Ознакомительная версия.
Индеец замолчал и набросил на голову одеяло. Мерцающие угли высветили широкие скулы, туго обтянутые тёмной кожей. Безжизненные глаза потерялись в глубоких глазницах.
— Когда поднимется солнце, — сказал Бак, — я поеду на юг. Я оставлю тебе нож.
— Не нужно ничего, брат, — ответил дикарь. Кожа сморщилась вокруг потрескавшихся губ. — Я не поеду дальше. Я видел много людей. Много белых и много красных. Но моего народа нет, мне больше нечего искать.
Он замолчал и оставался неподвижен всю ночь. Возможно, с последним словом, которое он выдавил из себя, его дух и тень-призрак начали готовиться к отходу к высоким звёздам, откуда они были взяты и вложены в человека при его рождении… Или он просто засыпал… Он слишком устал.
Утром Бак не заговорил с ним, лишь молча положил перед ногами Дакота ремень с большим охотничьим ножом. Индеец не шелохнулся. Он сидел с покрытой одеялом головой и думал о своём. Может быть, он уже умер или умирал. Бак не стал открывать одеяло, скрывавшее лицо дикаря. Он сел на коня и поскакал прочь. Прерия за ночь покрылась тонкой коркой снега. Ушёл ещё один год жизни. После него в душе не осталось следов радости.
3
Бак въехал в Лэсли-Таун по боковой улице, обогнул длинное строение городского склада, на стенах которого трепыхались многочисленные лохматые обрывки объявлений, и прямиком направился к салуну Брайна. Просторное помещение уже кишело посетителями. В зимнее время в салуне собирались значительно раньше, чем летом. Многие ковбои, обычно занятые перегоном скота через штаты, теперь лениво посасывали подорожавшее пиво да пускали кольца сизого дыма в потолок. Бак шагнул в салун и остановился, оглядываясь. Прогретый воздух лизнул замёрзшее бородатое лицо.
— Эй, приятель, не держи дверь! — крикнул кто-то. — Когда мы надумаем глотнуть свежего воздуха, мы сами выйдем на улицу.
Бак захлопнул за собой дверь. Виднелись знакомые лица, но было множество чужих. За столом возле входа сидел одноногий солдат в дешёвенькой куртке на меху, рядом стоял прислонённый к стене костыль.
— Скажи, Брайн, — обратился Бак вместо приветствия к хозяину салуна, — Юдит у себя?
Он стащил с головы потрёпанную мохнатую шапку с хвостом и сунул её за пояс. Надышанный воздух кабака и плавающие вокруг ламп полосы дыма вызвали у него желание ополоснуть горло жгучим напитком. Вирус кабацкой жизни мгновенно проник в него.
— Так что, у себя Юдит?
— Нет. Её вообще нет. — Хозяин посмотрел Эллисону в глаза. — Умерла она. Похоронили всего неделю назад. Зарезали её по пьяному делу.
— Кого? Юдит Моррисон? — не понял Бак. Бармен кивнул и подвинул стакан. Бак взглянул на лестницу, ведущую на второй этаж. Он залпом выпил налитый виски и поморщился. Жёлтый огонь проскользнул в желудок.
— Ты изменился, — сказал Брайн и плеснул в стакан ещё.
— Не брился давно. Я сам не могу привыкнуть к бороде. — Бак глубоко вздохнул, прогоняя по телу жгучесть спиртного. Затем он выпил ещё одну порцию. — А Билли Шкипер здесь?
— В городе, куда ему деваться? Он в салуне «Арома».
— Новое место?
— Город растёт, — ответил Брайн, — «Арома» открылся в прошлом месяце. Быстро и ловко соорудили. Для приезжих там, конечно, поуютнее, стены плюшем обиты. Но старожилы толкутся у меня. Здесь у каждого свой стул, свой угол. Раньше у меня и у Толстого Блэйка собирались, теперь, видишь, ещё одна забегаловка. Заблудиться можно. Если так пойдёт дальше, то придётся конкурентов отстреливать, как ядовитых змей, — засмеялся Брайн и направился на кухню, откуда густо валил запах бульона.
Бак оставил на мокрой поверхности стойки несколько монет. Выйдя из салуна, он верхом добрался до кладбища на окраине Лэсли. Сразу в глаза бросились две могилки со свежими дощечками. На одной покоился заледенелый хвойный венок. Обмороженные траурные ленты чёрной коркой лежали в снегу. На каждой кривенькой досочке виднелись надписи. Бак очистил их от снега и увидел на одной из них: «Доброй девочке Юдит Моррисон. Она веселила весь город. Убита Джейком Маклаудсом». На другой говорилось: «Джейк Маклаудс. Повешен руками Билли Шкипера за убийство Юдит Моррисон». Бак поскрёб пальцем по могильной доске Юдит, отколупывая застывшие ледышки на отдельных буквах, затем отступил на несколько шагов. Ему казалось, что надо что-то сделать, стоя перед могилой этой женщины. Но он не привык к обычаям белых людей. И он негромко затянул траурную песню Лакотов, раскачиваясь туда-сюда, словно на ветру. Юдит не была чужой, хоть и не доводилась близким другом. Она была человеком. Песня должна была успокоить её и беспрепятственно провести по Дороге Призраков… Затем он вернулся в седло и поскакал к бару «Арома», чтобы увидеть Шкипера.
— Повешен руками Билли Шкипера, — сказал Бак, остановившись возле столика, за которым Билли угрюмо постукивал двумя маленькими рюмочками друг о друга.
— Привет, Бак, — поднял глаза Билли и встал, чтобы обнять приятеля, — рад видеть тебя живым. Присаживайся и угощайся. Только сперва скинь куртку, а то с тебя снег течет, да ноги отряхни веником у двери. Здесь приличное место… Ты уже знаешь о ней? Был у могилы?.. Она, мне кажется, серьёзно привязалась к тебе, дружок, и решила, что ты навсегда уехал… Помнишь, как она весело смеялась, когда выгоняла меня из комнаты? Потом погрустнела, ни с кем больше не встречалась после твоего отъезда. Торчала целыми днями внизу и пропивала деньги…
— О мёртвых нельзя говорить, это большое неуважение по отношению к ним.
— Это у вас, варваров, так считается, — отрезал Билли, — а у нас принято вспоминать умерших… Вернись ты на две недели раньше, она осталась бы жить… Этот Джейк появился случайно. По-моему, он вне закона, хоть мне и не доводилось видеть объявления за его поимку. По крайней мере, он всё время таился, ждал чего-то. А однажды напился напару с Юдит и разбушевался. Он и до того тоже пытался липнуть к ней, но она отшивала его. А тут вдвоём перебрали, её развезло, он стал колотить её. Какой-то проезжий офицерчик, молоденький такой, усики совсем прозрачные, вступился за неё. Джейк кинулся на него с ножом и порезал ему руку. Потом ударил Юдит. Просто так ударил. Подошёл, глянул ей в лицо и ткнул ножом в грудь. Нож так и остался в ней, когда она упала на спину. Этого подлеца скрутили, кто-то раскровянил ему рожу табуретом. Маршал[9] распорядился вздёрнуть его без суда присяжных. Я вызвался сам…
— Я тебе волков настрелял и прочую живность. Много шкур привёз, — прервал воспоминания Шкипера Эллисон, и Билли удивлённо посмотрел на него.
— Не хочешь вспоминать о ней?
Ознакомительная версия.
