Пока Бантлайн подсоединял провод к новой батарее, Эдисон отнес фонарь ко входу в шахту.
– Что должно произойти? – спросил Холидей. – Ты и так уже обратил завал в пыль.
– Я нацелил устройство на боковую стену тоннеля, – ответил Эдисон. – Если получится проделать в ней не дырочку, а дыру, то создадим полноразмерную модель.
– Готово, – объявил Бантлайн.
– Отлично. Вряд ли устройство сильно нагреется, но я все же оберну руки тряпками.
– И то верно, – заметил Бантлайн и полез в вагон за ветошью, которую потом бросил Эдисону.
– Ну вот, – произнес тот, – посмотрим, на что способна эта машинка.
Он щелкнул выключателем на стенке фонаря…
Очнулся Холидей уже на земле. Нед Бантлайн бил его по щекам.
– Какого черта? – пробормотал дантист, пытаясь собрать глаза в кучу.
– Устройство сработало, – сказал Эдисон. Он, весь в пыли, сидел чуть поодаль, скрестив ноги. – К несчастью, однако, его нельзя использовать.
Холидей быстро-быстро поморгал и попытался вспомнить, что произошло.
– А почему мы на земле валяемся?
– Звуковая волна была направлена на шахту. Там она причинила наибольший ущерб… правда, при этом еще и разошлась во все стороны. Мы, впрочем, – глянул на фургон Эдисон, – не единственные жертвы удара. Лошадей тоже оглушило, они минут пять как очнулись. – Изобретатель показал на часы. – Мы потеряли сознание на двадцать минут.
– А я ведь даже ничего не услышал, – признался Холидей.
– Я и говорил, что мы ничего не услышим.
– То есть твой фонарь применить не получится? Никак?
– Он слишком опасен. Не забывай: это только миниатюрная версия прибора. Черт возьми, полноразмерная вырубит всех людей и животных в радиусе полумили.
– То есть в нашем распоряжении три вида оружия.
– Три прототипа, – напомнил Эдисон. – Мощнее их в целом мире пока ничего нет, и принципы, согласно которым они действуют, Римскому Носу неизвестны. Впрочем, пока не испробуем их на станции, непонятно – сработают они против магии или нет.
– Может, мы вообще не с той стороны подошли к вопросу? – вслух подумал Холидей.
– То есть?
– Может, стоит опробовать прототипы на самом Римском Носе?
Эдисон покачал головой.
– Не сработает.
– Почему же?
– Во-первых, мы не знаем, где его искать. Он ведь мог наложить заклятье на станцию с расстояния в сотни миль. Во-вторых, будь Нос легкой добычей, Джеронимо не попросил бы об услуге. В-третьих, надо думать, что шаман шайенов защищен не хуже той станции, раз он сам – источник ее защиты.
– Ну да, верно, – согласился Холидей. – Считай, что я ничего не предлагал…
– Завтра утром поездом возвращаемся в Линкольн, – сказал Эдисон. – Будет лучше, если Кид о наших планах ничего не узнает. Даже если он не займет противную сторону, со станцией и так будет непросто разобраться.
«Да уж, если Кид объявится, стрелять в него будет бесполезно, – подумал Холидей. Достал из кармана фляжку и сделал из нее большой глоток. – Впрочем, не так уж все и плохо: сумеем разрушить станцию – сумеем и малыша Билли одолеть».
Он вдруг непонятно как почувствовал, что Римский Нос читает его мысли…
…и злорадно смеется.
19
Обратная дорога в Нью-Мексико выдалась скучной. Холидей напился и заснул, а Эдисон и Бантлайн просматривали заметки, решали, какие устройства и в каком порядке опробовать в действии, планировали атаку на станцию. Договорились не выгружаться сразу на вокзале, а вместо этого отправиться в Линкольн, там заселиться в отель, собрать оружие и наутро поехать в долину.
Когда поезд, скрежеща колесами, остановился на станции в Линкольне, Холидей проснулся, схватил чемодан и, договорившись с компаньонами о встрече, сошел на перрон. Там он сел в наемный экипаж, поехал в «Гранд Отель», где сразу же проследовал в свой номер, разложил вещи и – убедившись, что на подоконнике не сидит птица, которая вовсе не птица, – спустился в вестибюль.
– С возвращением, Док, – сказал портье. – Чем могу служить?
– Дама, с которой я прибыл, – ответил Холидей, – Шарлотта… забыл фамилию… Она еще у вас?
– Миссис Брэнсон?
– Да-да, Брэнсон, она самая.
– Да, сэр, она еще не освободила номер.
– Не знаете, она у себя?
– Думаю, что у себя.
– Отлично. Мне нужна компания, чтобы пообедать. Не напомните, в каком номере живет миссис Брэнсон?
