Коль скоро я коснулся этого вопроса, твой король не принес стране ничего, кроме горя. Однажды Пил сказал мне, что все короли и королевы друг с другом в родстве. Добавил, что британские короли — наполовину германцы с примесью французских и русских кровей, так что, сдается мне, они дворняги почище меня. Все их войны и междоусобицы — не более чем семейные дрязги. Короли в них не погибают. Они отправляют умирать других.
Пописывал я и стишки. Пилу нравилось, хотя он и ворчал, что парню моих лет это негоже. Правда, время от времени он забавлял ими посетителей, однако мне не перепадало от этого ни похвалы, ни монеты, а другого применения моим новым умениям не нашлось. Я разжился пером и чернильницей, но Пил не был рад успехам. Слова, которые я написал, были хороши, но во время письма я заливал чернилами чулки. Пил сказал, что вычтет у меня из жалованья на покупку новых чулок, поскольку не мог позволить мне разгуливать по трактиру неряхой. Позже я подправил запись в его учетной книге.
Тогда мне доводилось подсчитывать не пиастры, а тарелки у Пила в камбузе, а писал я не мемуары, а кулинарные рецепты. В это время — год спустя — морской пес снова приплыл в наши края. Весь год Черный Джон и его команда грабили, убивали и топили корабли, а я болтался на якоре в Пиловом трактире, помешивал похлебку. Нет, честная жизнь — это сущее наказание.
— Подай капитану ужин, — приказал Пил. Когда не волновался, он был прямее некуда не любил зря воздух переводить.
— Да накладывай побольше, — добавил Пью. — По щедрой порции на брата, особенно Пью.
Я поставил перед ними по блюду риса с соленой треской.
— Только полюбуйся на него, Пью, — сказал Квик. — Бледен, как старые кости.
Когда прибыл Черный Джон, Пил велел мне держать язык за зубами, что я и делал.
— Пью согласен: бледный и тощий. Бледный, как все сухопутные крысы.
Я вернулся на кухню, но оставил дверь открытой, чтобы слышать пиратов.
— Разве у него нет имени? — оборвал Пью Черный Джон. — И притом славного имени? Правильного имени? — Он обмотал клок бороды вокруг пальца.
— Да, как же, — ответил Пью, крутя пальцем у подбородка. — Пью помнит, как вы дали мальчику имя, и притом правильное, если Пью не ошибся. А ты помнишь, Квик? Скажи капитану, это его порадует.
— Ты зовешь мальчишку этим именем, а, Пил? — спросил Черный Джон, не дожидаясь слов Квика.
— Я зову его Сильвером, сэр, — откликнулся трактирщик.
— И только? — Черный Джон сильнее ущипнул бороду.
— Кроме тех случаев, когда называю его Джоном Сильвером, — поспешил исправиться Пил. Его голос дрогнул. Я вообразил, как он позже удерживает вдох взамен потраченного на ответ.
— Да, так я его и назвал, — произнес морской пес.
— А Пью запомнил, — поддакнул тот, щипая себя за подбородок. — И что же? Если Квику, к примеру, захочется еще трески — мальчишка откликнется? — по обыкновению, пропел Пью.
— Пусть кликнет Долговязого Джона Сильвера, — ответил Пил, наливая ему эля в стакан. Тот обрадовался бы, не дери Пил за эль втридорога.
— Верно, так Пью и запомнил, — повторил он.
— Не ты один, — проговорил Квик, проводя пальцем по носу. Пил наполнил стакан и ему. — Все запомнили будущего юнгу. Мы взяли б его на борт, не будь он так остер на язык. Надо было его укоротить еще в прошлый раз. Мальчишка попал бы в юнги, как хотел, а мы избавились бы от его дерзости. И овцы целы, и волки сыты.
— Так зови его, Пил, — приказал Черный Джон. — По имени, которое я ему дал.
И Пил меня позвал.
