Как и Колумб, Магеллан после отказа отправился в Испанию, добился аудиенции Карла I, будущего императора Карла V. Тот, соблазненный перспективой добраться до островов пряностей, не вступая в конкуренцию с португальцами на пути вокруг Африки, сказал «да». Фернан де Магелаеш стал Эрнандо Магальянесом, испанским дворянином и адмиралом.
20 сентября 1519 года флотилия из пяти кораблей – адмиральский флагман «Тринидад», «Консепсьон», «Виктория», «Сан-Антонио» и «Сантьяго» – отплыла из порта Санлукар-де-Баррамеда на реке Гвадалквивир. Теперь уже речь не шла о броске в неизвестность, плавание через Атлантику стало вполне обычным. Но поход Магеллана оказался небывало долгим – три месяца: флотилия попала в обширную зону штиля. Спокойствие на Атлантическом океане было в те времена не менее опасным, чем бури. Обычно зоны штиля встречались на границе пассатов, около 30° северной или южной широты. Неделями корабли стояли на месте под палящим солнцем. Если на борту перевозили лошадей, те вскоре умирали из-за отсутствия питьевой воды. Первые испанские искатели приключений называли эти опасные зоны затишья «лошадиными широтами».
На судах Магеллана лошадей не было. Больше всего тревог и волнений во время затянувшегося похода доставлял один человек: Хуан де Картахена, испанский гранд, назначенный вице-адмиралом экспедиции для слежки за адмиралом. Картахена задавал вопросы. Почему избрали этот путь? Уверен ли адмирал в своих расчетах? Первой настоящей драмой в судьбе Магеллана было проявление черной неблагодарности со стороны Мануэла Португальского. Вторая драма заключалась в том, что испанцы не хотели видеть в своем новом соотечественнике жертву этой драмы. Для сеньоров, как и для простого люда, он оставался чужестранцем, перебежчиком, который всегда более или менее находился под подозрением.
Достигнув американского побережья, флотилия двинулась вдоль него к югу. В один январский день 1520 года дозорные разом закричали, что берега расступаются.
– Это наш проход, – сказал Магеллан. – Всем следовать за мной, курс на восток.
Он измерял глубину, брал пробы воды. На третьи сутки пришлось признать, что вода уже не соленая, а берега «прохода» сужаются. Они продвигались по устью полноводной реки, не по проливу.
– Развернуться, – приказал адмирал. – Пойдем вдоль берега дальше на юг.
Подробности этого похода известны нам в основном по записям молодого знатного флорентинца по имени Пигафетта, который получил от короля Испании разрешение присоединиться к экспедиции и «составить о ней отчет».
Движение вдоль американского побережья означало приближение к зоне холодов, потому что они шли навстречу южной зиме, к полюсу. Моряки, мечтавшие о мягком климате и великолепии островов пряностей, были разочарованы. В апреле флотилия добралась до 49-й параллели. Начались морозы. Люди дрожали от холода, их недовольство росло, поскольку адмирал урезал рацион питания. Заботами вице-адмирала Картахены пополз слух: «Португальцу заплатили, чтобы погубить корабли нашего короля». Узнав об этом, Магеллан призвал к себе вице-адмирала:
– Я лишаю вас звания, отныне вы никто. И будете закованы в кандалы.
Он лишил должности и Антонио де Коку, капитана «Сантьяго», также виновного в распространении подстрекательских слухов. Испанский гранд провел несколько дней в кандалах в трюме. Едва вдохнув свежий воздух, он задумал погубить Магеллана.
Дата организованного им заговора известна: вечер Вербного воскресенья 1520 года. Флотилия в то время стояла на якоре в бухте американского побережья. Картахена отправился на «Консепсьон», капитан которого Кесада был ему предан. Там же находились Антонио де Кока, разжалованный капитан «Сантьяго», и колеблющийся Мендоса, капитан «Виктории». Содержание беседы в крохотной каюте «Консепсьона» при свете масляной лампы нам неизвестно. Но известно, чем закончился заговор.
В полночь шлюпка отходит от «Консепсьона» и на веслах идет к «Сан-Антонио». Мескита, капитан корабля, абсолютно предан Магеллану. Через три минуты он уже крепко связан и лежит на своей койке. Прибегает боцман, узнает Кесаду, капитана «Консепсьона»:
– Что вы здесь делаете?
Вместо ответа – удары кинжалом. Всех португальцев, находившихся на борту «Сан-Антонио», заковали в железа и загнали в трюм. Заговорщики рассуждали следующим образом: «Из пяти кораблей флотилии три верны Магеллану. Один мы захватили, теперь соотношение сил в нашу пользу. Мы можем диктовать нашу волю адмиралу». Все происходит в ночной тиши. Магеллан ничего не подозревает, поскольку остается на своем судне «Тринидад».
