Эдуард Овечкин - Акулы из стали

Ознакомительная версия.

Когда утонул "Курск", я возвращался из отпуска, новость услышал по радио в поезде. На следующий день нас всех, кто был доступен отозвали из отпуска, дополнили экипаж АПЛ "Вепрь" и отправили на патрулирование района, где утонул "Курск". Пару- тройку первых дней мы ещё искренне надеялись, что кого-то удастся спасти. Потом, конечно, поняли уже – шансов нет. Пусть рассказывают про спасательные колокола – мы то знаем, что они хер могут присосаться к спасательным люкам, потому, что кремольерные кольца залиты резиной. Пусть рассказывают про выгородки "ЭПРОН", – мы то знаем, что на флоте 10 лет как не проводили нормального ремонта и все запчасти и нужные агрегаты мы воруем на соседних бортах и складах ВМФ, или покупаем за спирт. С третьего дня стало ясно, что никого уже не спасут. С самого начала было понятно, что единственным шансом могут быть нормальные глубоководные водолазы, которых вызвали, почему-то, когда было уже очевидно поздно. Там погибли трое моих друзей – химик и двое электриков. Надеюсь, что их смерть была лёгкой. Потом, когда нас перед выходом в море проверял УПАСР, я их смело и открыто посылал на хуй, показывая им письма, которые я писал им же где обосновывал, что резину, блять, вокруг кремольерных колец нужно обрезать, потому, что конструкция их же спасательного колокола такова, что не позволит ему нормально стыковаться. Говорил им, что на готовность к выходу в море я буду предъявляться норвежским водолазам, потому, что кроме как на них мне надеяться и не на кого.

Простите, ребята, может и моей часть вины есть в вашей гибели. Вечная вам память и вечный покой. Я не знаю, есть ли смысл в вашей смерти, но знаю, что есть Честь.

Случилось это ближе к концу девяностых годов. Служил я тогда в городе Заозёрске на атомных подводных лодках типа "Акула". Так как лодки были мало того, что атомные, но ещё и стратегические с ядерным боезапасом, то базировались они на значительном удалении от городка, в котором мы жили. Время тогда было тяжёлое, не знаю за всю страну, но у нас-то точно, никакого служебного транспорта не ходило практически, а расстояние по дороге – 20 километров. Но мы же защитники Отечества – и как нам его защищать сидя дома? Правильно -никак. Поэтому ходили мы на службу и со службы пешком. Через сопки. Километров шесть всего было по сильно пересечённой местности, да плюс ещё зима восемь месяцев в году. Ну какое дело Родине до зимы? Она же защиты постоянно хочет. Ходили группами, потому как опасно и россомахи, опять же. В среднем от сорока минут до часа занимала дорога в одну сторону. Был у меня тогда товарищ старший, родом с Украины, по имени Борисыч, жили мы с ним рядом и ходили, по возможности, вместе. А так как я биатлонист, а он с Украины, то у нас рекорд был – 20 минут. О чём это я? А, про ЛДПР же.

Как – то шли мы с Борисычем домой, как бы это сказать, несколько подшафе (ну да, бывает такое и у рыцарей морских глубин). Вошли мы с ним в городок наш – все такие румяные и с жаждой приключений и видим – стоит агитавтобус ЛДПР (ездили такие в то время – членов в партию собирали). Борисыч и говорит:

– Слушай, брат, а чего бы нам с тобой в ЛДПР не вступить?

– Не понял, – говорю – Борисыч твоей логической интерполяции. Пару звеньев ты видимо уронил по дороге. Будь добр аргументируй свой душевный порыв.

– Ну смотри, – начинает загибать пальцы в варежках Борисыч, – ты из Белоруссии, я из Украины, мы оба с тобой не граждане Российской федерации (на тот момент много таких было) и при этом держим в своих заскорузлых руках её ядерный щит, а иногда и меч. Какое мы на это имеем моральное право? А тут – вступим в российскую партию и вроде как наполовину россияне станем.

