— Не так страшен краснокожий, как его малюют, сэр! Нас тринадцать человек, но мы чего-нибудь да стоим. А наша крепость не по зубам даже тысяче дикарей.
— Я не столь самонадеян, Гарри, как вы. За один день индейцы потеряли десять воинов, да еще и вождя в придачу. Среди убитых Параноха нет, понка уже догадались, что он в наших руках. Теперь они горят жаждой мщения, а такая большая шайка сумеет добиться своего.
— Я знаю этих людей и считаю, что у нас нет оснований для опасений, — продолжал самоуверенный мальчик, не желавший видеть собравшихся над ним туч. — Краснокожие — трусы, они нападают только исподтишка и на тех, кто не может дать им отпор. Мы с отцом пересекли их владения от Миссисипи до Тихого океана и от Мексики до Великих озер, и всегда они бежали от нас. Иногда, правда, и нам приходилось уносить ноги, но только в том случае, если их было слишком много, но, в конце концов, победа всегда оставалась за нами.
Я глядел на разгоряченное лицо мальчика. Не знаю, что он прочел в моем взгляде, но после короткой паузы Гарри продолжил:
— Я знаю, что вы придерживаетесь несколько иных взглядов, однако иногда в человеческом сердце поселяются чувства, не повиноваться которым не может ни один мужчина. Если бы нам вчера удалось добраться до устья реки, я показал бы вам могилу, в которой покоятся два существа, самых дорогих моему сердцу. Их убили краснокожие, и с тех пор моя рука сама тянется к оружию, как только я вижу развевающуюся на ветру скальповую прядь. Не один индеец упал с коня, сраженный пулей из этого пистолета.
Он достал пистолет из-за пояса и протянул его мне, продолжая:
— Из этого ствола вылетела пуля, пронзившая сердце моей матери. — Он на мгновение умолк. По его лицу пробежала тень печали, а голос зазвучал глухо. — Вы хороший стрелок, сэр, и мало кто может сравниться с вами в этом искусстве, но, уверяю вас, из этой старой пушки вам не попасть с пятнадцати шагов даже в слона. Можете себе представить, сколько мне пришлось упражняться, чтобы стрелять так, как я вам показал в Нью-Венанго. Я умею обращаться с любым оружием, но, если мне надо прикончить индейца, я всегда беру в руки только этот пистолет, потому что я поклялся: за каждое зернышко пороха, вытолкнувшего смертоносную пулю, взять жизнь одного краснокожего. Мне кажется, я уже близок к выполнению клятвы, и оружие, убившее мою мать, сегодня отомстит за нее.
— Вы получили пистолет от Виннету?
— Да. Что он вам рассказывал об этом?
— Ничего.
— Тогда присядьте, сэр. Эта история стоит того, чтобы ее выслушать.
Мы присели на камни, мальчик окинул изучающим взглядом долину и начал рассказ:
— Мой отец был старшим лесничим в Старом Свете и счастливо жил с женой и маленьким сынишкой. Неважно, в какой стране это было, ибо теперь наша родина здесь. Разразилась политическая буря, покалечила судьбы многих людей и унесла их за океан. Жена не вынесла испытаний и неизвестности и скончалась на судне еще до того, как изгои высадились на берег. Оставшись без средств к существованию в совершенно чужой ему стране, отец оставил сына на попечение одной зажиточной, но бездетной семьи, принявшей того как родного, а сам занялся тем, что умел делать, — уехал на Запад и стал охотником. Он много лет провел среди опасностей, но благодаря своим исключительным качествам сумел выйти невредимым из многочисленных схваток, чем снискал уважение белых и внушал страх краснокожим. Как-то во время одного из охотничьих походов он углубился в земли ассинибойнов, где впервые встретился с Виннету, прибывшим с берегов Колорадо в верховья Миссисипи за священной глиной для трубки мира племени апачей. Оба они были гостями вождя Та-Ша-Тунги, прониклись уважением друг к другу и поклялись в дружбе. Там же они познакомились с дочерью вождя Рибанной, прекрасной, как летнее утро, девушкой. Ни одна из дочерей племени ассинибойнов не умела так хорошо выделывать шкуры и так красиво вышивать одежду, как она. Когда Рибанна шла за хворостом для костра, она шагала с величием королевы, волна волос ниспадала до земли. Она была любимицей Великого Духа Маниту и гордостью своего племени, а все молодые воины горели жаждой бросить к ее ногам скальпы врагов. Виннету был моложе всех ее поклонников, отец самым старым из них.
В душе белого охотника проснулись чувства, он ходил за Рибанной, разговаривал с ней, как с дочерью бледнолицых. Как-то вечером Виннету подошел к нему и сказал: «Белый человек не похож на детей своего народа, он никогда не произносит лживых слов, а всегда говорит правду своему брату Виннету».
Отец чистосердечно ответил молодому апачу: «Мой краснокожий брат наделен силой воина и разумом, с которым не могут сравниться старики, занимавшие место в совете старейшин. Он никогда не жаждал крови невиновного, и я протянул ему руку дружбы. Говори, брат мой».
«Мой брат любит Рибанну, дочь Та-Ша-Тунги?»
«Она милее мне всех стад бизонов и всех скальпов краснокожих врагов».
«Будет ли мой брат добр к Рибанне? Не оскорбит ли он ее ушей грубым словом? Подарит ли он ей свое сердце?»
«Я буду носить ее на руках и не покину до конца дней — ив радости, и в горе».
«Виннету знакомы язык и названия звезд, но его звезда погасла, а в сердце наступает ночь. Он страстно желал привести Рибанну в свой вигвам, чтобы отдыхать на ее груди после трудной охоты или опасного похода. Но глаза дочери ассинибойнов смотрят только на моего белого брата, а губы ее произносят только имя Олд Файерхэнда. Апач покинет страну счастья и отправится в одиночестве к берегам Рио-Пекос. Его рука никогда не прикоснется к женщине, и он никогда не услышит голос сына. Но он вернется к ассинибойнам, когда стада лосей начнут уходить на север. Горе тебе, если он увидит, что дочь Та-Ша-Тунги несчастна».
На следующий день Виннету ушел из селения, а когда весной вернулся, блестящие глаза Рибанны сказали ему больше, чем слова. Мне было всего несколько дней от роду, и апач принял меня из ее рук, поцеловал в губы и сказал: «Виннету будет над тобой как дерево, в ветвях которого засыпают птицы, а звери ищут защиту от дождей. Его жизнь — твоя жизнь, его кровь — твоя кровь. У него всегда хватит сил, чтобы защитить сына Рибанны. Пусть утренняя роса омывает твой путь, а солнечный свет согревает твои дороги».
Проходили годы, я подрастал, играл с краснокожими мальчишками и мечтал о сражениях. Тем временем отец затосковал по старшему сыну, собрался на восток и взял меня с собой. Знакомство с братом и новым миром поразило меня. Я не хотел расставаться с новыми людьми, с городом, с иной жизнью. Отец оставил меня у опекунов и уехал один. Через год он вернулся за мной и повез на родину.
На стойбище нас ждало пепелище. После длительных поисков мы нашли оставленный для нас Та-Ша-Тунгой вампум, особую нить с раковинами, с известием о том, что произошло.
