Индейцы кри вскоре покинули нас, чтобы вернуться в свою страну. Они оказались услужливыми, гостеприимными спутниками, и нам было тяжело с ними расставаться. Но вскоре и мы пошли к тому месту, где остался торговец, и прибыли туда в последний день декабря. Я это хорошо помню, так как на следующий день наступил Новый год.
Некоторое время мы жили одни недалеко от фактории, пока торговец не послал за нами. У него мы встретили Пе-шау-бу, прославленного военного вождя племени оттава. Он несколько лет назад прибыл в эту местность с озера Гурон. До него дошли слухи о старухе оттава, потерявшей всех взрослых мужчин и жившей в большой нужде с тремя маленькими детьми и двумя мальчиками на реке Ассинибойн. И вождь пришел к нам вместе с тремя своими товарищами. Спутников вождя индейцы обычно называют «молодыми людьми», хотя один из них был старше самого Пе-шау-бы. Звали их Ваус-со (Молния), Саг-гит-то (Тот, Кого Все Боятся), Са-нинг-вуб (Расправляющий Крылья). Самый старший, Ваус-со, тоже был прославленным воином, но по дороге он заболел, и его оставили где-то неподалеку. Разыскивая нас, Пе-шау-ба следовал за нами с одного места на другое, расспрашивая индейцев, и наконец нашел нас вблизи волока Прерий. Это был высокий, очень красивый старик; и когда мы к нему пришли, он тотчас узнал в Нет-но-кве свою родственницу. Потом вождь взглянул на нас и спросил: «А это кто?» Старуха ответила: «Это мои сыновья». Пе-шау-ба очень внимательно посмотрел на меня и сказал: «Подойди ко мне, брат мой». Затем, приподняв угол одеяла, накинутого на плечи, он показал шрам от глубокой опасной раны на своей груди. «Помнишь ли ты, мой юный брат, как мы играли с тобой копьями и ружьями и ты нанес мне эту рану?» Видя, что я смутился, старик продолжал забавляться, описывая обстоятельства, при которых была получена рана. Наконец он избавил меня от страха и неловкости, заявив, что ранил его, собственно, не я, а один из моих братьев, и сказал, где это случилось. Старый вождь вспомнил о Ке-ва-тине, который, если бы не умер, был бы примерно моего возраста, и особенно интересовался подробностями моего похищения, происшедшего после его ухода с озера Гурон.
Воротились мы после Нового года и вскоре последовали за Пе-шау-бой в его далекую страну. Снег был очень глубоким, а наш путь проходил большей частью по открытой прерии; поэтому при сильном ветре мы вообще не передвигались. В путь мы тронулись голодными и без припасов, но вскоре стали попадаться стада жирных и крупных бизонов. Глубокий снег и сильная стужа не мешали бизонам находить корм: разгребая головой снег, они добирались до травы.
Сплетенные из камыша циновки «пук-кви» (Циновки, которыми оджибвеи покрывали остов своих палаток, так называемых вигвамов.) мы бросили, ведь путь был слишком долгим, чтобы тащить их с собой. В плохую погоду мы сооружали шалаши и покрывали их тремя-четырьмя свежими бизоньими шкурами, которые быстро замерзали и хорошо защищали нас от ветра и снега. Когда ветра не было, мы спали просто под одеялами. Всю дорогу Пе-шау-ба и Са-нинг-вуб несли на спине двух маленьких детей моей сестры. Так мы шли два с половиной месяца, хотя и старались идти быстрее, когда позволяла погода. Примерно на половине пути мы миновали факторию и форт, расположенные у Маус-Ривер. Путь мы держали в основном на северо-запад и наконец достигли местности, носящей название Кау-вау-ко-минг-Сах-кие-гун (озеро Прозрачной Воды — Клируотер). В это озеро впадает речонка Малый Саскачеван (Быстрая Вода). Но это не исток и не приток Саскачевана, протекающего гораздо севернее. Впрочем, озеро Прозрачной Воды не главный исток маленькой речки, берущей начало далеко на севере. На ее берегу стояла бревенчатая хижина, которая уже несколько лет служила приютом для Пе-шау-бы и его спутников. Жену свою вождь оставил на озере Гурон; не знаю, были ли женаты другие индейцы, но женщин с ними тоже но было. Как только мы пришли на место, Пе-шау-ба открыл свой тайник и достал оттуда много бобровых шкурок, вяленое мясо, выделанные кожи и другие вещи. Все это он передал женщинам со словами: «Мы слишком долго сами о себе заботились, оставшись без скво; но теперь это должно кончиться. Отныне ваше дело выделывать добытые нами шкуры, вялить мясо, шить мокасины и выполнять другую женскую работу». Нет-но-ква взяла на себя заботу об имуществе Пе-шау-бы, которого называла своим братом и всячески опекала. Ее дочь и невестка заботились о трех других мужчинах. За Ва-ме-гон-э-бью и за мной мать продолжала ухаживать с особенной любовью. На охоте я сопровождал Пе-шау-бу, который всегда обращался со мной очень ласково; казалось, ему доставляет большое удовольствие учить меня всему, что нужно знать хорошему охотнику. Зима подходила уже к концу, когда мы прибыли к озеру Прозрачной Воды, но еще держались сильные холода: вода, вынесенная из палатки, тотчас замерзала. На охоту мы отправлялись задолго до восхода солнца и возвращались с наступлением темноты. В полдень солнце едва освещало верхушки деревьев, хотя они там очень низкие.