– Логично, коллега – отвечаю ему я, – тем более я лично видел как на улице Гороховой Владимиру Вольфовичу в пыжиковой шапке рукоплескали пенсионерки интеллигентной наружности, – ну не дуры же они кому попало рукоплескать.

Переменными ходами и курсами дошли мы до автобуса, а он гад закрыт. Если вы думаете, что на этом мы сдались, то вы сильно недооцениваете целеустремлённость и упорство людей, которые берегли ваш покой, не получая зарплату по четыре месяца подряд. Сломали мы дверь этому бедному ПАЗику и попали, так сказать, в передвижной партийный храм. Там столик, на нём кучка удостоверений, журнал регистрации членов…и никого.

– Ну что, – говорит Борисыч, – давай вон в журнал запишемся, как региональные лидеры, да партбилеты себе выпишем, с двумя-то высшими образованиями на двоих вообще не проблема.

Но тут я встал в позу.

– Погоди-ка, Борисыч, а как же торжественная обстановка? Музыка должна быть бравурная какая-нибудь и радостные женщины вокруг или даже наяды, виляющие бёдрами. Я без пафоса не согласен свою партийную девственность отдавать замёрзшему ПАЗику.

– Прав ты, чёрт. Никакого удовольствия в этих механических фрикциях, офицеры так не отдаются.

Походили мы по автобусу, в гудок побибикали, покачали его снаружи (вдруг думали милиция прибежит и найдёт нам этих радостных женщин с музыкой) – всё безрезультатно. ЛДПР не хотела нас принимать в свои ряды. Пришлось просто сходить в библиотеку за книжками. Я тогда помню взял "Я- снайпер" Стивена Хантера, а что взял Борисыч уже не помню.

А партийную девственность с тех пор так и храню. Так чувствую и умру – партийным девственником.

Никогда не жду поздравлений на 23 февраля и очень искренне удивляюсь, когда их получаю. Просто я не отмечаю эту дату, как профессиональный праздник. Сейчас напишу тут большой и красивый рассказ почему так. Я – профессиональный военный, в прошлом и довольно долго служил на атомных подводных лодках Северного флота. Так уж получилось, что у нас за праздники считались две даты: 8 Марта и Новый год. И то, только в том случае, если ты не стоял на вахте, или, что ещё хуже, не заступал на неё на следующий день. Во все остальные праздники было обязательное торжественное построение – малоприятная вещь. Подпоясываешь шинель жёлтой подвязкой, отрезаешь очередной кусок белой простыни, чтоб соорудить себе праздничный шарф и идёшь стоять в строю.

Но это ещё ничего. На 23 февраля, традиционно, проводили смотр строя и песни. Это же так весело – ходить строем и с песней. Почему гражданские так не делают, – до сих пор не понимаю? А служил я в далеко не строевой части – мы всё время были в морях, стояли в дежурствах или что-нибудь обеспечивали, – даже в казармах никогда не сидели, поэтому далеки были от строевых смотров, как декабристы от простого народа. У нас даже на ежедневный развод вахты не было принято переодеваться, – так и ходили в штанах со штампом "РБ" и в ватниках. Причём ходил только дежурный по кораблю и три матроса, которые у трапа потом стояли. Остальные 27 человек, обычно, бывали очень заняты. Дежурные по дивизии привыкшие были к этому давно – традиции на флоте сильнее всего, а вот офицеры из других частей, которые в это время дежурили на ЗКП Северного флота и выходили не вовремя покурить, удивлялись, конечно. Ты такой старший помощник с какого-нибудь эсминца или крейсера, устав чтишь и любишь, как родного старшего брата а тут такая картины: слева от тебя стоит краса и гордость флота – пять ракетных подводных крейсеров стратегического назначения, а справа двадцать человек, одетых, как военнопленные румыны, которые, вроде бы, эти крейсера и должны беречь и охранять. Некоторые даже подбегали к заступающему дежурному по дивизии и задавали глупые вопросы. Получали глупые ответы и убегали обратно под скалу.

Ознакомительная версия.