— Я того же мнения, чиппева. Там индеев, верно, тьма-тьмущая, пройти мимо них будет нелегко. Что ты думаешь на этот счет?
— Пройдем ночью. Иначе нельзя. Когда не видно, тогда не видно. Там много перекатов. Перекаты — это хорошо, они нам могут помочь. Вода шумит, каноэ не слышно. Думаю там взять скальп. Потаватоми там будет много, если я скальпа не сниму, плохо это. А вы остановитесь и спрячьтесь получше, а, Бурдон?
Уверенный хладнокровный тон, каким Быстрокрылый Голубь выкладывал бортнику свои ужасные планы, попутно интересуясь и его намерениями, имел то положительное значение, что внес успокоение в смятенную душу бортника: если столь опытный человек, как чиппева, преспокойно рассуждает о том, что он собирается предпринять в ближайшем будущем, значит, опасность не так уж велика. Побеседовав еще немного с индейцем, Бурдон поспешил к Марджери — поделиться с ней своим оптимизмом.
Сестры в это время готовили завтрак. Они обходились без огня, опасаясь, как бы поднимающийся над вершинами деревьев дым не выдал их с головой. Ведь сколько бедолаг были обнаружены в их тайных убежищах из-за предательского дыма! Его можно не только увидеть с большого расстояния, но и определить, что является его источником — костер, когда дым поднимается клубами, или домашний очаг, источающий аккуратные столбики дыма. Их никак не спутаешь с облаками дыма, плывущими над горящей прерией. Наши беглецы настолько боялись разводить огонь, что стряпали только по ночам, тщательно загораживая костер, и тушили его задолго до наступления дня. У них всегда имелось в запасе холодное мясо, а не будь его, они бы прожили на ягодах, а то бы и поголодали: все лучше, чем попасть в плен.
После того как наши путники удовлетворили голод, следующим естественным шагом было подкрепить свои силы сном после трудовой ночи. Быстрокрылый Голубь, покончив с едой, — а ел он, как все индейцы, непомерно много, и хотя поглощал невероятное количество оленины, ничто, казалось, не могло его насытить, — улегся на дно своего каноэ и заснул. Так же поступили и его товарищи, и спустя полчаса после окончания трапезы весь лагерь погрузился в глубокий сон. Часового не выставили, считая это излишним.
Кто тяжело работает, спит крепко. Много часов подряд лагерь пребывал в объятиях Морфея, но стоило Быстрокрылому Голубю пошевелиться — и все немедленно вскочили на ноги. День клонился к вечеру, пора было подумать о еде перед утомительным переходом. Трапеза и все необходимые приготовления к старту были закончены еще до захода солнца, а после него лодки прошли расстояние, представлявшееся безопасным при свете дня, и у выхода из бухточки стали в ожидании темноты. Гребцы воспользовались вынужденной паузой и обсудили предстоящий этой ночью маршрут.
Едва вечер отбросил свои тени на реку и ее окрестности, как беглецы пустились в путь. Ночь выдалась облачная и темная, плыли все время посреди лесов, так что опасаться было почти нечего.
Как и накануне, досадно много времени отнимали стремнины, которые приходилось проходить волоком. К счастью, Бурдону доводилось так часто плавать в верховьях и низовьях реки, что он изучил все ее извилины и неплохо справлялся с ролью лоцмана. Он взял командование на себя, и к полуночи основные препятствия этого маршрута были преодолены.
Едва забрезжил рассвет, как Быстрокрылый Голубь нашел опять же подходящий залив, разумеется опять же среди болота, и компания обосновалась там на дневной отдых. Так миновали благополучно четверо суток — ночи на реке, дни — на болотах. Чиппева с поразительной точностью рассчитал протяженность переходов и требуемое для них время, ни разу не допустив ни малейшей оплошности. Каждое утро они точно в нужное время подходили к месту, пригодному для того, чтобы служить им убежищем; и каждый вечер они к заходу солнца были уже готовы к отплытию. Наконец было пройдено почти все необходимое расстояние, и до устья оставалось часа два гребли. В ночь до этого беглецы заметили на берегу в нескольких местах следы пребывания индейцев, и это понуждало их к повышенной осмотрительности. Особенно после одного случая, когда они были так близки от смертельной опасности, что о нем стоит рассказать.
На участке реки, обрамленной с обеих сторон густыми, как нигде выше, лесами, Быстрокрылый Голубь услышал впереди себя голоса: один индеец просил другого перевезти его на противоположный берег. Отступать было поздно, определить с точностью, близко говорят или далеко — невозможно, и чиппева счел наиболее разумным всем трем лодкам сплотиться и проплыть мимо места, где, вероятно, даже правильнее сказать — наверное, находились враги. Маневр выполнялся с величайшей осторожностью и увенчался успехом, но ведь какому риску они подвергались! Лодкам чудом удалось проскочить незамеченными, хотя в какой-то момент Бурдону показалось, что голоса переговаривающихся индейцев раздаются в ста футах от него. Происшествие заставило беглецов вести себя еще осторожнее: ведь их преследователи должны были пребывать в заблуждении, будто ниже по течению белых нет.
В это утро на берег высадились раньше обычного: до устья Каламазу было рукой подать, но, продолжая путь, каноэ рисковали достигнуть его уже засветло. Этого никак нельзя было допустить, прежде всего потому, что индейцам ни в коем случае не следовало знать, каким курсом они идут. Выяснив, что ускользнувшие от них жертвы находятся на озере Мичиган, вожди могут направить через перешеек сухопутные отряды, а они, достигнув прежде Бурдона районов Сагино, например, или мыса Пойнт-о-Баркnote 158 на озере Гурон и устроив засады у берегов, вблизи которых почти неизбежно должны будут проплыть белые, добьются-таки своего. Поэтому Бурдон считал чрезвычайно важным скрывать от индейцев, в каком направлении они двинутся по озеру, хотя не сомневался, что лодкам дикарей за ними не угнаться. Последние не очень умело управлялись с парусом, бортник же в обращении со своим каноэ из коры достиг такого совершенства, что никакой ветер его не страшил. Бурдона нельзя было назвать моряком в общепринятом значении этого слова, но свое суденышко, его причуды и возможности, он знал досконально и в искусстве управления им не имел себе равного.
На сей раз пришлось высадиться не на болоте — из-за отсутствия такового на нужном расстоянии от устья Каламазу. Для стоянки выбрали участок прогалин, довольно хорошо защищенный деревьями, по которому протекал ручей, впадавший в реку. Он привлек внимание чиппева тем, что каноэ свободно размещались в его русле и имели надежное прикрытие в виде густых зарослей тростника. Таким же удобным убежищем, но уже на берегу, служил молодой подлесок, окруженный могучими ольхами. Эти достоинства решили выбор места для отдыха перед последним рывком к устью реки.