Местность, куда мы пришли, была прерией, среди которой росли невысокие кедры и сосны. Но бобры и другая дичь водились здесь в изобилии. Отсюда было недалеко до страны манданов на берегу Миссури. От реки Маус-Ривер до ближайшего поселения манданов мужчина может дойти пешком за четыре дня.
Весной, перед тем как распуститься листве, мы, забрав все свои меха, огромное количество вяленого мяса и высушенные бобровые хвосты (Плоский и жирный бобровый хвост — любимейшее лакомство индейцев. При расчетах за оказанные услуги (например, с шаманом) и покупке ценных товаров заменяет деньги. В высушенном виде бобровый хвост выдерживает длительное хранение, а по питательности и вкусовым качествам напоминает шпиг.), поплыли к фактории на реке Маус-Ривер. В нашей местности не росли ни береза, ни кедр, из коры которых можно было бы изготовить каноэ. Поэтому для нашего путешествия пришлось сшить лодку из свежих лосевых шкур. Если эти шкуры тщательно сшить, натянуть на рамы соответствующих размеров и высушить, то получится крепкая, устойчивая лодка (Лодка из натянутых на раму шкур (так называемая bull boat) первоначально была для северных охотников прерий предметом, чуждым их культуре. Вероятно, друзья Теннера заимствовали секрет изготовления такой лодки у манданов, использовавших для этого шкуры бизонов. Подобными лодками пользуются обычно для переправы через реки; для длительного плавания они почти не пригодны. Из текста видно, что к такой лодке индейцам пришлось прибегнуть за неимением дерева.). Но в теплую погоду она быстро дает течь. В одну из таких лодок, грузоподъемность которой наполовину меньше, чем у обычного маккинакского каноэ (около пяти тонн), мы погрузили все свое имущество, ибо Нет-но-ква и Пе-шау-ба решили вернуться к озеру Гурон. Несколько дней мы плыли по Малому Саскачевану. На пути нам встретилась деревня ассинибойнов, где мы ненадолго остановились. Никто из нас не понимал ассинибойнов, за исключением Ваус-со, где-то научившегося их языку. Повернув из Малого Саскачевана в реку Ассинибойн, мы вскоре достигли порогов. Здесь стояло поселение ассинибойнов и нескольких кри, состоявшее из 120 шалашей. Нуждаясь в свежей пище, мы решили затратить денек-другой па ловлю осетров, которые водились здесь в изобилии. Разбив свой лагерь возле деревни, мы увидели, как старик отрезал кусок головы у только что вытащенного из воды осетра и ел сырую, ничем не сдобренную рыбу (Есть сырую рыбу индейцы считают варварством и смеются над теми, кто это делает. Эскимосы, называющие себя «инпуитами», что значит «люди», обязаны своим прозвищем этой привычке. Слово «эскимос» произошло от «ашкимек», что па языке оджибвеев значит «сыроед».). Вообще эти люди показались нам неопрятными и грубыми. Но, возможно, наше предубеждение объяснялось тем, что между оджибвеями и аббвой-нугами (то есть «коптильщиками на вертеле», так как люди этого племени жарят мясо, надев его на палку) давно существует неприязнь. Миновав пороги, мы за два дня добрались до реки Монк-Ривер, где у «Северо-Западной компании» и «Компании Гудзонова залива» было по одной фактории. Пе-шау-ба и его друзья начали здесь пьянствовать и вскоре промотали все меха, с таким трудом добытые за долгие дни удачной охоты. Однажды мы обменяли на спиртные напитки 100 бобровых шкурок. Кварта рома стоила 6 бобровых шкурок, причем торговцы добавляли в него много воды (Такую цену нельзя назвать иначе, как грабежом, ведь даже в те времена хорошая бобровая шкурка стоила на рынке 10 долларов.).
