— Давайте, — наконец сказал он. — Вы поплывете старшим помощником.
Коль направился было к выходу с причала, но, услышав последние слова, остановился.
— Что? — Он явно не верил своим ушам. — Я? Помощник? А кто же шкипер? Кто, кроме меня сможет...
— Командовать буду я.
Их глаза встретились, и они некоторое время оценивающе смотрели друг на друга. Изумление Коля сменилось гневом. Пятнадцать лет он плавал капитаном, и половину этого срока — на собственных кораблях. А теперь ему предлагают место в гальюне.
— Вы раньше командовали кораблем? — скептически спросил он.
Мысль отплыть старшим помощником под командованием человека, который, насколько он знал, никогда не выходил в море, показалась ему больше, чем нелепой.
— Командовал. И мне понадобится помощник, если работа вам нравится. Если нет — я найду другого.
— Ладно, я согласен, — раздраженно ответил Коль. — Что еще мне остается делать? Жизнь на берегу мне не по душе, это точно, а есть что-то надо. Вы прижали меня к стенке.
— На борту моего корабля недовольных не будет, — решительно сказал Лабарж. — Если вы готовы отправиться со мной только из-за того, что у вас нет денег, я вам одолжу, пока вы не найдете другую работу.
Раздражение Коля пошло на убыль.
— Ну, — проворчал он, — это справедливое предложение. Больше, чем справедливое. Нет, мне не нужны ваши деньги. Лучше уж получить работу, даже если она рангом ниже. Я выхожу с вами в море.
— Хорошо... с сегодняшнего дня считайте себя на довольствии. Приходите ко мне сегодня вечером, мы подпишем документы... или приходите, как только договоритесь о шхуне.
Коль повернулся, все еще немного сердитый, но его недовольсво постепенно прошло. Он снова выйдет в море, причем на шхуне с превосходными мореходными качествами, на такой, какую ему редко доводилось видеть. Он не был портовым моряком, который умеет лишь с девушками трепаться о морских приключениях, он был настоящим морским волком, любящим открытое море и грозные валы высоких волн. Кроме того, в Сан-Франциско всегда была возможность однажды вечером выпить не в той компании или не в том месте и очнуться матросом на каком-нибудь корыте, капитан которого не смог бы управлять игрушечным корабликом в луже. Как бы там ни было, размышлял он с мрачным удовлетворением, рейс на север может отбить у Лабаржа всякую охоту к подобным путешествиям, и он с радостью передаст шхуну ему.
Жан Лабарж улыбнулся, провожая взглядом широкую спину Коля, затем повернулся понаблюдать, как разгружают меха и тут же увидел, что на разворачивающемся к берегу стреле крана одна из плохо уложенных связок соскользнула со своего места, Жан понял, что груз сейчас упадет. В эту секунду под стрелой проходила молодая женщина, которая обходила штабель досок. Кран дернулся, крепления стали рваться, с лихтера раздались предупреждающие крики, но Жан уже бежал к девушке.
Он схватил ее на руки и бросился в сторону. Одна из связок задела его, и Жан с девушкой покатились по причалу. Жан сел, полуоглушенный падением.
Девушка сидела рядом с ним, раскрасневшаяся и сердитая. Косынка, стягивающая ее волосы, слетела, и ветер растрепал их, захлестнув одну темную прядь на лицо. Она, гневно глядя на Жана, раздраженно смахнула ее. Она была моложе, чем он подумал вначале, и необычайно красива. В этот момент, со вспыхнувшим лицом и развевающимися волосами, она выглядела... Он потянулся и поцеловал ее в губы.
Секунду она потрясенно смотрела на него. Затем ее губы сжались и она отвела руку, чтобы дать ему пощечину, но он быстро откатился и встал, усмехаясь. Жан протянул руку, чтобы помочь ей подняться.
Девушка приняла его руку, он поднял ее, и, когда она поднялась, ударила его по щеке. На причале кто-то из матросов захохотал, и Жан Лабарж повернулся к ним. Шляпу сшибло при падении и его темные волосы упали на лоб.
