Прежде чем ехать дальше, надо было многое привести в порядок. Об этом позаботился Джек Вильямс. Раф в это время забрасывал сети, ловил рыбу в Арканзасе и готовил кушанье. Когда все было готово, охотники осмотрели новую пирогу, заново осмолили ее, нагрузили капканами и съестными припасами и спустили на реку.
Пирога понеслась по реке. По тому, как спокойно под тенью густых лесов, росших на обоих ее берегах, паслись олени, было видно, что тут вблизи нет краснокожих, и охотники могли смело двигаться вперед. Изредка виднелись стада бизонов, которые при неожиданном появлении пироги с ревом и поднятыми вверх хвостами бросались прочь от берега.
По всем признакам было видно, что страшный враг белых, черноногий индеец, был далеко от реки. Они вполне убедились в этом, когда увидели бесчисленное множество бобровых построек на крутых берегах Арканзаса и в устьях его притоков.
Везде они расставили и укрепили капканы и поплыли дальше.
Но вот они попали в травяные степи, так называемые прерии; тут и там попадались небольшие острова, и тут-то было особенно много бобров. Некоторые из них были так близко, что их можно было застрелить из ружья, но охотники боялись привлечь этим внимание своих врагов, да к тому же пуля могла испортить дорогой мех.
Так прошло несколько дней; капканы были расставлены, и охотники должны были вернуться, чтобы взглянуть на те из них, которые находились выше их скалистого жилища.
Назад было ехать гораздо труднее, приходилось подпираться баграми или тянуть пирогу бичевой. Кроме того, они останавливались возле капканов, в которые уже попались бобры. Их было так много, что лодка вскоре наполнилась ими и до краев сидела в воде.
Вильямс и Раф радовались удаче тем более, что большая часть пойманных бобров были черные — самые дорогие в продаже.
Когда они вернулись к пещере, Джек Вильямс стал снимать кожи, чистить и просушивать их, а Раф поехал дальше осматривать капканы.
Это было довольно трудно. Ему приходилось бороться с сильным течением реки, которое стало еще быстрее от беспрестанных дождей. По реке плыло множество деревьев, которые сталкивались, догоняя друг друга, крутились, и нужно было ловко грести, чтобы пирогу не раздавили могучие стволы.
Раф медленно подвигался вперед, искусно управляя пирогой, и постоянно подъезжал к расставленным капканам. Бобров было так много, что Раф тут же снимал кожу с тех, которые уже давно попались в капкан и начали портиться. После трех трудовых дней Раф в пироге, доверху нагруженной бобровыми шкурами, поплыл назад.
Вильямс ужасно беспокоился о Рафе, который опоздал на один день. Вильямсу представилось, что юноша попал в руки дикарей, и он спустил уже старую пирогу на воду, чтобы отыскивать молодого человека. Но именно в это время Раф вернулся. Вильямс обрадовался ему как ребенок.
— В последний раз отпускаю тебя одного! — сказал он. — На что мне все эти дорогие меха, когда я чуть не умер от страха, что с тобой случилось что-нибудь недоброе!
— Что ж, ведь все обошлось благополучно, — отвечал Раф, улыбаясь.
— Да, на этот раз, но кто мне поручится, что всегда так будет? Однако ты устал! Ступай, съешь чего-нибудь и отдохни!
Но об отдыхе нельзя было и думать. Надо было вычищать и просушивать бобровые меха. Окончив эту трудную работу, ловцы бобров пошли спокойно отдыхать.
Тут можно сделать маленькое отступление от нашего рассказа и сказать несколько слов об образе жизни и привычках бобров, так как редко кому удается увидеть живого бобра, да и то только в зоологических садах, следовательно, в неволе.
Время, когда бобры водились в Европе в дикой природе, давно уже прошло. Чем гуще становилось народонаселение, чем больше выстраивалось городов на берегах рек, и чем чаще ходили по ним различные суда, тем меньше становилось на них бобров и других диких животных, которые вполне резонно боятся человека. Еще с незапамятных времен дорого ценится мягкий и пушистый бобровый мех, поэтому за бобрами постоянно охотились, и бобр так же, как и многие другие животные, стал все реже и реже встречаться у берегов Рейна и был, наконец, совершенно там истреблен. За бобрами охотились не только ради их меха, но также и ради вкусного мяса, и особенно жирного мясистого хвоста, покрытого чешуею. Кроме того, в задней части бобра находится железа с темно-желтой пахучей жидкостью, известной под названием бобровой струи, которая и до сих пор еще употребляется в медицине.
