— Воин бледнолицых! — возвестил Дубовый Сук. — Сейчас мы перережем прутья. Ты окажешься в таком положении, когда человеку необходимо все его мужество. Если ты проявишь твердость, твое имя покроется славой. Если ты проявишь слабость и закричишь, наши молодые люди подымут тебя на смех. Так поступают индеи. Они чтут храбрецов, а на трусов показывают пальцами.
Медвежий Окорок подал знак, и один из воинов занес томагавк, чтобы разрубить прутья. Его рука уже начала опускаться, как вдруг раздался звук ружейного выстрела и поднялся легкий дымок из той самой рощицы близ поляны Совета, где во время первого его заседания долго прятались бортник с капралом. Томагавк, однако, достиг своей цели, прутья распались, и верхушки деревьев взвились вверх с такой силой, что казалось, вырвут руки жертвы из суставов.
Индейцы навострили уши в ожидании криков и стонов и не спускали глаз с тела капрала — по их представлениям, оно должно было извиваться в отчаянных судорогах. Но их ожидало разочарование. Пред ними висело с распростертыми между верхушками деревьев руками совершенно безжизненное тело. По лбу стекала тонкая струйка крови, над ней внимательный глаз мог бы рассмотреть еле заметное отверстие, оставленное пулей. Голова беспомощно упала вперед и чуть в сторону, на плечо. Выстрел, сделанный дружеской рукой, спас капрала от мучений.
Для индейца столь естественно дать выход своим оскорбленным чувствам, отомстив за нанесенные ранения тому, кто причинил ему такую боль, что смерть капрала не вызвала у вождей ни удивления, ни негодования. Они, конечно, испытали известное разочарование, но ни малейших признаков гнева не выказали. Выстрел был приписан кому-нибудь из раненных капралом, решившему таким образом расквитаться с ним. Вожди жестоко заблуждались: капрала убил с самыми лучшими намерениями — чтобы спасти от продолжительных мук агонии — его друг Быстрокрылый Голубь, который, не медля ни секунды, незаметно скрылся и был таков. Таким образом, Быстрокрылый возместил для себя утрату скальпа Унгкве, который твердо вознамерился было взять.
Индейцы же, окончательно убедившись, что все их старания заставить пленника проявить слабодушие ни к чему не привели, завели разговор о том, как быть дальше. Им хотелось услышать мнение Питера на этот счет, но его не удалось найти. Дубовый Сук высказал предположение, что таинственный вождь отправился к Медовому замку за скальпами остальных белых — его страсть к этому символу торжества над бледнолицыми была широко известна. Решили поэтому всем скопом двинуться за ним следом, имея в виду двойную цель: помочь Питеру и разделить с ним славу победы над обитателями доморощенной крепости.
Опьяненные на сей раз запахом крови, дикари оставили тело несчастного капрала висеть на деревьях и решительно двинулись к дому бортника. Несмотря на овладевшую ими поспешность, соблюдалось некое подобие порядка: каждый вождь вел воинство родного племени своим путем, указанным ему вождем, выступавшим в роли главнокомандующего. Это был Медвежий Окорок, к словам которого более-менее прислушивались его товарищи. Отряды разошлись в разные стороны, и вскоре зеленая низинка близ родника опустела.
Не прошло и получаса, как все они собрались вокруг Медового замка, не приближаясь к нему, однако, на расстояние ружейного выстрела. Каждая подходящая группа индейцев сообщала о себе заранее обусловленными восклицаниями, которые должны были не только оповещать о ее прибытии, но и вселять ужас в сердца осажденных: во время военных действий североамериканские индейцы широко пользуются этим вспомогательным средством.
Но ни в самом доме-крепости, ни вокруг него не было видно ни души. Ворота были на запоре, двери и окна — также, все говорило о готовности к обороне, но защитники Медового замка не показывались. Питер то ли попал в плен, то ли еще не явился. А может — приходило на ум индейцам, — он в этот самый момент крадется к зданию, стараясь подобраться к нему поближе и разведать обстановку.
Индейцы всегда воюют скрытно. Американские аборигены чрезвычайно редко отваживаются в открытую атаковать укрепленный пункт, как бы мал и ничтожен он ни был. Артиллерии они не знают и, лишенные этого важнейшего средства наступления, крайне медленно и осторожно подбираются, согласовывая свои действия, к любому укрытию, где их может встретить пуля. Об окопах они не имеют представления, да и делать их индейцам нечем. Но у них есть свои способы ведения войны, вполне их удовлетворяющие, особенно в лесистой местности. При возникновении случаев, подобных описываемому нами, индейцы, напрягая ум, изыскивают новые пути достижения цели.
Медвежий Окорок призвал главных вождей, и после продолжительного обсуждения было решено на сей раз прибегнуть к помощи огня. Единственным признаком жизни, обнаруженным в Медовом замке и рядом с ним, был доносившийся изнутри время от времени лай Хайфа — его, вероятно, взяли в дом, чтобы оградить от пуль и стрел противника. Собаки, скучающие по ушедшим хозяевам, обычно воют, Хайф же не выл, а именно лаял, словно чуя близость чужаков. Даже при самом внимательном осмотре индейцам не удалось обнаружить никакой лазейки, через которую могли бы уйти обитатели замка. И сам дом, и ворота — все было, по-видимому, намертво заперто изнутри, и любое неосторожное движение могло повлечь за собой неожиданную пулю, неизвестно откуда выпущенную.
Вскоре был составлен и так же быстро осуществлен план действий. Дубовый Сук собственной персоной взялся с помощью троих добровольцев поджечь дом. Перебегая от дерева к дереву — стремительно и через различные интервалы времени, дабы не дать врагу возможности рассчитать момент появления очередного индейца из засады и взять его на мушку, — четверо смельчаков направились к кухне. Благополучно достигнув ее, они заняли позицию под прикрытием бревенчатой стены. В очаге горел огонь, на нем стоял варившийся обед. Воспользовавшись лежавшим в кухне наготове сухим хворостом, индейцы употребили его в качестве подожженных стрел. Они дождем посыпались на крышу дома, которая в считанные секунды занялась огнем.
При виде возникшего пожара индейцы дружно возликовали, и по прогалинам прокатился дикий рев. Легко воспламеняющееся по своей природе дерево, да еще к тому же сухое, горело как спичка. Раздуваемое ветром пламя через полчаса охватило весь Медовый замок. Хайф перешел на вой — верный знак того, что понимал нависшую над ним опасность, но ни одного человека по-прежнему не было видно. Объятая огнем крыша провалилась, и индейцы, замолчав, прислушались, горя желанием уловить вопли жертв. Хайф завыл громче и вскоре, с горящей на спине шерстью, вскочил на стену дома, оставшуюся без кровли, а оттуда спрыгнул вниз на землю, в пределах изгороди. Милосердная пуля избавила его от страданий.