— Если человек, который засмеялся, выйдет вперед, — пригласил он, — я сломаю ему челюсть.
Никто не двинулся с места, все лица были одинаково невинными, глаза избегали его взгляда.
Девушка отряхивала одежду.
— Мэм, — извиняющимся тоном сказал он, — если бы я вас не оттащил, вы попали бы прямо под падающий груз и...
Она выпрямилась во весь рост и подняла подбородок. Холодно и властно она сказала:
— Я не просила объяснений и не желаю с вами разговаривать. Можете идти.
Слова озадачили его.
— Конечно, — с сомнением согласился он, — но позвольте посоветовать вам взять карету. Это не место для одиноких женщин.
Глядя прямо перед собой, она спокойно сказала:
— Тогда найдите мне карету.
Придерживая подол юбки, с гордо поднятым подбородком, не обращая ни на кого внимания, она пошла к выходу из порта к улице. Жан взглянул на ее безупречный профиль, на прибранные темные волосы под косынкой. Когда перед ними остановилась карета, которую он подозвал, она, не замечая протянутую для помощи руку, села и отъехала, даже не посмотрев на него.
Он стоял один у выхода из порта, не сводя глаз с кареты, в которой уехала девушка. Он говорила с легким иностранным акцентом. Он не встречал ни одной женщины, даже здесь, в Сан-Франциско, которая одевалась бы так хорошо. В ее поведении было что-то особое, какая-то внутренняя сила и уверенность, озадачившие его. Он повернулся и медленно пошел к растущей горе мехов на причале.
Он не знал, почему эта девушка не выходила у него из головы. Он знал многих женщин, потому что в Сан-Франциско подающий надежды молодой человек — высокий, с грубой красотой и хорошо обеспеченный — был естественным объектом внимания. Жан поцеловал девушку чисто импульсивно, но чем больше он думал об этом, тем больше был рад, что сделал именно так.
Черную шхуну развернуло кормой к берегу, и глядя на ее стройный корпус, он испытывал настоящее удовольствие. Какое превосходное судно для прибрежной торговли пушниной! Как легко проскользнет она через узкие северные проливы!
С самого начала и Хатчинс, и Лабарж более всего рассчитывали на торговлю северными мехами. Они поставляли оборудование шахтам, они снаряжали корабли, но оба знали, что самым многообещающим делом была торговля пушниной.
И теперь настало время заняться ею самому. На рынок мехов сильно влияли слухи, и у Жана создалось впечатление, что цены на меха в ближайшее время подскочат. Такие истории, какую рассказал ему Коль, всегда разносятся достаточно быстро.
Теоретически, никаких ограничений на торговлю с Русской Америкой не существовало. Однако на самом деле Русская Американская компания осуществляла полный контроль над Аляской и прибрежными островами; компания была подвластна лишь самому царю, и, как говорили русские, «до Бога высоко, а до царя далеко». Губернатор Сибири был крупным держателем акций компании, и как всякий акционер, был заинтересован только в прибылях. «Бостонцы» значительно уменьшали эти прибыли, потому что предлагали более высокие цены на меха и обращались с местным населением более цивилизованно.
На притязания Русской Американской компании на исключительные права на торговлю в Аляске и прибрежных островах соглашались немногие американцы. «Бостонцы» годами посягали на эту территорию, точно так же, как промышленники, то есть свободные охотники и торговцы из Сибири, вторгались на канадскую и американскую территорию, как только представлялся благоприятный случай. Когда Аляской управлял Баранов, купечество в тех краях была занятием достаточно опасным, если только купцы не торговали с самим Барановым, но затем вмешалось русское правительство и открыло Русскую Америку для свободной торговли. Закон никто не отменял, но для компании он значил не больше, чем многие другие законы, и она объявила настоящую войну всем, кто осмеливался посягать на их барыши на северных территориях.
Ограничения компании и даже далекого царя мало волновали американцев, людей, не терпящих всяческие ограничения, и торговля с островами Прибылова продолжалась.
Тюленьи острова не интересовали Жана Лабаржа. Риск был слишком велик, а прибыли — слишком малы.
