь никогда не старятся, они — вечны. Наши далекие предки назвали его так потому, что он выглядел как старик: у него голубые глаза, белая кожа, а волосы цвета неба перед восходом солнца. Он очень красив, этот наш бог, наш творец. Так вот, после того как Старик сотворил весь наш мир — равнины и горы, большие озера, реки и ручейки, деревья, растения и всякие травы и разных зверей, — после того он сотворил нас. Точнее сказать, сотворил наших праотцов и праматерей. Но земли, которые он выделил им, чтобы они жили и множились в этом мире, были не очень хорошими. То была небольшая долина у подножия высоких гор, и вскоре людей стало так много, что они перебили всю дичь и начали голодать. Впрочем, в долине, где жили люди, дичи было не так уж много — только олени да птицы.
