Понимая, что молодым офицерам скучно в плаваниях по Финскому заливу и от бесконечных эволюций кораблей, Бутаков решил их немного повеселить и отвлечь от дум о столичных развлечениях. Во время одной из стоянок эскадры на Транзундском рейде на "Севастополь" доставили шуточную поэму командующего для прочтения в кают-компании. Чтение поэмы доставило всем огромное удовольствие. Произведение Бутакова севастопольские офицеры читали вслух несколько раз, а Миклуха смеялся до колик в животе, так как апелляция адмирала к малороссийской хуторской жизни было ему близка — сразу вспоминался родовой хутор Малин, на котором семья долгие годы отдыхала летом.
Поэма Бутакова была написаны в виде диалога между двумя молодыми офицерами, один из которых горел на флотской службе, а другой, наоборот, ею тяготился.
Пессимист: Скверно в Транзунде, скучном унылом:
Пушки гремят и ядра там свищут.
Ходит с трубой адмирал.
Оптимист: Дельно в Транзунде время проходит:
Там под надзором, в школе серьезной,
К бою готовится флот.
Пессимист: Скука в Транзунде: только сигналы
Знай разбираешь, мучишь команду —
Некогда дух перевесть.
Оптимист: Месяцев девять бивши баклуши,
Трудно ль в Транзунде, четверть годочка,
Службе всецело отдать?
Пессимист: Мясо дрянное, рубль наш — не деньги,
Берег болото, — на нем три старухи,
Просто с тоски помирай.
Оптимист: Срочно привозят знатное мясо,
Хлеб из Кронштадта. В Выборге танцы
По воскресеньям всегда.
Пессимист: Рыжие финны булки привозят,
Только как лакомство возят чернику —
Нечем желудок развлечь.
Оптимист: Парень курчавый ездит по рейду,
Звонко кричит нараспев, предлагая
Сладко мороженое.
Пессимист: Шлюпку попросишь — вечно откажут,
Вечно ученье: заняты люди
Иль отдыхают они.
Оптимист: Есть и сигнальчик —
"Шлюпкам кататься",
В стае крылатой бойко порхая,
Режешь на дюйм от кормы.
Пессимист: То ль дело Киев, — сами галушки
В рот там валятся! А молодицы!
Душу бы отдал любой.
Оптимист: В Киевах места много найдется
Для сухопутных во флотском мундире;
Лучше туда и ступай.
Пессимист: Умною речью семя добра ты
В падшую душу мне заронил,
Буду его вырощать.
Оптимист: Семечки зла и корыстных наветов —
Корни пустившие в ум легковерный,
Вырви и будешь ты наш!
Помимо этого вице-адмирал Бутаков был нечужд флотскому юмору в ситуациях, когда казалось, было вовсе не до шуток. Так, однажды на переходе мониторов в Либаву отряд попал в шторм. Для мониторов шторм в открытом море — дело весьма опасное. Разумеется, понимал это и Бутаков. Когда же один из командиров (всегда излишне осторожный) подал сигнал: "Терплю бедствие", Бутаков, оценив реальную степень опасности, отреагировал сигналом: "Терпеть до Либавы". Вскоре о бутаковской шутке, как и о бутаковской выдержке, знала уже вся эскадра. Юмор Бутакова особенно нравился молодым офицерам. Что касается Миклухи, то для него легендарный адмирал был настоящим кумиром.
Дело в том, что в немногие свободные минуты Миклуха с удовольствием занимался хождением под парусом на корабельном баркасе. Довольно быстро он неплохо овладел искусством парусного маневра и с удовольствием лавировал на своем баркасе между стоящих на якорях кораблей, хулигански "обрезая им корму".
Что касается вице-адмирала Бутакова, то он, как и его великий учитель адмирал Лазарев, никогда не забывал, что важнейшим средством обучения офицеров быстроте мышления, лихости и расчету в маневрировании служит управление шлюпками под парусом. Поэтому на эскадре царил настоящий культ парусных шлюпочных гонок. Лучших гонщиков Бутаков знал лично, а иметь достойную команду обязал каждого командира. По требованию Бутакова в 1874 году Морское министерство даже выделило особые денежные премии для лучших шлюпочных команд. Когда же мичман Миклуха стал победителем в одной из шлюпочных гонок под парусом, вручая ему серебряный кубок, вице-адмирал Бутаков пророчески произнес:
— Поздравляю с заслуженной победой. Кроме этого, не далее как позавчера видел, как вы, молодой человек, нахально "обрезали корму" моему флагману… Что ж, дерзость для мичмана так же необходима, как мудрость для адмирала. Искренне верю, что в своей дальнейшей службе вы никогда не уроните чести Андреевского флота!