Утром командир шлюпки, пришедшей с «Консепсьона», вручает ему письмо. Странное послание. Картахена, Мендоса, Кесада, Кока в почтительном тоне объясняют ему, что были вынуждены прибегнуть к силе, потому что Магеллан относится к ним с унизительным высокомерием и не дает никаких объяснений. Если он согласится побеседовать с ними, они продолжат служить ему – честно и с должным уважением. Побеседовать! Эти люди просто не представляли, какой железной волей обладал Магеллан.
– Задержите шлюпку с «Консепсьона», – приказывает адмирал.
Он вызывает альгвасила (пристава) и отдает ему распоряжения. В полдень шлюпка с адмиральского корабля направляется к «Виктории», а не к «Консепсьону». Причаливает к судну. Альгвасил вручает Мендосе послание адмирала.
Это приглашение на борт «Тринидада» для беседы, но он должен прибыть один. Мендоса усмехается. Хитрость, считает он, и весьма грубая. Он поднимает глаза на альгвасила, встречает его взгляд и перестает улыбаться. Мендоса падает замертво – в горло ему вонзился кинжал. В то же мгновение на «Викторию» высаживается десант из двадцати моряков, приплывших с «Тринидада». Они захватывают «Викторию» и подчиняют себе экипаж. У Магеллана опять три корабля («Тринидад», «Сантьяго», «Виктория») против двух. Ответ его был молниеносным. В тот же день команды «Консепсьона» и «Сан-Антонио» сдаются. Мятеж подавлен.
Через несколько дней на пустынном, унылом берегу, обдуваемом ледяным ветром южной зимы, стоят два человека и смотрят вслед уплывающей флотилии. Так был наказан Картахена, глава заговора, и священник, поддержавший его. Что касается Кесады, который первым пролил кровь, его обезглавили, а тело и голову по отдельности сбросили в море.
Движение вдоль побережья на юг продолжилось. Обследовалась каждая бухта, огибался каждый мыс. После своего рода зимовки в ледяном безлюдье «Сантьяго» был послан на разведку и потерпел крушение, – к счастью, команда уцелела. В августе холода отступили. Появились дикари, некоторых из них подняли на борт. Рослые люди с большими ступнями кутались в шкуры. Испанцы назвали их патагонцами, то есть «большеногими». Магеллан хотел наладить с ними добрые отношения, но у него был приказ: привезти в Европу туземцев, потому что дикарей показывал еще Колумб. Все они умерли в неволе из-за тоски по родине и отсутствия привычной пищи.
21 октября 1520 года дозорные сообщили, что берега в который раз расступаются. Никто из членов экспедиции, за исключением Магеллана, уже не верил в чудо.
– Опять река.
– Это фьорд.
Не считаясь с общим мнением, Магеллан послал «Сан-Антонио» и «Консепсьон» на разведку. Они вошли в пролив. Магеллан ждал их четверо суток. В это время разразилась буря. Все считали, что корабли погибли. Как еще раньше погиб «Сантьяго». Магеллан не произнес ни слова. У него над переносицей залегли две глубокие складки. На пятые сутки от отвесных берегов так называемого фьорда отразился грохот пушечных залпов. Чуть позже появились оба судна. На них развевались все флаги. Капитаны явились для доклада:
– Это явно не фьорд, потому что нам не удалось измерить глубину дна. Берега не сближаются. Напротив, канал расширяется. Вода глубокая и по-прежнему соленая.
– Вперед! – приказал Магеллан.
1 ноября 1520 года все четыре корабля флотилии один за другим вошли в проход, который Магеллан назвал проливом Всех Святых. Но сегодня пролив носит его имя. Если бросить взгляд на карту, можно видеть, что это не совсем пролив, а скорее коридор, даже лабиринт длиной в 600 километров, который постоянно разделяется, разветвляется. Флотилия двигалась меж гор, покрытых ледниками, отливающих металлом скал, пустынных плато, кое-где виднелись редкие, сумрачные, почти фиолетовые леса. Ночью повсюду зажигались огоньки, но днем туземцев увидеть не удавалось. Когда моряки приставали к берегу, то находили только человеческие захоронения да останки акул. Ночью огни вновь зажигались. Магеллан назвал эти загадочные берега Огненной Землей.
На каждом разветвлении канала приходилось останавливаться. Корабли поочередно уходили на разведку. В середине ноября перед ними оказались два равноценных канала. «Консепсьон» и «Сан-Антонио» двинулись по тому, который тянулся к югу, «Тринидад» и «Виктория» пошли на северо-запад. Вскоре к ним присоединился «Консепсьон». «Сан-Антонио» исчез. Затонул? Космограф Андрес де Сан-Мартин с понимающим видом молчал.