— Все так же упрям? — спросил Черный Джон.
— Не то слово, — честно ответил Пил.
— И хитер?
— Как никогда. — Пил даже не обмолвился о моих успехах, зная, что ему от этого выгоды не будет.
Пью меня позвал, и я явился на зов.
— Как насчет сапог, парень? Где черные сапоги, которые я просил, Долговязый Джон? Прошел ровно год с тех пор, как я велел тебе их добыть.
— Вас дожидаются, — ответил я.
— Я поразмыслил о твоем будущем, Долговязый Джон Сильвер, — произнес Пью, щурясь, В скором времени я узнал цену этому прищуру. Пью тоже прищурился.
— Спасибо, сэр, — произнес я и замолчал, заранее решив быть осторожным в словах. Квика я не боялся, так как был уверен, что найду способ его одолеть. Из истории с пальцем торгаша я успел открыть некоторые стороны его характера и могу сказать, что он собой представлял: простое быдло с заплатой на куртке. Нет, осторожничал я лишь потому, что «Линда-Мария» позвала меня снова и упросила молчать.
— Капитан еще не открыл того, что тебя ждет, — произнес Квик с ухмылкой. — Может статься, ты умрешь страшной смертью.
— Все в твоих руках, Долговязый Джон Сильвер. Что скажешь? — спросил морской пес.
— Ничего, — ответил я.
— Никаких «ничего», Сильвер, — вмешался Пью. — Не смей «ничегокать» своему капитану — так говорит Пью. Никогда.
— Своему капитану?
— А он стал еще глупее, — усмехнулся Квик.
— Мне нужен кок, трактирщик Пил. Только я сегодня же отплываю.
— Пью его одобряет, сэр, — ответил Пью. — Треска была неплоха.
— А ты, Квик? — спросил капитан.
— Пожалуй, да, — кивнул тот, после чего неуверенно добавил: — Я как все.
Отлично. У меня появился враг. Будущее обещало быть еще веселее.
— В таком случае, Пил, твой парень нынешним же вечером вступит в мою команду — если захочет. Пока я от него мало что слышал.
— Я хочу! — воскликнул я.
— Коли так, собирайся, Джон Сильвер. На закате мы отплываем.
С этим Пил извлек из кармана передника четыре гинеи — все мое жалованье, согласно его учетной книге.
— Я ваш должник, сэр, — сказал я ему. Огонь в очаге лизнул решетку, и на стену упала тень — точь-в-точь как плащ старого Тома. — Я бы всячески отблагодарил вас, как положено воспитаннику, но мне пора уходить. Поэтому скажу только то, что сказал: я ваш должник.
— Что есть, то есть, парень, — ответил Пил кратко, как только мог.
— Стало быть, собирай вещи, — произнес Черный Джон.
— Они на мне, сэр.
— И не забудь захватить мои сапоги, — добавил Черный Джон.
Славные были сапоги, которые я отдал Черному Джону в вечер отплытия на «Линде-Марии». Я стащил их у Пила. Насколько я знаю, Пил, мой благодетель до того дня, даже не огорчился по поводу пропажи.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НА БОРТУ «ЛИНДЫ-МАРИИ»
Весь следующий день — мой первый день на корабле — Черный Джон не отходил от меня и между командами и рывками за бороду рассказывал о «Линде-Марии». Он разобрал ее для меня на кусочки — брус за брусом, от якорной цепи до топ-тимберсов, хотя она значила куда больше, нежели все ее части по совокупности. Я оглядел ее обводы и сразу понял, что передо мной — дама, несмотря на пушки, замки и гвозди. Да, Черный Джон ею порядком гордился, но описывал он ее топорно, как плотник выстругивает портрет жены. Проще было бы сказать, что у его половины две руки, две ноги и голова, да прибавить про туловище для порядка. Я уже видел ее изгибы и прелести, пока Черный Джон только сколачивал костяк.