— Никогда! — только и смог ответить Миклуха, у которого от волнения перехватило горло.
Начальник эскадры вообще не засиживался на своем флагмане, а почти каждый день посещал какой-то из кораблей. Прибыв на "Севастополь", он собрал офицеров:
— Господа! Россия и государь доверили нам свое любимое детище — флот! Посему мы должны денно и нощно всю жизнь готовиться к тому часу, а может, даже получасу, когда Отечеству потребуется все то, что мы умеем. Если мы тогда сумеем сделать то, чему предназначены, значит, мы прожили свою жизнь не зря и Россия содержала нас не без пользы. А потому, друзья, за работу!
Учил своих офицеров Бутаков по-настоящему, а порой предельно жестко. Так однажды Миклуха оказался в числе других молодых офицеров, посланных на разъездном катере маневрировать по рейду. Едва катер отошел на некоторое расстояние, по нему открыли огонь из мелких орудий. Стреляли так, что снаряды пролетали в нескольких метрах над головой сидящих в катере офицеров. Что и говорить, сидящим мичманам и лейтенантам было страшно, большинство, и Миклуха в том числе, после первого же снаряда инстинктивно пригнулись. Однако постепенно все обвыклись, спины выпрямились, некоторые даже начали шутить.
Наблюдавший за катером в бинокль Бутаков удовлетворенно кивнул:
— Эти обстрелялись, катер к трапу и садите новую партию!
Кому-то такой метод воспитания, возможно, покажется весьма рискованным и спорным. Но прошедший севастопольский ад Бутаков считал иначе.
В одном из своих приказов он писал по этому поводу: "Попадать в щит, когда в вас никто не стреляет, одно дело; попадать же в неприятеля под его ядрами — другое… Чтобы команды наши заблаговременно приучились слышать свист ядер, предлагаю посылать по очереди на один час по гребному судну с офицером на каждый из двух буйков, поставленных по обе стороны ближайшего к эскадре щита, в некотором расстоянии от него… Сколько время мне позволит, я буду сам навещать эти буйки, что советую и гг. командирам".
Периодически Бутаков любил собирать у себя на флагмане молодых офицеров, с которыми проводил занятия по морскому делу. Мичманы, потея, выполняли контрольную прокладку, решали астрономические задачки, докладывали о состоянии иностранных флотов. Наряду с этим старый адмирал много рассказывал им из своей богатой морской практики, да и просто говорил о делах житейских.
Однажды, говоря о том, к чему должен стремиться молодой офицер флота, Григорий Иванович внезапно задумался, а потом сказал:
— Знаете, господа, в жизни каждого моряка есть свой штормовой предел, то есть наивысшая из взятых им в жизни вершин. Поэтому я желаю, чтобы ваш штормовой предел был как можно выше, только так можно добиться чего-то стоящего в служении нашей матушке России!
В плаваниях по Балтике на "Севастополе" мичман Миклуха провел и всю кампанию следующего года. Наконец, в 1875 году "Севастополь" был освобожден от обеспечения практики гардемаринов и стал заниматься отработкой боевого маневрирования в составе броненосной эскадры в финских шхерах под брейд-вымпелом начальника штаба эскадры капитана 1-го ранга Г.Н. Забудского. И снова Миклухе повезло с начальником. Григорий Николаевич Забуцский являлся воспитанником самого адмирала М.П. Лазарева, участвовал в Синопском сражении. Во время обороны Севастополя в 1854–1855 годах сражался на легендарном 4-м бастионе, был трижды ранен. За отличие в этих делах награжден орденами Анны 4-й степени "за храбрость", Владимира 4-й степени с мечами, золотой саблей "за храбрость" и Георгиевским крестом 4-й степени. В дальнейшем много плавал на Балтике под флагом адмирала Г.И. Бутакова, совершил плавание из Архангельска в Кронштадт, командовал различными кораблями.
