Томас Рид - Морской волчонок

Меня зовут Филиппом Форстером. Я уже старик.

Живу я в глухой деревушке, на морском берегу, в глубине большой бухты. Я назвал нашу деревушку глухой — она и есть глухая, хотя претендует на звание морского порта. Есть у нас гранитный мол, около которого всегда можно найти один-два парусника, шхуну, иногда бриг. Большие корабли к нам не заходят. Но зато у нас много рыбачьих лодок. Одни лежат на песке, другие плавают в бухте. Легко догадаться, что жители деревушки промышляют рыбной ловлей.

В этой деревушке я родился и здесь хотел бы умереть.

Несмотря на это, соседи очень мало меня знают. Они зовут меня капитаном Форстером или попросту капитаном, считая, что я единственный моряк в околотке.

Строго говоря, я недостоин такого звания. Я никогда не служил в военном флоте. Я был водителем торгового судна, то есть шкипером. Но из вежливости соседи зовут меня капитаном.

Знают, что я живу в славном домике в полумиле от поселка, на берегу моря; знают, что я один и что старая служанка ведает моим хозяйством. Каждый день я прохожу по деревне с подзорной трубой под мышкой, выхожу на мол, внимательно осматриваю море и возвращаюсь домой или гуляю часа два вдоль берега. Вот и все, что мои сограждане знают обо мне, о моих привычках и обо всей моей жизни.

Они убеждены, что я когда-то был великим путешественником. Знают, что у меня много книг и что я постоянно читаю, потому и думают, что я очень учен.

На самом деле я много путешествовал и читал, но простодушные соседи ошибаются насчет моей учености. В молодости я не имел возможности получить образование, и все, что я знаю, я усвоил самоучкой, урывками, в продолжение бурной жизни.

Я сказал, что соседи мало знают обо мне, и это должно казаться странным. Но это легко объяснить: двенадцатилетним мальчиком я ушел из дому и в течение сорока лет меня не было в родных местах.

Трудно рассчитывать, что тебя вспомнят после сорокалетнего отсутствия, — и, действительно, меня забыли. С трудом вспоминали даже моих родителей. Оба они умерли еще до того, как я ушел из дому. Кроме того, отец мой, профессиональный моряк, редко бывал дома, и я его почти не помню. Единственное, что я запомнил о нем, — это весть о том, что он утонул вместе с судном и командой. Мать пережила его не надолго. Прошло много лет, и память о родителях почти заглохла. Вот почему я стал чужестранцем у себя на родине.

Но не думайте, что я избегаю людей и что у меня нет знакомых. Хотя я и бросил жизнь на море и вернулся домой, чтоб провести остаток дней на покое, тем не менее я не угрюмый человек. Наоборот, я очень люблю встречаться с людьми. И, несмотря на свою старость, я люблю общество молодежи, особенно мальчиков. Смело могу сказать, что со всеми мальчиками деревушки я в хороших отношениях. Часами я помогаю им запускать змея и спускать корабли на воду — при этом вспоминаю, как много удовольствия я получал от всего этого в детстве.

Играя со мной, вряд ли они догадываются, что добрый старик, так охотно забавляющийся с ними, провел большую часть жизни в грозных приключениях, среди головокружительных опасностей.

Правда, кое-кто в деревне знает отдельные эпизоды моей жизни, которые я сам рассказывал. Я никогда не избегаю слушателей, и в нашем глухом поселке у меня нашлась благодарная аудитория — школьники. Около поселка находится школа, которая носит громкое название «учебного заведения для юных джентльменов», — вот откуда взялись мои лучшие слушатели.

Мы не раз встречались с этими ребятами на берегу, и по моему обветренному, «просоленному» виду они сразу поняли, что я могу рассказать им многое о морских приключениях. Мы встречались часто, почти ежедневно, вскоре подружились, и по их просьбе я рассказал им отдельные случаи из своей жизни. Часто меня видели на берегу сидящим на траве и окруженным толпой мальчишек с раскрытыми ртами и горящими глазами. Последнее без слов говорило о том интересе, который они испытывали к моим рассказам.

Не стыжусь сказать, что я сам находил большое удовольствие в этих рассказах, как все старые моряки и военные, которые, вспоминая, сражаются сызнова в давно минувших битвах.

Однажды, немного ранее обычного часа, я увидел моих слушателей несколько озабоченными. Старший держал в руке сложенный листок бумаги, на котором, по-видимому, было что-то написано.

Они подошли и, не говоря ни слова, вручили мне этот листок. Я развернул его и прочел следующую просьбу, подписанную всеми присутствовавшими:

Дорогой капитан!

Сегодня мы свободны целый день. Мы думали, как бы провести его получше, и решили просить Вас рассказать нам какую-нибудь интересную и поучительную историю. Мы хотели бы услышать что-нибудь захватывающее. Выберите то, что Вам самому больше всего нравится, а мы обещаем слушать внимательно. Сделайте это для нас, дорогой капитан, и мы всегда будем Вам благодарны.

Я не мог ответить отказом на такую вежливую просьбу и решил рассказать им о своем детстве и о первом путешествии по морю, которое произошло в довольно странной обстановке. Я назвал его «Путешествием во мраке».

Мы уселись на прибрежной гальке, и, поглядев на широкий морской простор, я начал рассказ.

С самого раннего детства я инстинктивно любил воду. Мне бы следовало родиться уткой или ньюфаундлендом[1]. Отец мой был моряком, дед и прадед также; должно быть, от них я унаследовал это влечение. Так или иначе, вода была для меня родной стихией. Еще крохотным ребенком меня с трудом отгоняли от луж и прудов. Первое приключение в моей жизни произошло на пруде. Правда, оно не было таким страшным, как те приключения, которые мне пришлось испытать впоследствии, — оно было скорее смешным, но я расскажу его вам, чтоб показать свою страсть к воде. Я был еще маленьким мальчиком, но это происшествие было как бы предзнаменованием будущих приключений.

Я был в том возрасте, когда дети уже разгуливают без взрослых и спускают на воду бумажные кораблики. Я уже умел мастерить их, выдергивая для этого страницы из старых книг или похищая старые газеты, и пускал их плавать через большую лужу, которая заменяла мне океан. Но мне быстро надоели бумажные кораблики. Скопив за шесть месяцев достаточно денег, я купил у старого рыбака полностью оснащенный игрушечный парусник, который он смастерил на досуге.