Между тѣмъ, Марія, едва способная двинуться съ мѣста, смотрѣла вновь на огонь, за успѣхами котораго, конечно, наблюдала съ сильнѣйшимъ волненіемъ. Но когда груда дерева была вся объята пламенемъ, то огонь достигалъ такъ высоко, что почти опалилъ ея брови и заставилъ ее отойти. Едва успѣла она достигнутъ противоположнаго конца комнаты, какъ сквозь оставленную ею бойницу прорвался огненный языкъ, ярко освѣтилъ всю комнату и доставилъ Маріи горестное убѣжденіе, что теперь насталъ ея послѣдній часъ.
Въ послѣдній, по ея мнѣнію, разъ вознесла она мысли свои къ Богу въ горячей молитвѣ. Глаза ея были закрыты и, казалось, душа ея отлетѣла изъ тѣла. Только спустя нѣсколько минутъ бездыханнаго страха она снова открыла глаза и дико посмотрѣла вокругъ. Но, къ удивленію своему, она болѣе не была ослѣпляема пламенемъ, хотя дерево около бойницы тлѣло и по временамъ блестѣло яркими огоньками. Бочка съ водой стояла въ углу комнаты; Марія наполнила ею кувшинъ и, выливъ воду на тлѣвшее мѣсто, къ радости своей замѣтила, что огонь тутъ совершенно потухъ. Теперь она рискнула тоже бросить взглядъ внизъ на дверь, и съ изумленіемъ увидѣла, что горѣвшій костеръ былъ разбросанъ по сторонамъ. Полѣнья были залиты водой и болѣе не горѣли, а только дымились.
— Кто внизу? спросила Марія черезъ отверстіе. Чья дружеская рука помогла мнѣ въ нуждѣ? Это вы, любезный дядюшка?
— Нѣтъ, нѣтъ, Капа тутъ нѣтъ, отвѣчалъ тихій, нѣжный голосъ. — Отвори скорѣй, Юнитѣ нужно войти.
Немедленно Марія сошла по лѣстницѣ и впустила свою подругу, которую приняла съ восторгомъ.
— Да благословитъ тебя Богъ, Юнита! воскликнула Марія, страстно обнявъ молодую индіянку: Мудрое Провидѣніе избрало тебя моимъ ангеломъ-хранителемъ.
— Не жми такъ крѣпко, улыбаясь возразила индіянка. Пусти меня, я запру дверь.
Марія старалась умѣрить свои возбужденныя чувства, и нѣсколько минутъ спустя обѣ женщины снова находились въ верхнемъ покоѣ и сидѣли рядомъ, держа другъ друга за руку.
— Ну, Юнита, начала Марія: — скажи же мнѣ, не можешь ли сообщить мнѣ что нибудь о моемъ дядѣ?
— Нѣтъ, ничего не знаю; никто не видѣлъ его и не слышалъ.
— Ну, такъ, слава Богу! вѣроятно онъ бѣжалъ, хотя я не понимаю, какимъ образомъ. Нѣтъ ли француза на островѣ?
— Да, французскій капитанъ здѣсь и много индѣйцевъ.
— Скажи мнѣ, дражайшій другъ мой, нѣтъ ли какого нибудь средства защитить моего любезнаго отца отъ рукъ его враговъ.
— Нѣтъ, ничего не знаю. Воины ожидаютъ въ засадѣ, и онъ долженъ потерять скальпъ.
— Но, Юнита, навѣрно ты можешь помочь моему отцу, если захочешь.
— Не знаю отца, не люблю его. Юнита помогаетъ Стрѣлѣ, а Стрѣла любитъ скальпъ.
— Нѣтъ, я не могу подумать, что ты предашь нашихъ погибели.
— Юнита не Янгеза, а Тускарора, — мужъ мой Тускарора, — такое же у меня и сердце и чувства, — все, все Тускарора.
— Но для чего же тогда ты старалась спасти меня? спросила въ недоумѣніи Марія.
— Потому что я тебя люблю и ты добра, просто отвѣчала Юнита.
— Хорошо, такъ по крайней мѣрѣ скажи мнѣ, чего я еще должна опасаться. Сегодня ночью твои пируютъ, а что они будутъ дѣлать завтра?
— Не знаю; я боюсь спросить Стрѣлу. Я думаю, они спрячутся пока вернутся Янгезы.
— Не сдѣлаютъ они на блокгаузъ новаго нападенія?
— О, нѣтъ, слишкомъ много пили рому. Всѣ пошли теперь спать.
— Такъ ты думаешь, что я по крайней мѣрѣ на ночь въ безопасности?
— Да, слишкомъ много рому. Если бы ты была какъ Юнита, то много могла бы сдѣлать для твоего народа.
— А что бы я могла сдѣлать? Я готова на все, что въ моихъ силахъ.
— Нѣтъ, у тебя нѣтъ сердца, а если бы и было, то я не допустила бы тебя. Мать Юниты однажды попала въ плѣнъ, и воины напились пьяные; она тихо подкралась и умертвила всѣхъ томагавкомъ. Индѣйскія женщины поступаютъ такимъ образомъ въ опасности.
