За кустами раздались мягкие шаги. Альвар встал, поправил шпагу и поприветствовал поклоном дона Антонио де Вентуру, явившегося за ним из покоев кардинала.
Единственным источником света в зале был широкий камин, отделанный розовым мрамором. У стен стояла роскошная итальянская мебель. В нишах между вещевыми стеллажами тускло блестели натертые маслом доспехи. Кардинал сидел в кресле напротив огня и перебирал в руках отполированные четки. Дряхлый старик, старше дона Антонио, с седыми волосами и обвисшей кожей лица. На нем была шелковая мантия цвета крови и маленькая красная шапка, венчавшая выбритую на макушке тонзуру.
Альвар вошел в зал следом за доном Антонио, теребя в руках широкополую шляпу. Кардинал скупо ему улыбнулся, позволив коснуться губами золотого перстня с сапфиром.
— Ваше преосвященство, Альвар Диас к вашим услугам, — произнес Альвар, склонив голову.
— В следующем месяце Ватикан снаряжает экспедицию в Новый Свет, — сходу пояснил кардинал. — Его Святейшество и священная коллегия кардиналов желают, чтобы кампанию возглавил ловкий идальго вроде вас. Человек, способный заметать следы и оставаться in umbra[5] даже в присутствии тысяч свидетелей. Нам известны ваши заслуги перед гильдией. Вы являетесь ее членом уже двадцать два года и ни разу не допустили ошибку. У вас безупречные рекомендации.
Альвар посмотрел на дона Антонио. Старый кабальеро едва заметно кивнул. Кардинал говорил правду. Долгие годы на службе церкви превратили юного кандидата в мэтра. Альвару поручали самые опасные миссии во Франции и Германии, в дикой Московии, Африке и даже в Святой земле. Всюду он был незаметен, как тень, и быстр, как кречет. Ни один враг, сколько бы людей его не охраняло, не ушел от удара шпаги. Дон Антонио де Вентура за эти годы стал ему вторым отцом, почти таким же, каким был Хуан. Именно он двадцать два года назад разыскал и убил итальянцев заколовших Хуана и вернул толедскую шпагу, которую те пытались сбыть. Сейчас дон Антонио уже не был тем блестящим фехтовальщиком, которого знала вся страна, а женщины давно перестали обращать на него внимание, вынудив посещать бордели. Однако у стареющего кабальеро сохранились связи. Только поэтому Альвар находился теперь в Валенсии перед лицом Ватикана.
— Я предан до конца святой римской церкви, — без колебаний молвил Альвар, — и, если потребуется, отдам за нее жизнь.
— В данном случае, церковь довольно размытое понятие.
— Я предан вам, Ваше преосвященство, — добавил Альвар, прекрасно понимая, что от него требуют.
Кардинал кивнул дону Антонио и тот вышел из зала. Вскоре он вернулся в сопровождении статного кабальеро и двух францисканцев. Оба монаха несли большие кожаные мешки. Подойдя к столу напротив окна, они зажгли светильник и стали выкладывать содержимое.
— Nota bene[6], - произнес кардинал, указав на знатного гостя. — Сеньор Диас, хочу вам представить нашего итальянского брата и магистра ордена святого Виталия Миланского дона Синискалько Бароци де Алессандро.
Упитанный мужчина лет сорока пяти, лицо которого украшала выхоленная треугольная бородка с усами, посмотрел на Альвара с интересом. Особенно внимание итальянца привлекла рукоять шпаги идальго, испещренная несметными царапинами. Магистр был одет по последнему слову итальянской моды. Его пышный золотистый колет с россыпями пуговиц контрастировал с венецианскими чулками из красного шелка. На мизинце левой руки сверкал гербовой перстень из чистого золота. Синискалько снял обвязанную лентой фетровую шляпу и медленно склонил голову. Идальго ответил низким поклоном.
— Сеньор Бароци ваш маэстре де кампо[7]. Будьте с ним вежливы. Хочется верить, что последние события в северной Италии не встанут препятствием на пути к достижению нашей общей цели.
— Мне придется командовать армией? — спохватился Альвар. С этого и следовало начать. Одно дело заказное убийство какого-нибудь язычника-мориска, когда легко уйти незамеченным через балкон и двор, другое — вести толпу людей, которых легко заметить и в самую дождливую ночь.
— Вы поведете отряд численностью примерно пятьдесят человек. Двадцать два из них рыцари ордена Виталия Миланского. Остальные — испанские моряки. Их необходимо будет ликвидировать после выполнения миссии.
Альвар кивнул, ничуть не удивившись приговору, который кардинал вынес команде. Должно быть, миссия была секретной.
— Куда именно я должен плыть? Куба? Эспаньола? Сан-Хуан[8]?
— Острова Вест-Индии нас не интересует. Следуйте за мной.
Кардинал с помощью дона Антонио поднялся из кресла, и они вместе проследовали к столу, где францисканцы уже разложили все необходимое. Альвар увидел две мраморные скрижали, золотой амулет в форме простертой длани и треугольный обелиск с насечками. Там же лежала карта, начертанная на куске телячьей кожи.
— In facto[9], - глядя Альвару в глаза, твердым голосом произнес кардинал, — вас выбрали памятуя участие в этом деле вашего наставника Хуана де Риверо. Мы помним его преданность и видим, что он воспитал достойного последователя.
— Но Хуан никогда не бывал в Новом Свете. Он умер до его открытия.
Ответа не последовало. Все следили за тем, как кардинал сомкнул края скрижалей и поднес к ним зажженный светильник. Тонкие, глубокие линии, вырезанные в кусках мрамора, наполнила тень. Стали проступать очертания карты, точь-в-точь похожей на ту, которая была нарисована на кожаном пергаменте. Первым в глаза бросился гигантский полуостров, а затем и весь континент. По краям большого отрезка суши с юга и востока окруженного морем были вырезаны шесть крошечных пирамид. От каждой из них в центр материка вели направляющие — шесть лучей упиравшихся в седьмую — ступенчатую пирамиду, на вершине которой росло дерево.
Синискалько Бароци, увидев дерево, как-то странно кашлянул и весь подался вперед, разглядывая пирамиду.
— Вот туда вам надлежит отправиться, — произнес кардинал, поставив светильник на место. — Ни на арабских, ни на португальских картах нет ничего подобного. Картографы долго изучали эти камни и пришли к выводу, что на них изображен неизвестный нам континент. До недавнего времени в мире не было полуострова такой формы и величины. Теперь же этот живописный клочок суши назван Флоридой. В прошлом году его открыл один аделантадо. Кажется, его звали Понсе де Леон.
— Ваше преосвященство, где церковь нашла эти камни? — заговорил на общепринятом в Испании кастильском языке Синискалько Бароци.
