— Вы прекрасны, — наконец промолвил он,— и, как мне рассказывали, богаты. Что, если я предложу вам брак, более подходящий вашей наружности и вашему происхождению?
— Милорд герцог, — ответила Джоанна, — если угодно вашей милости, я хотела бы выйти за сэра Ричарда.
— Почему? — резко спросил он. — Выходите за того человека, которого я назову вам, и вы сегодня же станете леди, а он лордом. А сэр Ричард, — позвольте мне сказать откровенно, — умрет сэром Ричардом.
— Я прошу у неба только одной милости, милорд: дать мне возможность умереть женой сэра Ричарда, — ответила Джоанна.
— Посмотрите, милорд! — сказал Глостер, обращаясь к лорду Фоксгэму. — Вот странная пара. Когда я предложил юноше выбрать себе награду, он попросил помиловать старого пьяного моряка. Я предостерегал его, но он упорствовал в своей глупости. «На этом кончатся мои милости», — сказал я. А он ответил мне с дерзкой самоуверенностью: «Принимаю на себя все убытки». Ну что ж. Пусть так и будет!
— Он так сказал? — воскликнула Алисия. — Хорошо сказано, укротитель львов!
— А это что за девушка? — спросил герцог.
— Это пленница сэра Ричарда, — ответил лорд Фоксгэм, — госпожа Алисия Райзингэм.
— Выдайте ее замуж за надежного человека, — сказал герцог.
— Я имел в виду своего родственника Хэмли, если будет угодно вашей милости, — ответил лорд Фоксгэм.— Он хорошо послужил нашему делу.
— Одобряю ваш выбор, — сказал Ричард. — Пусть они поскорее обвенчаются… Скажите, прекрасная девушка, вы хотите выйти замуж?
— Милорд герцог, — сказала Алисия, — если это человек честный и прямой…
Тут она растерялась, и язык прилип к ее гортани.
— Он прямой, сударыня, — спокойно сказал Ричард. — Я единственный горбун во всей армии; все остальные сложены хорошо… Леди и вы, милорд, — внезапно сказал он с преувеличенной любезностью, — не сочтите меня невежливым, если я покину вас. В военное время вождь не может распоряжаться своим временем.
И с изящным поклоном он удалился в сопровождении своей свиты.
— Увы, — вскричала Алисия, — я погибла!
— Вы его не знаете, — ответил лорд Фоксгэм. — Это пустяки, он сразу забыл ваши слова.
— В таком случае, он — цвет рыцарства! — сказала Алисня.
— Нет, просто он думает о другом,— ответил лорд Фоксгэм. — Ну, не будем больше мешкать.
В церкви их ждал Дик в сопровождении нескольких молодых людей. Там его обвенчали с Джоанной. Когда они, счастливые и задумчивые, вышли на мороз и на солнце, армия уже тянулась по дороге. Среди коней, двигающихся от аббатства, уже развевалось знамя герцога Глостера. За знаменем, окруженный закованными в сталь рыцарями, ехал честолюбивый, смелый, жестокосердный горбун навстречу своему короткому царствованию и вечному позору. Но свадебное шествие свернуло в другую сторону, и гости, радостные, уселись за завтрак. Отец эконом старался угодить молодым и сидел за столом вместе с ними. Хэмли, забыв о ревности, принялся ухаживать за Алисией, к полному ее удовольствию. Под пение труб, под лязг оружия, под топот лошадей уходившей армии Дик и Джоанна сидели рядом, нежно держась за руки, и со всевозрастающей страстью глядели друг другу в глаза.
С тех пор грязь и кровь этой буйной эпохи текла мимо них. Вдали от тревог жили они в том зеленом лесу, где возникла их любовь.
А в деревушке Тэнстолл в довольстве и мире, быть может, излишне наслаждаясь элем и вином, проживали на пенсии два старика. Один из них всю жизнь был моряком и до конца продолжал оплакивать своего матроса Тома. Другой, пребывавший на своем веку кем угодно, под конец жизни сделался набожным и благочестиво скончался в соседнем аббатстве под именем брата Гонестуса. Так исполнилось желание Лоулесса — он умер монахом.
Есть на севере Британского острова суровая, скалистая, неплодородная страна — Шотландия. Она невелика и немноголюдна. Живет в ней бедный, упорный, мужественный и свободолюбивый народ.
Шотландцы часто вышивают на своих флагах цветы вереска и чертополоха. Вереск — это скромный убор прибрежных пустошей и горных склонов Шотландии; чертополох — это воплощение жизненной силы. Недаром растоптанный, но живой репей-татарник напомнил Льву Толстому о непобежденном и в поражении Хаджи-Мурате, уроженце другой горной страны — Дагестана.
Шотландцы тоже веками боролись за свою независимость, боролись с англичанами. Когда они терпели поражение, — а это случалось часто, — они уходили за море. В средние века шотландцев много было в гвардии французского короля Людовика XI, о чем рассказывает Вальтер Скотт в романе «Квентин Дорвард». Позднее их можно было встретить и в России, на службе у Петра I, а потом и в Северной Америке и в колониях.
Постепенно англичане прибрали Шотландию к рукам. Крупные землевладельцы южной Шотландии договаривались с крупными фабрикантами Англии, а горные шотландцы победнее — те и дома, и особенно в колониях, становились наемниками английских богачей — инженерами, чиновниками, военными. Многие из них теряли связь со своей страной, забывали свой, шотландский язык, но большинство сохраняли любовь ко всему родному.
Не умирало и искусство Шотландии: чудесные песни ее, известные у нас в переложениях Бетховена, древние сказания о героях, старинные пограничные баллады, а позднее стихи и песни Бернса, романы Вальтера Скотта.
В богатой Англии, где властвовали деньги, торгашеский обман, лицемерие закона, условностей и приличий, — там развилась обширная обличительная литература, социально-бытовой роман с широкой картиной современной жизни. Английские романисты прослеживали сложные социальные связи, рисовали сложные и противоречивые характеры, но все это умерялось духом компромисса и типично английским юмором.
В Шотландии литература была одним из средств сохранения национального своеобразия. Писатели обращались к истории, к славному прошлому шотландского народа. Писатели стремились выявить и сохранить то, что им дорого было в характере шотландца, часто доводя эти черты до крайности: несгибаемое упорство — до упрямства, прямоту — до резкости, честность — до щепетильности, чувство собственного достоинства — до заносчивости, дружелюбие — до наивной доверчивости, наконец, пережитки феодальной верности своему племени, клану — до слепого послушания. А рассудочная религия протестантизма, пренебрегавшая церемониями и чинопочитанием, заставляла шотландца больше заботиться о борьбе добра и зла в земном человеке.
