— Несносный дурак! — вскричал Амос Штанфорт, схватив его за ворот и сильно встряхнув. — Дурак! Жалкий трус! Что это значит, что ты из-за пустяков поднимаешь такой ужасный крик?
— Вы… вы, вероятно, милостивый господин индеец? — бормотал Пелег, дрожа всем телом и обливаясь холодным потом.
— Я твой опекун, глупый трусишка! — закричал ему на ухо рассерженный Штанфорт. — Я твой опекун, который советует тебе зажать рот, если ты не желаешь познакомиться с его кулаком.
Пелег, уже совершенно очнувшийся во время этого не совсем нежного увещевания, шмыгнул в сторону, не проронив ни одного слова, так как боялся рассерженного дяди почти так же, как индейцев. Теперь, естественно, не было уже и речи о сне. Женщины, за исключением разве Мабели Дункан, будучи не в силах преодолеть страха, разразились жалобами и рыданиями, и только отец Эдуарда мог несколько успокоить их.
— Если индейцы близко, то вы своим криком только откроете наше убежище. Поэтому последуйте моему совету и будьте по возможности спокойны. Эдуард, Амос и я будем настороже.
— Я не могу допустить, — сказал Эдуард шепотом отцу, — чтобы дикари проникли уже в эту местность; неужели слух о них не дошел бы до нас?
— Во всяком случае, я чувствую себя неспокойно на этой старой, неповоротливой лодке ночью, в ожидании неизвестного врага, — заметил Штанфорт-отец. — Скоро ли по крайней мере день?
— Скоро станет рассветать, — отвечал Эдуард, — посмотри там, на востоке, кажется уже занимается заря.
— Я вижу красноватое облако, но сомнительно, чтобы это была заря. Как ты полагаешь, Амос? — обратился Штанфорт к брату, который между тем старался рассмотреть что-нибудь на берегу в почти непроглядной тьме.
— Насколько я. могу судить, этот свет вовсе не заря, — тихо отвечал Амос.
— Что же это такое? — спросил Эдуард.
— Огонь! — был лаконичный ответ.
— Огонь? — повторил, видимо, испуганный, племянник.
— Это худой признак: индейцы близко. При таких обстоятельствах лучше всего поднять якорь и плыть дальше, так как все равно мы не можем помочь соседям.
— Тсс… тише! — сказал шепотом дядя. — Твои уши моложе моих, разве ты ничего не слышишь?
Все стали прислушиваться, затаив дыхание, чтобы не пропустить ни малейшего шороха.
— Я слышу только плеск воды, — сказал наконец Эдуард, понижая тон.
— Мне показалось, что хрустнули на берегу сухие ветки, но, может быть, я ошибся, — заметил Амос Штанфорт.
— А все-таки я полагаю, что было бы благоразумнее выплыть на середину реки; там безопаснее, чем здесь, под ветвями деревьев, где всякое нападение можно заметить только тогда, когда уже будет слишком поздно, — предложил Эдуард.
— Я разделяю твое мнение, — сказал дядя, — примемся-ка тотчас за дело!
Якорь, как и сама лодка, был очень незатейлив: это был тяжелый камень, навязанный на крепкую веревку; камень, падая на тинистое дно реки, удерживал лодку в любом месте.
Этот простой якорь поднимался и опускался при помощи столь же нехитрого ворота, который вертели два человека. Дядя с племянником уже принялись было за дело, как вдруг громкий крик, вырвавшийся у одной из женщин и повторенный другими, заставил их обратиться к винтовкам и затем узнать, в чем дело.
Но прежде чем Эдуард и его дядя успели узнать причину новой тревоги, испуганные женщины были уже около них и цеплялись дрожащими руками за своих защитников.
— Что случилось, Эсфирь? — спросил Амос Штанфорт свою жену, обезумевшую от страха.
— Мы видели голову индейца, — отвечала за нее мать Эдуарда, — он подплыл к лодке и смотрел через край.
— Где, на какой стороне? — вскричал Эдуард, бросившись с ружьем в руках к борту лодки.
— Здесь, Эдуард, — отвечала подошедшая к нему Мабель, поспешно схватывая его за руку и подводя к указанному месту. — Здесь, — повторила она, — прямо против этого места, где ты стоишь.
— И ты, Мабель, тоже видела индейца?
— Я видела что-то…
Я видела что-то темное, осторожно поднявшееся над бортом лодки и поспешно скрывшееся при крике тетки Эсфири. Мне кажется, что мы все в одно время видели индейца и незадолго до этого слышали легкий шум, как будто кто-то осторожно поднимался из воды около лодки, когда мы, затаив дыхание, обратились в ту сторону, то увидели этот темный предмет.
— Опасность очевидна, — озабоченно прервал ее Эдуард. — Ложитесь все на дно лодки, — повелительно произнес он, обращаясь к женщинам. — Ложитесь скорее все, а то один несчастный выстрел может отнять чью-нибудь дорогую для нас жизнь.
— Тогда, Эдуард, ты должен сделать то же самое, — сказала боязливо Мабель, — твоя жизнь драгоценнее нашей. Что мы будем делать без тебя?
— Я должен прямо смотреть в лицо опасности и защищать вас, пока хватит сил, — отвечал твердо Эдуард, — я ведь не Пелег Вайт, который со страху запрятался в угол, У тебя же, Мабель, есть другие обязанности, и потому еще раз прошу тебя, ложись на дно лодки.
— Нет, Эдуард, нет, никогда! Я хочу вместе с тобой переносить Опасности!
— Но почему же ты хочешь без нужды рисковать своей жизнью?
— Тише, ради самого Бога, тише! — прошептала храбрая молодая девушка. — Я как будто слышала плеск воды. Стреляй скорее, Эдуард, в ту сторону! — вдруг вскричала она. — Может быть, мы увидим что-нибудь при свете выстрела.
Этот совет был тотчас принят. Через несколько секунд раздался выстрел, и вслед за ним послышались болезненные стоны.
Вдруг Мабель вскричала:
— О, Эдуард! Индейцы напали на наш след. Я заметила при свете выстрела на поверхности воды несколько отвратительных лиц.
— Подымайте якорь! — вскричал Давид Штанфорт.
— Сюда, Эдуард, сюда! — звал Эдуарда дядя.
— Ложитесь все, — приказал Эдуард женщинам, — спрячьтесь как можно лучше и будьте спокойнее, если вам дорога жизнь!
На этот раз его совету последовала и Мабель. Все женщины, дрожа, улеглись на дно лодки, только изредка, сдержанным шепотом, выражали свою боязнь. Между тем Эдуард и его дядя серьезно работали, зная, что дело идет об их жизни.
Мистер Штанфорт держал наготове ружье, намереваясь сделать выстрел по первому показавшемуся врагу.
Минута ожидания показалась им целою вечностью; наконец, тяжелая лодка начала медленно подвигаться. Дядя с племянником быстро закрепили ворот и, взявшись за весла, работали до тех пор, пока не вывели лодку на середину реки, где течение было самое сильное. Тогда Амос Штанфорт снова занял свое место кормчего, а Эдуард, зарядив опять ружье, стал настороже. Около получаса на лодке была мертвая тишина, и, хотя наши беглецы еще не вполне избавились от опасности, тем не менее утешали себя тем, что они более не стоят на одном месте, а свободно плывут по течению.
