Тем, кто задумывался на этими слухами, они казались непонятными. Чего ради воинственные индейцы атаковали крепость, вместо того, чтобы двинуться на почти беззащитный город или на богатые асиенды? И почему вдруг их предводителем оказался охотник Карлос? Почему именно он – он, которому дикари принесли столько несчастий? Кто же в Сан-Ильдефонсо не знал, что они похитили сестру Карлоса! Чтобы он возглавил нашествие индейцев – нет, это казалось слишком невероятным!
Ну, а заговор, восстание? Но ведь мирные индейцы повсюду спокойно работают на полях, и те, что служат в миссии, тоже заняты своими обычными делами. И если судить по вестям из рудников, там тоже не заметно никаких признаков заговора. Из двух распространившихся в долине слухов слух о восстании тагносов с охотником во главе казался наиболее правдоподобным. Все знали, что тагносы отнюдь не были довольны своей судьбой. Но сейчас ничто не указывало на такое восстание. Все тагносы заняты были своей повседневной работой. Кто же тогда мятежники? Итак, слухи казались совершенно невероятными.
Вскоре добрая половина горожан собралась перед крепостью; и после того, как из уст в уста были переданы самые разнородные версии, стало наконец известно, что же произошло на самом деле.
Но и подлинные события были не менее загадочны и непонятны, чем слухи. Какая у охотника могла быть причина напасть на офицеров гарнизона? Кто были индейцы, его спутники? Воинственные или мирные? Дикари или повстанцы?
Всего любопытнее, что и сами солдаты, принимавшие участие в воображаемой «битве», не могли ответить на эти вопросы. Одни говорили одно, другие – другое.
Многие слышали разговор Карлоса с офицерами, но, сам по себе вполне естественный, в сочетании со всеми последующими событиями этот разговор лишь окончательно запутывал и без того загадочное дело. Солдаты ничего не могли объяснить, и горожане, отправившись по домам, продолжали спорить и обсуждать эту таинственную историю. Высказывались самые разнообразные догадки. Некоторые думали, что охотник здесь только затем, чтобы от чистого сердца просить о помощи против индейцев, а с ними были просто несколько тагносов, которых он тоже звал в погоню. Комендант же сперва пообещал помочь ему, а потом отказался от своих слов, и этим вызвано было странное поведение охотника.
Было и другое предположение, собравшее больше сторонников: что охотник наметил своей жертвой капитана Робладо. Всему причиной ревность. Ведь все знали, как под конец повел себя Карлос в день праздника, и немало смеялись над ним. Ну, а когда ему не удалось напасть на Робладо, он поспорил с комендантом... и так далее.
Эта догадка, хоть и не слишком похожая на правду, была подхвачена многими, так как неизвестно было, чем же на самом деле объяснялось поведение охотника. Только четыре человека в стенах крепости да трое вне ее знали настоящую причину. Все остальные о ней и не подозревали.
И все сходились в одном – единодушно осуждали Карлоса. Петля еще слишком хороша для него, и уж когда его схватят, он получит по заслугам! Всех возмущала его безграничная неблагодарность. Ведь только днем раньше эти самые офицеры со своими храбрыми солдатами оказали ему такую услугу, погнавшись за индейцами! Должно быть, он просто сошел с ума. Наверно, старуха-мать околдовала его.
Убить лейтенанта Гарсию! Всеобщего любимца! Проклятие!
Это была правда: лейтенанта любили все жители долины, быть может, не за какие-либо добродетели, а просто за то, что он совсем не походил на других офицеров. Он был приветлив, никому не приносил вреда, и все уважали его.
В этот вечер во всем Сан-Ильдефонсо у охотника не было ни единого друга. Впрочем, нет. Один друг у него был. Одно сердце было полно такой же любви к нему, как и прежде, – сердце Каталины, но и она не понимала, почему он вел себя так странно.
Но каковы бы ни были причины, она знала: Карлос не может быть неправ. Что ей вся клевета, все насмешки, которыми его осыпают! Что ей за дело, если он и убил человека! Он не сделал бы этого без серьезных оснований. Должно быть, ему нанесли какое-нибудь ужасное оскорбление. Каталина глубоко верила в это. Зная благородную душу Карлоса, она не могла думать иначе. Он – господин и повелитель ее сердца – не мог совершить ничего дурного.
Весть о случившемся едва не разбила сердце Каталины. Она означала разлуку – надолго, быть может, навсегда! Теперь Карлос не осмелится больше показаться в городе и вообще в Сан-Ильдефонсо. Его изгонят в прерии, будут преследовать, точно волка или свирепого бизона, быть может, схватят и убьют!.. Горьки были ее мысли. Когда теперь она увидит его? Быть может, никогда!
Тем временем Вискарра лежал на своем ложе и стонал не столько от боли, сколько от страха за свою жизнь.
Если бы не это, он был бы вне себя от ярости, но страх смерти вытеснил все остальные чувства.
Впрочем, если бы он был уверен в своем выздоровлении, он все равно не знал бы покоя. Его воображение было расстроено страшным сном и всем тем, что произошло после. Хотя его окружали солдаты, он все равно боялся охотника на бизонов: ему казалось, что Карлос может сделать все, что захочет, и потом уйдет безнаказанно. Даже в собственной комнате, со стражей у двери, Вискарра не чувствовал себя в безопасности – рука мстителя может настигнуть его и здесь.
Теперь он, больше чем когда-либо, хотел избавиться от нее – от той, которая была всему причиной, но он понимал, что дело это деликатное и осуществить его теперь труднее, чем когда-либо. Неизбежно узнают, почему Карлос так безрассудно покушался на его жизнь, слух об этом дойдет до высокого начальства, прикажут произвести расследование, а это его погубит, если только ему не удастся оградить себя от подозрений.
Так думал Вискарра, надеясь выздороветь; когда же он начинал сомневаться в этом, мысли его становились еще мрачнее.
Он с нетерпением ждал прихода Робладо, который намекал ему на какую-то возможность все уладить. Воинственный капитан все еще обыскивал заросли. Но вот появился Гомес и доложил, что тот решил оставить поиски и возвращается в крепость.
Для Робладо же события этого дня были, напротив, скорее приятны; наблюдая за ним, всякий мог бы убедиться в этом. Что действительно огорчило его, так это рана коменданта: ведь она была не смертельна! Робладо был опытнее врача и прекрасно это знал. Они с Вискаррой были не столько друзьями, сколько сообщниками, – их связывало соучастие в преступлениях, – и любой из них без сожаления порвал бы эту дружбу в ту самую минуту, когда оказалось бы, что порвать ее выгодно. Дружба эта не помешала Робладо от всей души сожалеть, что пуля не попала в его «друга» чуть повыше или чуть пониже – в голову или в горло. Сожаление объяснялось не злобой или ненавистью к коменданту, а попросту тем, что, случись это, он мог бы извлечь выгоду для себя. Робладо давно мечтал подняться выше по служебной лестнице. Он не отличался скромностью и лелеял надежду, что в один прекрасный день станет начальником крепости. Умри Вискарра – и он тут же получит его пост. Но Вискарре не суждено было умереть сейчас, и мысль об этом несколько омрачала радость Робладо.