– Правила запрещают выдавать такого рода сведения, – сказал портье. – Хотя… черт с ними, вы же с миссис Брэнсон друзья.
Вскоре Холидей уже стучался в дверь к Шарлотте.
– Боже мой, Док! – обрадовалась его приятельница. – Я уж думала, вы уехали. Кто-то даже сказал, что вы в Тумстоуне.
– Я там был и вот вернулся. Если нет планов, почту за честь угостить вас обедом.
– Я с радостью, – ответила Шарлотта. – Когда идем?
– Прямо сейчас, если вы голодны.
– Пока еще рановато… – сказав так, Шарлотта не сдержала улыбки, – …а значит, в ресторане не будет народу. Погодите немного, я прихвачу шляпку.
Через пару секунд она присоединилась к нему в коридоре.
– Ну, как у вас дела? – спросил Холидей.
– Замечательно, – ответила Шарлотта. – Хотя, должна признаться, в этом городишке жизнь далеко не бьет ключом.
– Сейчас она бурлит еще меньше, ведь Билли Кид смылся в Тумстоун.
– Вы его видели? – спросила Шарлотта.
– Видел, – кивнул Холидей, – и даже выпивал с ним, и ел с одной тарелки. Впрочем, ваша компания, – улыбнулся он, – мне больше по душе.
– Какой он? Все только и говорят, что о Билли Киде, но выдумки от правды отличить трудно.
– Малыш Билли Кид – это юнец лет двадцати. Наружности довольно привлекательной, особенно для того, кто убил человек двадцать, а то и больше. Я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь обращался с револьвером так ловко.
– Он при вас кого-нибудь застрелил? – спросила Шарлотта, когда они покинули отель и пошли по дощатому тротуару.
– Нет, – покачал головой Холидей, – но он устроил небольшое представление с демонстрацией скорости и меткости стрельбы.
Свет больно резал глаза, и Холидей постарался держаться тени – что было, в принципе, невозможно, поскольку ни один магазин не имел навеса. В отсутствие прохожих приходилось, впрочем, постоянно лавировать между стульями и скамьями, которые владельцы магазинов выставили у входов в лавки – не то для привлечения клиентов, не то для себя (чтобы сидеть на открытом воздухе, когда солнце пропечет их заведения изнутри).
– У вас очень насыщенная жизнь, – заметила Шарлотта.
– Я бы с легкостью променял насыщенность на здоровье, – ответил Холидей.
– Разве местный климат не пошел вам на пользу?
– Он хорош для астматиков, а не чахоточных.
– Простите…
– Не ваша вина, что я болен и что не могу излечиться, – успокоил приятельницу Холидей. Они тем временем приблизились к первому ресторану. – Как тут, хорошо? – спросил он. – Полагаюсь на ваше суждение, поскольку вы в этом городке едали больше моего.
– В этом кормят неплохо, – ответила Шарлотта, – но через дорогу – лучше.
Холидей посмотрел в указанном направлении и прочел вывеску над входом в ресторан: «У Мейбл Гримзли».
– Миссис Гримзли и владелица, и повар, – пояснила Шарлотта. – Если не ошибаюсь, ее муж погиб на войне, во время атаки Пикетта[3]. Ей тогда едва исполнилось двадцать, было рановато скрываться от мира за вдовьим трауром, и она отправилась работать в ресторан на соседней улице. Скопив деньжат, уволилась и открыла собственное заведение.
– Тогда зайдем и отведаем ее стряпни, – предложил Холидей, переходя улицу.
Они вошли в ресторан: небольшое помещение на шесть деревянных столиков. В углу стоял камин, который, судя по виду, никогда не разжигали. Вдоль стен висели газовые лампы – однако в окна лился яркий солнечный свет, так что зажигать их тоже никто не спешил. Холидей с Шарлоттой – пока что единственные клиенты – присели за столик и ознакомились со скудным меню. Тогда Холидей взглянул на спутницу.
– Смотрите так, будто хотите о чем-то попросить, Док, – заметила Шарлотта.
– Вопрос не слишком личный: что вы делаете в Линкольне? По пути сюда вы о цели приезда ни словом не обмолвились, как и во время наших кратких моментов наедине. Странно видеть замужнюю женщину, путешествующую по стране в одиночку, и еще более странно видеть, что она останавливается в городе, где у нее никого нет. Или у вас тут кто-то есть?
– В живых – никого, – ответила Шарлотта. – Брат погиб в войне за округ Линкольн. Вполне возможно, его убил Кид – я точно не знаю, а свидетелей не сыскалось. Брат был ковбоем, и дела у него шли довольно успешно. Я привожу их в порядок. Времени, – поморщилась она, – ушло больше, чем я рассчитывала: брат не вел записей, и впечатление – возможно, обманчивое, – будто одна половина города осталась должна ему денег, тогда как сам он задолжал равную сумму другой его половине.