— Нѣтъ, этого я не могу, съ ужасомъ воскликнула Марія. — Я не имѣю ни силы, ни мужества, ни даже воли исполнить своими руками такое кровавое дѣло.
— Да, я такъ и думаю. Останься въ блокгаузѣ. Блокгаузъ хорошъ, скальпа не выдастъ.
— Еслибъ я только могла предупредить отца моего или Слѣдопыта объ опасности.
— Ты любишь Слѣдопыта?
— Да, каждый любитъ его. И ты бы любила его, еслибъ узнала ближе.
— Нѣтъ, нѣтъ, я не люблю его. Онъ слишкомъ хорошій стрѣлокъ, слишкомъ вѣрный глазъ, слишкомъ много убиваетъ Ирокезовъ и Тускароровъ. Нѣтъ, я вовсе его не люблю.
— А все-таки, Юнита, я должна спасти его, если могу. Выпусти меня отсюда; я сяду въ челнокъ и покину островъ, чтобъ предупредить моихъ друзей.
— Нѣтъ, нельзя. Юнита позоветъ Стрѣлу, если ты пойдешь.
— О, ты мнѣ не измѣнишь, когда такъ долго помогала мнѣ. Пусти меня, Юнита!
— Нѣтъ, нѣтъ! Я сейчасъ громкимъ голосомъ позову Стрѣлу и разбужу воиновъ. Я люблю Марію и хочу спасти ее, но не допущу ее помогать врагамъ убивать индѣйцевъ.
— Ну, хорошо, любезный другъ, я понимаю твои чувства; но скажи мнѣ только одно: если мой дядя ночью придетъ и будетъ просить впустить его, то позволишь ли ты мнѣ открыть ему дверь блокгауза?
— Да, конечно; я больше люблю плѣннаго, чѣмъ скальпъ. Но Капъ такъ хорошо спрятанъ, что и самъ не знаетъ гдѣ.
Изъ дальнѣйшаго разговора съ индіянкой, Марія узнала, что Стрѣла уже давно состоялъ въ связи съ французами, хотя это былъ еще первый случай, когда онъ явно обнаружилъ свое предательство. Онъ руководилъ всѣмъ нападеніемъ на островъ, впрочемъ подъ наблюденіемъ французскаго капитана, о которомъ мы поминали выше. Юнита не хотѣла объяснить, былъ ли онъ и средствомъ къ узнанію станціоннаго острова, но дала понять, что французы только въ послѣднее время получили вѣрныя свѣдѣнія о положеніи острова и притомъ отъ блѣднолицаго, состоящаго подъ начальствомъ маіора Лунди. Марія тотчасъ подумала о Гаспарѣ, и была весьма огорченно, что ей приходилось узнавать полныя доказательства измѣвы молодаго человѣка, который полюбился ей.
Наконецъ, природа вступила въ свои права, и обѣ женщины склонились къ тому, чтобы уснуть спокойно нѣсколько часовъ. Онѣ устроили себѣ простое ложе, улеглись, и вскорѣ погрузились въ глубокою дремоту.
Когда Марія проснулась на другое утро, то дневной свѣтъ уже ярко пробивался чрезъ бойницы во внутренность блокгауза. Она разбудила свою подругу, подошла съ ней къ одному изъ отверстій и съ особеннымъ любопытствомъ посмотрѣла на все окружающее. Еще нигдѣ не замѣтно было живаго существа, и вездѣ кругомъ царствовало глубочайшее спокойствіе. Но на томъ мѣстѣ, гдѣ обыкновенно варили пищу Мнабъ и его подчиненные, слабо догоралъ огонь, котораго дымъ, казалось, долженъ былъ служить къ тому, чтобы привлечь отсутствующихъ, не возбуждая ихъ подозрѣнія. Шалаши снова приведены были въ прежнее обыкновенное состояніе, и внезапно Марія вскрикнула отъ радости, когда глазъ ея упалъ на группу трехъ мужчинъ въ мундирахъ, сидѣвшихъ въ беззаботныхъ позахъ на травѣ, и, казалось, болтавшихъ между собою въ совершенной безопасности. Но вслѣдъ затѣмъ — кровь застыла въ жилахъ бѣдной дѣвушки, при второмъ взглядѣ, когда она узнала безцвѣтныя лица и стеклянные глаза своихъ убитыхъ товарищей! Они сидѣли совершенно вблизи блокгауза, и, такъ какъ ихъ окаменѣвшимъ членамъ даны были различныя, наподобіе живыхъ, положенія, то по всей наружности ихъ было столько легкомыслія, что всѣ чувства молодой дѣвушки должны были возстать противъ этого. Впрочемъ, обманъ этотъ былъ выполненъ такъ искусно, что легко могъ привести въ заблужденіе поверхностнаго наблюдателя на разстояніи ста локтей.