Теперь бобр почти нигде в Европе не встречается. В 1656—57 годах в Саксонском курфюрстве было застрелено 586 бобров. Это показывает, что двести лет тому назад их было очень много в Германии. Бобр изредка попадается еще в Баварии, на реках Зальце, Изере, Лехе и других, также иногда на Дунае, Эльбе, Висле и Одере. В России он встречается чаще, потому что там население реже, да к тому же и самые законы оберегают бобров от окончательного истребления. Больше всего этих зверей осталось на американских реках и потоках, несмотря на то, что за ними охотятся не только трапперы и ловцы, но и дикие индейские племена, которые также знают цену бобрового меха, мяса и бобровой струи. Так как ловцы бобров умеют их ловить, и потому налавливают их вдвое больше, чем дикари, то дикари из мести преследуют белых охотников, и многие из несчастных охотников погибают в страшнейших мучениях, какие только способны придумать индейцы. Следующие цифры покажут, как многочисленны бобры в Америке. В 1743 году из американского города Монреаля во Францию было вывезено 127,080 бобровых шкур, а в Англию — 29,750. С 1789 до 1804 года одно из обществ пушной торговли разослало 36,900 бобровых мехов. В 1820 году другое общество пушной торговли разослало 60,000 бобровых мехов, в 1835 г. в Англию прислали из Северной Америки 88,400. Большая шкура весит два фунта или больше, а каждая стоит 4 доллара. Это только цифры, которые мне удалось случайно узнать, но я уверен, что число бобровых мехов может быть вдвое больше, потому что это только те, которые вывозятся из Америки в Европу, остальные же распродаются как обшивки для зимних костюмов и часть на шапки в самой Америке. Только зимний мех бобра идет в торговлю на шубы, из летнего же выделывают только так называемые касторовые шляпы. Бобровая струя употребляется в медицине как успокаивающее средство против судорог. Это жирное, желтоватое, иногда коричневатое, вещество с чрезвычайно сильным запахом.
Бобр принадлежит к млекопитающим, к классу грызунов. От конца хвоста до головы он длиною до трех футов. Один хвост длиною в фут, шириною пять дюймов и толщиной один дюйм. Он совершенно гладкий, покрыт толстой чешуей, формой напоминает весло и помогает бобру плавать. Подшерсток меха короткий и нежный, светло-серого цвета, иногда серебристо-белый, а иногда совершенно темный. Этот подшерсток закрыт сверху длинными, тонкими, блестящими волосами коричневато-желтого, коричневого и даже почти черного цвета. Больше всего ценятся черные бобры. Цвет шерсти у них на всем теле одинаковый. У бобра крутая короткая голова с короткими ушами. Только на задних лапах между пальцами есть плавательные перепонки, на передних же их нет. Особенно замечательны его сильные зубы. Он перегрызает с невообразимой силой довольно толстые деревья, так что можно подумать, что кто-нибудь спилил их острой пилой, разгрызает на мелкие куски для устройства пола в своем жилище или размельчает их про запас на зиму. Все это он переносит в зубах на место, и если дерево настолько тяжело, что бобр один не может его перетащить, то он созывает других бобров, и они зубами берут его с разных концов и переносят.
Бобр действительно очень умное животное, но о нем рассказывают чересчур много самых неправдоподобных сказок. Это происходит отчасти оттого, что весьма немногие наблюдали его на свободе. Вот в общих чертах то, что может сказать о нем американец, много и долго изучавший это животное. В начале августа бобр прорывает на берегу речки или озера широкий ход снизу вверх; он выбирает для этого устья рек или ручьев. Землю из этого прохода он месит в тягучую массу, прибавляет куски дерева и небольшие камни и строит из этой массы холм в четыре, а иногда в семь футов вышиною. Он придает ему конусообразную форму, от десяти до двенадцати футов в диаметре на земле, и от восьми до девяти футов на вершине.
